— своим прирожденным и естественным правом. С этой стороны мы действительно вели себя по отношению к женскому вопросу очень преступно.
Других же вин никаких мы за собою в вопросе о женском воспитании не видим. Следуя неуклонно приведенному нами пироговскому правилу, правилу святому, умному и единственному из всех правил воспитания выдерживающему всестороннюю критику, мы ведем своих детей гораздо ближе к прямой и естественной жизни, чем полагают некоторые специалисты по женской части. Мы имеем все шансы рассчитывать, что при пособии совершенно равносильных нам хороших женщин нашего времени, одинаково смотрящих на дело воспитания, мы возрастим поколение женщин, лучшее и более солидное, чем многие прежде сшедшие поколения, и увидим в этих женщинах человека — образ и подобие Божие, состоящий в правде и преподобии истины. Увидим женщин долга и обязанностей, а не женщин фраз и рассуждений, размноженных в наш смутный век специалистами по женской части. И когда мы увидим этих подрастающих женщин с задачею исполнить свой долг на земле и свою обязанность человечеству, а не препираться весь век о правах, — мы тихо со всяческим спокойствием прочтем себе: «Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко», и сойдем под смертную сень, зане все, что мы были в силах совершить в краткий век наш, будет нами совершено. Затем на покинутое рало наше пусть наложит тогда свою руку новый пахарь, новое поколение, борозды которого пойдут, может быть, и глубже и тверже тех, которые провели мы, застигнутые врасплох, без подготовки, с одним святым заветом отцов своих: любить Русь, чтить имя женское и уважать святыню и неприкосновенность семьи, — словом, с заветом, который был для нас в жизни превыше наших слабых знаний и который, господствуя над нами силою своих преданий, не допустил нас ни до каких грубых увлечений оскотовляющими, идоложертвенными теориями. Мы умрем, сознавая, что мы и наши сверстницы, наши подруги сделали для воспитания добрых семян в душах женщин, оставляемых нами будущему веку, все, что могли сделать люди одного поколения, весь век которых перед лицом истории жизни государства не более, как один «день вчерашний».
——
Мы расходимся с присяжными специалистами по женской части вовсе не потому, чтобы полагали, что женщине разумная свобода вредна и открытие путей к независимому существованию неуместно.
Огромная разница между нами и специалистами по женской части заключается вовсе не в этом. Такою эту разницу представляют себе женщины, открыто нигилиствующие (нравственный кодекс которых, все совершенствуясь и совершенствуясь, дошел уже до того, что об нем неудобно говорить в печати), да женщины, наружно, в силу предания, еще хотя и уважающие солидность женского характера и поведения, но в глубине своего сознания склонные надо всем этим издеваться и даже с любовью готовые нигилистически поманкировать и своим добрым именем, и своею честью. Эти явные и потаенные нигилистки да занимающие их праздные умы специалисты по женской части, видя, что нас нельзя разуверить, что разврат под всеми названиями, какие бы для него ни были изобретены, все-таки есть разврат, а не свобода, — старались прокричать, что мы враги женского освобождения, женского воспитания и женского труда.
Главная же разница между нами и всеми нигилиствующими заключается в том, что женские специалисты и нигилисты держатся старинных правил двуличности, в которой они упрекали редактора «Домашней беседы» г. Аскоченского, «достигающего (по их выражению) земных благ небесными путями», а мы держимся иных, несколько новых начал, начал откровенной и бесхитростной прямоты. По самому характеру целей, нами преследуемых, мы можем идти этими путями и ни в каких иезуитских приемах не нуждаемся, а они должны маскировать свои цели и держаться подьяческих хитростей доброго старого времени. Мы знаем, что есть любовь, есть страсть, увлечения и даже есть легкая любовная шалость, и не отвергаем их существования, и не осуждаем не только ищущих любви, но и даже обходящихся при удовольствиях любовных шалостей. Но не так думают специалисты по женской части и нигилисты (что, впрочем, все равно, потому что, за исключением гг. Соловьева и Карновича, всякий специалист по женской части есть нигилист, и всякий нигилист есть непременно специалист по женской части). Они начали с издевательства над восторгами наших поэтов по поводу женской красоты:
«Дианы грудь, ланиты Флоры» и «Ножка Терпсихоры»
мутили их до того, что они не могли без ругательства произнесть имени Пушкина, который, будь он жив, раздавил бы их всех со всеми их теориями одним «железным стихом» своим.
«Кудри девы-чародейки»
почтенного ветерана русской поэзии Бенедиктова перевернуты были в пародии в «Ваньку-Таньку». Лермонтовский «Демон» или, лучше сказать, страстные строфы лермонтовского «Демона» были также избраны предметом для глупых пародий, рассказанных лошадиными языками развязных поэтов «Искры». Все, что есть теплого и милого в стихотворениях Фета, начиная с стихотворения:
«Какое счастье: ночь, и мы одни!»,
до безглагольного
«Шепот, робкое дыханье»
и до грациозной «Крошки», — все это было перековеркано и названо клубниччиной, и Пушкину, с тою же логичностью, которая отличает все нигилистические суждения, навязывались в идеал его
Вот, говорили, куда эти идеалисты ведут женщин, уговаривая их сначала, что они рождены для поклонения, а потом сажая их на дрожки, которые помчат их по петербургской мостовой к одному из притонов приезжающего разврата!.. Но сами эти враги «певцов красы», конечно, не были свободны от обаяния груди Диан и ланит Флоры: они требовали самых простых и самых грубых услуг от женщины, но желали это замаскировать. И вот великим вредностям прежнего пушкинского направления противопоставлялось приглашение к труду. «Труд, труд и труд» — только и раздавалось в течение целых годов на страницах нигилистических журналов. А когда в редакцию одного из таких журналов стали присылаться от взманенных подобными статьями женщин письма с просьбами поруководить их, как приступить к организованию трудовой и независимой жизни, — некоторые сотрудники этого журнала, имя которых с позором воспомнит история, положили начало учреждению известной Петербургу Знаменской коммуны… По примеру этой коммуны, в самое быстрое время в Петербурге вдруг возникло несколько подобных коммун, и такие же коммуны учредились в Москве. Коммуны эти, находясь под управлением разных специалистов по женской части, были похожи одна на другую как две капли воды тем, что труда и общежительства, во имя которых они учреждались, в них не было или было менее, чем во всяком частном доме, но свобода половых отношений и специализированье этого вопроса были доведены в них до такой безграничности, что полиция столицы, равнодушно смотревшая на политические затеи коммунистов, стала обращать внимание на жизнь коммунисток, подходившую к образу жизни женщин, подведомых надзору медико-полицейского комитета. Подлежащим ведомствам стало известно, что специализированье вопроса о свободе было доведено до внимания к средствам, дающим возможность жить, ни в чем своему организму не отказывая и в то же время не наживая детей. Стало известно, что в образец такой жизни приводился образ жизни женщин, составляющих общественную собственность, и что как сведение женщин к разврату в коммунах было покрываемо флагом труда, так и специализированье бесприплодной жизни покрывалось философскою теорией Мальтуса, по которой большое размножение человеческого рода, как известно, считается вредным. — Земные, самые низкие, самые недостойные цели, перед которыми ничто всякая корысть и любостяжание, во имя которых будто бы ханжит г. Аскоченский, прикрывались выспренными принципами: трудом и философской теорией!..
Предвидя, что это кончится такою гадостью, какою это действительно кончилось и в какой ныне мало-помалу начинают сознаваться сами жрецы всех этих теорий, люди наших воззрений, разумеется, не могли относиться без презрения к речам о труде, за которым заднею мыслью стояло низведение отторгнутой от семьи женщины до необходимости погибнуть.
——
Что же касается до самого труда и до того, что кобылицы на царскосельском ипподроме бегают с такою же быстротою, как и жеребцы, а наши девушки и женщины не могут конкурировать в заработке с мужчинами, о чем убивались в самое недавнее время «С.-Петербургские ведомости», то в этом виноваты не мы. В этом виновата, во-первых, сама менее сильная натура женская, а во-вторых, и род ближайших занятий женщины, указываемых ей ее природою. Мы сказали, что, по-нашему мнению, общество русское нуждается в хороших матерях и женах гораздо более, чем в искусных специалистках, и потому задачею женского воспитания должно быть умножение числа хороших женщин, чему в свою очередь должна помогать здоровым и честным направлением и литература. К нашим словам мы присоединим слова большинства женщин, которые ни за какую эмансипацию не отдадут своих семейных обязанностей. Нам часто говорят, что обличение нигилистических и всяких других происков дело полиции, а не литературы. Если это так, то будет еще основательнее сказать, что устройство заведений, где женщины имели бы возможность усваивать себе полезные специальности, уже совсем дело не литературы, а специалистов по женской части. Они первые должны принести специализированью женщин те жертвы, каких это дело требует, ибо они были первые, которые о нем вопияли. Высшее женское училище в Америке, как известно, устроено на частные средства; пусть же и наши специалисты по женской части не стоят на этой дороге столбами, указывающими путь, по которому сами идти не могут. Мы знаем, что такое училище пригодится для весьма незначительного числа русских женщин, которые семейному призванию предпочтут специализированье себя в какой-нибудь науке. Но мы от всей души желаем, чтобы и эти исключения нашли себе средства удовлетворить своим стремлениям. Пусть семьи живут себе своею жизнью, пусть будут и специалистки. Мы уверены, что ни общество, ни правительство не бросят бревна поперек дороги такому начинанию; но, во-первых, пусть же это будет начинание, а не бесконечная болтовня. Пусть специалисты, сочувствующие мысли основания высшего училища для женщин, идут путем, которым и следует идти в делах подобного рода: пусть они первые покажут свою готовность служить этому делу своими пожертвованиями. Это будет дело, а не фразы, не разговоры, из которых состоял до сих пор весь женский вопрос. Пусть общество увидит в этом действительные заботы о доставлении женщинам средств достигать высшего образования, и мы нимало не сомневаемся, что не будет ни одного органа в русской прессе, который бы не принял самого горячего участия в этом деле. Что касается до нас, упрекаемых во враждебности к женскому вопросу, то мы, оставаясь при всех высказанных нами об этом вопросе убеждениях, первые с величайшей готовностью вызываемся обречь пожизненно известную часть нашего заработка на основание капитала для высшего женского училища.
Специалисты по женской части и нигилисты легко могут найти в рядах своих людей, которые достаточно сильны, чтобы положить почин этому делу и открыть ему дальнейшую дорогу, а женщины, желающие ученой специальности, имеют полнейшее право требовать, чтобы,
