одерживаемых маниею говорить, подскакивают, приподнимаются, встают и жаждут слова, чтобы пустить потоки давно сдерживаемого ими и томящего их красноречия… Крики: «На голоса! на голоса!» заставляют этих членов парламента снова спокойно сесть на свое место и шептать свою речь самому себе мысленным шепотом. Благодаря стараниям уипсов, голоса в пользу немедленной вотировки беспощадно одерживают верх — и прение кончено.

Но уипсы решают не только, кто будет говорить, но и в каком порядке должны следовать один за другим друзья и недруги. Какой-нибудь опасный противник министерства заявляет, что он намерен произвести на него нападение в такой-то вечер. Кого выставить против него? Конечно, надо поставить против него борца, равного ему по силам. Уипсы решают, кто ему должен возражать, и тогда, хотя бы целые десятки консервативных посредственностей домогались поломать копья за министерство, ретивость их не получит приложения, и будет говорить только способный, выбранный уипсами оратор. Так уипсы распоряжаются членами парламента с некоторым обидным самовластием, и члену парламента, не известному своими ораторскими способностями, редко, редко уже при особой с его стороны настойчивости и домогательстве удастся захватить себе слово, да и то дадут ему говорить в обеденное время или же по вопросу, не возбуждающему общего внимания, — что все равно, что говорить перед пустыми скамьями.

Как ни щекотливы и трудны перечисленные нами обязанности уипсов, они далеко еще не исчерпывают всей их деятельности; у них остаются задачи еще потруднее. Они служат посредниками между министром-президентом и оппозициею. Министру-президенту нередко приходится опасаться, чтобы красноречие ораторов оппозиции не перетянуло на свою сторону большинства. В таком критическом положении и сам министр-президент обращается к уипсу. Уипс знает всех парламентских друзей и недругов и ведет интригу. Он отыскивает среди последних наиболее податливых и вместе с тем наиболее влиятельных и предупреждает их, что первый министр намерен внести предложение в таком-то духе, благоприятном целям оппозиции, и что потому в интересах самой оппозиции не надобно ослаблять министерство слишком рьяными нападками на это предложение, так как оно вслед за тем намерено внести такие-то предложения (которые оппозиции на руку). Относительно людей шатких, как и нейтральных, голос которых имеет значение только во время голосования, употребляется иная тактика. Тут уипс только просит первого министра публично раскланяться в коридоре с каким-нибудь нейтральным Брауном, колеблющимся Джонсом или честолюбивым Робинзоном, осведомиться об их здоровье, об урожае на хлеб или картофель. Молодой и стремящийся составить себе карьеру Робинзон вдруг слышит у себя за спиною толки о том, как лестно отозвался о нем первый министр, и у него ушки на макушке, и он весь раб и покорный слуга министра. На иных же, матерых Булей, которых ничто такое не берет, действуют через их жен. До супруги которого-нибудь из этих непокладливых господ вдруг доходят таинственные слухи, что министр намерен пригласить ее вместе с ее поблекшими дочерями на первый бал, который даст, а к этому какая же леди равнодушна? Она употребит все силы оберегать мужа от всех увлечений, которыми тот мог бы прогневать премьера. Так дела и делаются различными скромными, дипломатическими путями. Но есть у уипсов еще труднейшие задачи — это, например, содержание живых сил боевого строя своей партии наготове и в порядке. Выполнение этой задачи гораздо труднее, чем кто-нибудь может подумать. Большинство членов отличается таким убийственным равнодушием, что предпочитает постоянно блестеть своим отсутствием, ссылаясь в крайних случаях для обезоружения своего уипса на какие-нибудь страшные болезни. Когда в парламенте ничто не нарушает мирного течения дел, уипсы машут на них рукою, но, когда от исхода прений зависит судьба министерства, уипсы все поднимают на ноги. На мнимо больных они действуют через посредство влиятельных соседей, честолюбивых соблазняют надеждою на получение места, охотников до развлечений — каким-нибудь неслыханным празднеством. Деятельность их не ограничивается, однако, этими мнимо-больными. На решительных голосованиях должны присутствовать и действительно больные, если только они не умирают. Им предоставляются все удобства сообщения, купе первого класса, мягкие кресла на колесах и проч. При внесении билля о реформе министерства Росселя—Гладстона три года тому назад либеральный уипс Бранд превзошел самого себя в этом искусстве собирать свою партию. В палате появились члены, которых никто не видал в течение целого десятка лет, престарелые старцы, подагрики, паралитики в креслах, больные, обложенные подушками, калеки на костылях наполнили ряды либеральной партии. Консерваторы, с своей стороны, не ударили лицом в грязь, так что почти все 650 членов подали свой голос. Никогда еще палата не бывала в таком полном составе, как в эти достопамятные дни.

Немалых хлопот тоже стоит уипсам и собрать заседание, и продлить его до известного часа и минуты.

Заседание может состояться только при 40 членах; если к 4 часам их не оказывается, заседание на этот вечер откладывается. Конечно, подобные случаи редки, но все-таки они бывают, а как раз оппозиции или министерству в этот вечер надо чего-нибудь добиться.

Стоит тому или другому уипсу пожелать, чтобы заседание состоялось, и он уже устроит его.

Из парламента идут телеграфные проволоки во все клубы и части города. Помощию этих проволок уипс сзывает необходимых ему членов, привычки и образ жизни которых ему как нельзя лучше известны. Часто случается, что в пустую залу нижней палаты, по которой печально расхаживают какие-нибудь 15–16 человек, вдруг с первым ударом четырех часов появляются со всех концов до 30 и до 40 членов «спасителей», и заседание составляется. Нередко, однако, для сбора манкирующих членов красноречие и электричество оказываются недостаточными, и более решительное действие оказывают доброе старое вино и превосходные сигары, на которые уипс пригласит, да кстати усадит и поприсутствовать в заседании. Уипсы получают за свою шестимесячную службу тысячу двести фунтов жалованья. Это, конечно, не Бог весть как много, но и не мало. А скупиться уипсу нечего, потому что ему предоставлено право черпать, сколько угодно, из фигурирующих в бюджете таинственных «сумм на необходимые издержки».

Таким образом уипсы устроивают заседания. Посмотрим теперь, как им удается держать заседание до нужного по их расчетам срока. Положим, что какие-нибудь важные для партии уипса прения грозят окончиться тремя часами ранее, чем ожидали, так что отсутствующим главным ораторам, которые рассчитывали говорить еще не ближе, как часа через три, не придется и вовсе ударить на врагов своей партии. Палата почти пуста, маленькие огоньки красноречия догорают, на министерской лавке какой-нибудь одинокий член министерства тщетно борется с одолевающим его сном. Уипсы с беспокойством замечают, что плохенькие ораторы кончили ранее, чем на них рассчитывали, и прения грозят умереть от истощения сил. Почти все члены палаты разбрелись по ближним и дальним ресторанам и клубам, а до их возвращения невозможно допустить вотировки. Судьба вопроса висит на волоске, и в самом деле есть отчего прийти и в страх, и в отчаяние. Но находчивость уипсов неистощима. У них есть всегда про запас двое или трое депутатов, обладающих силою красноречия сорока пасторов и способностью неистощимого словоизвержения, перед которыми мог бы спасовать и г. Безобразов. Уипсы немедленно отправляются за этими речистыми подставами, взводят их на ораторскую трибуну и заставляют оттуда фактически доказывать миру, что за отсутствием идей можно очень долго пробавляться. одними словами. Часа два или три продолжается это переливание из пустого в порожнее, а тем временем гонцы летят, телеграммы рассылаются по всевозможным клубам и другим увеселительным местам, где предполагаются в это время нужные члены палаты. У какой-нибудь герцогини бал, — член на бале и располагает веселиться, но уипс без жалости тащит его оттуда, и член покоряется. Чарующие звуки в опере тоже теряют свою чарующую силу, как только посланник уипса является на пороге ложи. Всеведующие уипсы знают, где найти каждого члена в любой час ночи. И вот нужные члены отысканы, и, как бы по мановению волшебного жезла, замиравшие прения вдруг оживляются. Денди являются толпами в черных фраках и белых перчатках, вздыхая о покинутой бальной зале. На министерской скамье все места заняты. Запасные ораторы напрасно силятся продолжать свое переливание из пустого в порожнее, — целый взрыв свистков их прогоняет немедленно. Первый министр и вождь оппозиции готовы сразиться. Палата в волнении, и напряженное ожидание придает оживленное выражение даже лицам самым тупым и неподвижным. Понятно, что такое кипение деловой жизни сообщает и людям, и нравам их тот деловой характер, которому у нас многие так искренно завидуют, глядя на родное беспрестанное слонянье из угла в угол, благодаря которому развиваются характеры рыхлые, сантиментальные и слабые, и в жизни господствуют и царят пересуды и сплетни, заменяющие собою серьезные заботы, достойные мужчины.

Величайшим из событий английской палаты общин за последнее время были прения об уничтожении государственной церкви в Ирландии. Только проникнув в тайны уипсов можно понять, каким образом этот самый жгучий из всех современных вопросов Англии мог быть решен в четыре ночи, и каким чудом в палате, где часто бывает трудно собрать 40 членов, по этому вопросу 618 народных представителей подали голос за Гладстона. Не менее оживленное зрелище представляли заседания во время прений по этому вопросу и в палате лордов. Обыкновенно зала палаты лордов с своими почти пустыми красными бархатными скамьями, несмотря на все свое великолепие, наводит какую-то тоску и уныние. Как мумии в обширной гробнице, восседают там и сям лорды, величаво-спокойные и томительно-монотонные в своих речах. Скукою веет от пустых скамеек членов, публики и стенографов, которым праздное слушание здесь кажется во сто раз утомительнее безустанной работы в нижней палате. Но 2(14) июня все как бы каким волшебством изменилось. На скамьях не оставалось пустого местечка; всякий садился, куда попало; дамы, которым удалось добыть себе билет, не заботились уже о том, что изомнут платья. Все пространство залы перед троном до верхней ступени занимали члены тайного совета и те, кто имел право входа туда; на передней лавке сидели принц вэльский, герцог кембриджский, лорд Россель, герцог Арджиль; епископов было множество; члены нижней палаты, между прочим Гладстон и Дизраэли, входили, выходили и толпились в зале до полуночи; но самый лучший фон картины составляли дамы в изящных вечерних нарядах, в которых преобладающим цветом был голубой всевозможных оттенков, — словом, зала представляла зрелище, не уступавшее зрелищу самой роскошной бальной залы; не доставало только музыки. Но лорды все-таки сдержали свой характер и оставались в своем «строгом чине». Хотя вопрос затрагивал самые жгучие интересы их, они сумели сохранить свое всегдашнее наружное спокойствие и флегму. Обыкновенный порядок заседания не был нарушен ни на иоту, и никто не говорил оживленнее обыкновенного.

* * *

Несмотря на