кушанья или даже к образованию и развитию наших собственных детей, мы не умеем отрешиться от права хозяина. А совершен наем, чуть только перешла женщина под мирную сень домашнего крова, гляди, хозяин уж и пошел предъявлять хозяйские права. Гувернантка или кухарка — все равно, одни стремления, разница только в приемах, да и то весьма небольшая. А вступится женщина за свои права — беда подымется! Скотская страсть разгорается и делается все дерзче до тех пор, пока толчок ухватом в кухне или нулинская пощечина в классной комнате не обратит их в гонения и клеветы, которым так охотно верит весь род человеческий вообще и нежная его половина — в особенности. Засим отвергнутый хозяин встает на дыбы, начинает бодаться и устраивает изгнание капризной женщины, если она сама не предупредит его и не уйдет от разврата в бесприютность, встречать там новые оскорбления и ловушки со стороны общей развращенности, рассматривающей всякую женщину как предмет для удовлетворения минутной прихоти.
Делается все это, конечно, и не в одной матушке России; нанимают женщин огулом на всякие услуги даже и в философской Германии, а во Франции это случается, может быть, еще и чаще, чем у нас; но сила в том, что везде это — дело любовное, стало быть, тут уж и говорить нечего — просто судит их Бог; а то худо, что у нас все это сделалось возможным не ad libitum,[140] a de jure,[141] по львиному праву, основанному на злой сатире “нанялся — продался”. Вот отчего у нас порядочный человек — мужчина, а наипаче благонравная женщина смотрят на наемный труд как на тяжкое горе и среди живой потребности заработка стесняются предложением своего труда. Не разумея здесь лентяев и тех женщин, которых несчастное воспитание приготовило к неминуемому падению, мы знаем много и очень много людей, из среды которых раздается известный стих Грибоедова “служить бы рад — прислуживаться тошно”, и самые отчаянные, самые болезненные раздирающие душу ноты в этом вопле поются слабыми голосами наших жен, сестер и дочерей.
А еще, помнится, какой-то из современных мыслителей не довольствовался правами нанимателей и предлагал ввести обязательные аттестаты для нанимающихся. Хороши бы мы вышли с этими аттестатами; оправдывайся там себе чем знаешь, как хозяин пропишет в аттестате, что ты вот такая-то и такая-то. Ищи общественного мнения как ветра в поле или Франклина в море. Теперь, когда Россия призвана к новой жизни, вольнонаемный труд становится господствующею формою труда, нам следует оглянуться на свое прошлое, забыть разные свои права бесправия, отрясти пыль предубеждений, насевших на наши ноги, и подумать о том, чтобы наемная служба у нас была возможною для людей, не торгующих своею честью и своими убеждениями.
Пора уважать в людях неотъемлемые права человеческой свободы.
ЛЕСОСБЕРЕЖЕНИЕ, УЛУЧШЕНИЕ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА И ДВОРЯНСКАЯ ДЕНЕЖНАЯ ССУДА
(“Сельское хозяйство”, журнал, издаваемый при Московском обществе сельского хозяйства, 1861 г., март, том I, № 3-й. Москва)
Известное дело, что какую специальную, а наипаче сельскохозяйственную статью ни напечатай в журнале неспециальном, господа специалисты-практики, и особенно сельские хозяева, всячески стараются как-нибудь ее охаять, и охаять преимущественно со стороны непрактичности, неудобоприменяемости — это уж так водится и вошло у нас в общую привычку. И Усов, и Преображенский, и Бабарыкин, и даже сам Теер весьма часто пользуются у нас, в ином помещичьем кругу, весьма незавидной репутацией книжников и теоретиков; и много-много есть у нас весьма полезных сельских книг, о которых наши благородные землевладельцы знают так только наслыхом, но тем не менее крестят их именем чепухи и вздора. Помести в журнал какую-нибудь хозяйственную статью кто-нибудь из профессоров, увлекающих слушателей своими лекциями, хоть, например, в зале Императорского вольно-экономического общества, — иной помещик, разрезывая журнал, непременно насмешливо улыбнется и скажет соседу: “А ну, посмотрим, что он тут напутал”, и затем станет читать (если станет), придираясь к каждому слову, а как дойдет дело до рационального хозяйства, до разбивки полей, или до преимуществ вольнонаемного труда пред обязательным, или свободы труда, так соседи совсем расхохочутся, вспомнят, как сосед NN поля подклинивал, да без хлеба остался, как вольный плотник задаток взял, да и был таков, и скажут, что “все эти господа только вздор мелют и что помилуй Бог им поверить!”. Конечно, далеко не все так думают, однако еще немало господ, которые уверены, что хозяйство знают только они, просвещенные землевладельцы, и что все трактаты об агрикультуре, и особенно о сельскохозяйственной администрации, — просто какая-то поэзия, спекуляция на сбыт своего писания. Но, странное дело и непонятная вещь! Как это случается, что разные хозяйственные сочинения, написанные самими господами сельскими хозяевами и помещенные в специальных сельскохозяйственных журналах, оказываются вблизи вовсе не теми кладезями премудрости, какими представляются они, по всем вероятиям, самим авторам, гг. редакторам и известному кругу читателей. В февральской книжке “Отечественных записок” мы давали читателям отчет о проекте законтрактования помещикам солдатских рук на полевые работы и, по мере сил наших и понятий, старались указать несостоятельность этого проекта, напечатанного автором, г. Александром Бенедским, в “Журнале Общества сельского хозяйства Южной России”, а теперь перед нами лежит книга сельскохозяйственного органа другой местности нашего просторного отечества: мы говорим о мартовской книге “Сельского хозяйства”, журнала, издаваемого при Императорском московском обществе сельского хозяйства. В ней две части, подразделяющиеся на три отдела: 1) действия общества, 2) практические статьи и 3) научные статьи. Мы сегодня, собственно, будем говорить о втором отделе, то есть о практических статьях, которые в настоящее время имеют для нас особенный интерес. В этом отделе помещены нижеследующие статьи: а) по случаю составления комиссии для исследования лесной промышленности в казенных и частных лесах (Десятовского); б) о мерах к улучшению сельского хозяйства в России (Якимаха); в) о преобразовании нижегородского александровского банка в земледельческий банк (Н. Русинова) и г) об образовании дворянской денежной ссуды (Н. Александрова). Из всех этих практических статей только одна, статья г. Русинова, “О преобразовании нижегородского александровского банка в земледельческий банк”, носит характер статьи, имеющей интерес местный, и написана под взглядом особых местных соображений, а три остальные имеют предметом практическое разрешение сельскохозяйственных вопросов, занимающих в настоящее время всех вообще русских людей, сознающих, что благосостояние народное самым тесным образом связано с хозяйственным благоустройством, и с этими-то тремя статьями мы намерены познакомить читателей.
Начнем по порядку. В первой статье, написанной г. И. Десятовским по случаю составления комиссии для исследования состояния лесной промышленности в казенных и частных лесах, автор, после краткого, но сильного вступления, в котором объяснил, что “правительство, берущее на себя инициативу во всех вопросах, соответствующих (!) прогрессивному развитию нашего отечества, озаботилось учреждением во всех губерниях комиссий для исследования лесной промышленности в казенных и частных лесах”; что комиссия открыта в Черниговской губернии и “состоит из лиц, назначенных правительством, и из помещиков, избранных административной властью под председательством гражданского губернатора, потребовавшего от дворян известных сведений по предмету лесного хозяйства”; излагает тоже в довольно кратких, но сильных словах огромное значение правильного лесоводства и указывает на него как на статью, которая “должна составлять одну из важнейших забот правительства и частных владельцев” (стр. 53). Указывая на особенную важность лесного материала в России, автор вспоминает то былое “время, когда непроходимые леса встречались во многих местностях России, когда лесные дачи не составляли той ценности, какую они приобрели в настоящее время”; скорбит о том, что “неразумное употребление лесного материала, разработка под пашни (чего? вероятно, лесосек или чищоб), злоупотребления (какие?) произвели опустошения, непроходимые леса остались кое-где в северо-восточной России, составляя собою редкость (ну, там они не совсем редкость), а между тем потребность в лесных материалах все более и более увеличивается” (стр. 54). “Итак, вопрос о лесоводстве, — заключает автор, — вопрос не частный, а государственный, требующий постановлений, вполне обязательных (!) как для казны (!!), так и для частных владельцев лесов (!!), ограждение которых от неразумного и злоупотребительного употребления (ipsissima verba[142]) лесных материалов есть дело первой важности. Смотря с этой точки зрения, мы (то есть автор и редакция) находим, что, в ожидании более зрелых законоположений (а теперешние разве еще не созрели?), весьма бы полезно применить ко всей России правила для сбережения лесов, существующие в прибалтийских провинциях”, с некоторыми изменениями, которые автор признает нужными вот почему: “В прибалтийских провинциях (говорит он), по историческому развитию этих провинций, поселение вообще гораздо более цивилизовано, чем в остальной России. Высший слой общества, по своему образованию, более усвоил чувство законности, которое отразилось и на народных массах. Люди, состоящие на службе во всех управлениях страны (ну, не во всех) боятся общественного мнения (есть такие, что и не боятся, “лишь бы скажет иной, солнце грело, а звезды — черт с ними!”), которое там уже сложилось, а следовательно, и нравственность народная и нравственность административных лиц представляет надежное ручательство, что правила касательно лесосбережения, вызванные местною потребностью, исполняются добросовестно, точно. Вследствие такого положения страны (продолжает автор), произвол не может выражаться безнаказанно; чувство правды и справедливости составляет, можно сказать, принадлежность всех классов; редко можно встретить обиду, не удовлетворенную законно, и это так глубоко вкоренилось в нравы, что, при спорах владельцев с крестьянами, суды, составленные из владельцев, почти всегда бывают на стороне поселян, потому что жалобы их (то есть крестьян) заключают в себе или справедливость, или неясное понимание права”.
Засим автор обращается к другим местам России (стр. 55), где, говорит он, “произвол, это детище крепостного права (не одного крепостного), все еще существует. Лица, облеченные административною властью, или недостаточно образованны, или невежественны и своекорыстны; чувство законности редко в ком составляет насущную потребность; крестьяне не понимают права собственности, потому что и личное право, и право собственности они издавна утратили (писано, очевидно, до обнародования манифеста 19-го февраля); им кажется, что леса, для которых казна и владельцы не употребили никакого капитала, принадлежат всем без исключения, а следовательно, и пользоваться ими может всякий безнаказанно, как общею собственностью, дарованною Провидением”. Здесь г. Десятовский упоминает, что “запрещение рубить и вывозить лесной материал у нас считается притеснением” и что леса истребляются разными незаконными путями, которыми пользуются не только крестьяне, но и некоторые дворяне, “на основании возможности ускользнуть от законного преследования. Остановить такое неразумное стремление может лишь одно просвещение, уяснение понятий о правде, праве и экономических началах…” Если остановимся на этом, то нельзя не признать, что г. И. Десятовский не только автор весьма благонамеренный, но и человек здравомыслящий; ибо, устранив его увлечение относительно того, что леса
