что, рядом с этими льготами, им, вероятно, не отказано будет и в праве снова учредить школы, в которых могло бы обучаться их юношество. Тогда, высказывая эти надежды, раскольники северо-западных общин заявляли, что они желали бы иметь школы не такие, какие были в Москве, где будто бы “все образование было направлено к тому, чтобы внушить детям отвращение к церковникам-никонианам”, а такие школы, какие были и какие будто бы и поднесь потаенно существуют у старообрядцев Риги. При всех этих ходатайствах заметно было, что русские старообрядцы, указывая на рижскую общину, представляют себе эту общину идеалом всестороннего благоустройства и желанной свободы. Правительственное лицо, к которому простирались эти ходатайства, прежде, чем отвечать на них, желало ознакомиться с тем, что такое была прежняя уничтоженная рижская школа; что такое ныне потаенно там существующая школа, и вообще, что такое составляет в образовании рижан идеал старообрядцев, стремящихся к учреждению у себя школ?
Раскольничья школа существовала в Риге при так называемом гребенщиковском богоугодном заведении (заведение это называется “гребенщиковским” потому, что оно устроено щедротами некоего старообрядца Гребенщикова — радетеля об общественном благе).
Школа при гребенщиковском заведении помещалась в одном здании с больницею, приютом для требующих общественного призрения, большою моленною, певческою и кельями. Заведение это состояло в ведении рижского приказа общественного призрения; а школа на общих основаниях приходских училищ подчинялась надзору местного директора училищ. Учителем в этой школе был шкловский мещанин Емельянов, обучавший детей чтению, письму и арифметике. Чтобы учитель Емельянов внушал воспитанникам рижской школы вражду к господствующей церкви и к церковникам-никонианам и чтобы в рижской школе вообще держалось такое раздражающее направление, этого из дел архива не видно.
Из представления же рижского гражданского губернатора г. Егора фон-Фелькерзама генерал-губернатору барону Палену от 15 августа 1830 г. за № 72 узнаем, что и названный нами учитель, шкловский “мещанин Дорофей Дмитриев Емельянов был человек экзаменованный, имел от губернского директора училищ свидетельство, выданное ему 28 сентября 1828 г. за № 649, в удостоверение, что он имеет право преподавания наук в первоначальной школе”.
Так, школа при гребенщиковском заведении существовала открыто; обучала и выпускала воспитанников, и никто не обращал на нее никакого внимания и не находил в существовании ее никакого вреда ни для нравов, ни для государства. До 1830 г. гребенщиковская школа идет тихо и мирно, и история школы за весь этот спокойный период ее существования не представляет ничего занимательного. Наибольший интерес в это время она представляет не как педагогическое учреждение, а как приют, в который подбирали с улицы бедных детей. В гребенщиковской школе учили детей чтению, письму да арифметике и потом обученных всему этому мальчиков пристроивали в лавки к торговцам или в ученики к ремесленникам; а из тех, у которых оказывались хорошие голоса, формировали хор для молитвенного пения. Из разговоров с бывшими учениками гребенщиковской школы (из которых некоторые уже оставили раскол и присоединились к православию) оказывается, что в гребенщиковской школе отнюдь никогда не было такого вредного направления, которое было в свое время обнаружено в московской школе Ковылина. Рижская гребенщиковская школа имела только то сходство с московскою школою Преображенского кладбища, что она была в образовательном отношении учреждения довольно слабая. Умнейшие из рижских раскольников, сколько-нибудь способные понять и оценить достоинство школ, не выражают никакого сочувствия ни к курсам, ни к методам преподавания уничтоженной гребенщиковской школы, но при всем том они сетуют о ее закрытии. Они сетуют об упразднении этой школы потому, что, как ни плоха была, она все-таки давала возможность огромному количеству сирот, тяготящих рижскую раскольничью общину, обучаться грамоте и делаться полезными детьми, тогда как ныне дети эти, шатаясь без всякого дела, занимаются ремеслом, которое дало им название “карманщиков”.
Как и по какому поводу в Петербурге вспомнили о рижской гребенщиковской раскольничьей школе, я не встретил в делах рижского генерал-губернаторского архива никаких сведений; но покойный попечитель рижской общины Петр Андреевич Пименов говорил мне, что обществу вздумалось будто бы попросить правительство не то о какой-то субсидии для школы, не то о расширении ее программы, и эта просьба была причиною того, что на школу обратили внимание и закрыли ее. В какой степени этот рассказ Пименова заслуживает вероятия, — теперь отвечать трудно, а из дел генерал-губернаторского архива видно лишь то, что в начале этой истории лифляндский, эстляндский и курляндский генерал-губернатор и попечитель дерптского учебного округа барон фон дер Пален в августе 1830 года нашел себя обязанным “довести до Высочайшего сведения: с чьего дозволения заводит школы совет рижского старообрядческого общества? Какие учителя находятся в означенных школах? И имеют ли они законное на то право?” Когда таким образом барону Палену представилась надобность представить категорический отчет на этот вопрос, то его это очень затруднило, и он, будучи попечителем учебного округа, в котором находилась школа, сам на этот вопрос отвечать не мог, а нашел нужным потребовать спрашиваемых у него сведений от рижского губернатора Егора фон Фелькерзама. Г. фон Фелькерзам, хотя и не обязан был ведать дела школы ближе попечителя, однако 15 августа 1830 года за № 72 отрапортовал барону Палену, что “совет рижского старообрядческого общества ныне вновь школ не заводит, а содержит школу при молельне и богадельне своей с самого основания этих заведений и что в школах воспитание детей руководствуется назначениями, изображенными в правилах, утвержденных 20 февраля 1827 года предместником барона Палена, для управления богадельни, больницы, сиротского отделения и школы рижского старообрядческого общества”. При этом губернатор Егор фон Фелькерзам представил попечителю и самые правила на управление богадельни, больницы, сиротского отделения и школы рижского старообрядческого общества. Правила эти, утвержденные 20 февраля 1827 года предместником барона Палена, маркизом Паулуччи, представляют собою очень немалый интерес. При рассмотрении этих правил оказалось, что школа утверждена не произвольно, а существовала на основании этих правил, утвержденных маркизом Паулуччи. По нашему мнению, этот интересный и до сих пор никому почти не известный документ заслуживает внимания и в настоящее время.
Правилами, утвержденными маркизом Паулуччи (гл. 12 ст. 22 о сиротах, подкидышах и новорожденных), было постановлено:
§ 114. “Принимаемых в богадельню воспитанников до восьмилетнего возраста распределять между богаделенными женского пола, наиболее здоровыми и хорошего поведения, внушая этим женщинам иметь бдительное смотрение за детьми, радея о них, как то родители о своих собственных детях учинить обязаны, со всею осторожностью и человеколюбием. О принимаемых воспитанниках объявлять каждый раз полиции и сверх того вести о них с большою точностию книгу, замечая в оной, какого именно он вероисповедания”.
§ 116. “По староверскому обряду можно воспитывать таких только детей, коих родители принадлежали к старой вере, всех же прочих детей — по тем религиям, в коих состояли родители их. Если же родители не были известны, то в таком случае младенцев крестить и воспитать по обряду греко-российской церкви”. (Под словом греко-российской должно разуметь господствующую православную церковь, которую раскольники не хотят называть православною, считая, что православные одни они.)
§ 118. “Всех сих сирот снабжать от богадельни всеми потребностями”.
§ 119. “Воспитательницы, попечению коих таковые малолетные сироты вверяются, должны пещись о них, как были бы их дети собственные, всякий день поутру и к вечеру умывать им лице и руки, а поутру вычесывать им головы и вообще содержать детей в чистоте и опрятности; белье переменять еженедельно, а если понадобится, то и чаще, и смотреть, чтобы платье и обувь были целы и чтобы младенцы не ходили босиком, особливо на двор или на улицу. Наблюдение за сим возлагается и на попечителя”.
§ 120. “По достижении двухлетнего возраста каждому дитяти прививать предохранительную оспу в назначенное тому врачом время, не оставляя отнюдь никого из оных без прививания”.
§ 121. “Для изучения прививания предохранительной оспы выбрать одного или двух оказывающихся к тому способными из прислужников богадельни и отдать таковых для изучения к врачу”.
§ 123. “По достижении младенцами обоего пола восьмилетнего возраста отдавать их в школу для обучения чтению, а младенцев мужеского пола и писанию и арифметике, по крайней мере первых пяти правил или специй”.
§ 124. “По достижении двенадцатилетнего возраста обучать их в религии, заставлять их несколько часов каждодневно читать Священное Писание и обучать во всех отношениях различать добро от зла; изъяснять им несчастные последствия от злых, а хорошие от добрых деяний, предостерегая от первых, соделать их тем полезными гражданами и сочленами гражданского общества. Сверх того, по достижении двенадцатилетнего возраста, отдавать купцам для обучения торговле, или ремесленникам или земледельцам, или же в услужение, чтобы, с одной стороны, дети могли приобресть познания, нужные для полезного общежития и приобретения промышленности, а вместе с тем и обеспечивающие их будущее существование; с другой же стороны, чтобы заведение освободилось от не нуждающихся более в его пособии”.
§ 125. “Учитель имеет обязанность наблюдать, чтобы все в предыдущих параграфах назначенные правила на счет содержания малолетних сирот и детей были выполняемы со всею точностию”.
§ 126. “Он, как учитель и воспитатель юношества, должен пещись об образовании оного прилежным обучением и внушениями нравственных и человеколюбивых правил и тем соделать их полезными сочленами гражданского общества”.
§ 127. “Ни одно дитя без матери или воспитательницы не должно быть отпускаемо из заведения, и за сим смотреть и строго наблюдать учителю”.
§ 128. “Школьники должны являться в школу, кроме праздничных и воскресных дней, каждодневно по утрам, с апреля месяца и по октябрь, в семь часов, а с октября месяца и по апрель в восемь часов; пополудни же в час и пробыть в школе до полудня по двенадцатый час и пополудни до седьмого часу”.
“Если же школьники будут не из богаделенных жителей, в таком случае время прихода их в школу остается вышеозначенное; для выхода определяется: с апреля по октябрь в 5 часов, а с октября по апрель в 4 часа вечера”.
§ 129. “Учитель обязан вести верные списки не токмо ученикам своим, но и всем детям, находящимся в богадельне, не достигшим еще учебного возраста, не касаясь в том до обязанности попечителя, ведущего по себе списки обо всех жителях в богадельне и больнице находящихся”.
§ 130. “По достижении восьмилетнего возраста малолетных (живущих в семействах), учитель настаивает об отдаче их в школу для обучения”.
§ 131. “В школе дети мужеского пола не должны сидеть вместе с таковыми же женского пола, а иметь каждому полу особые скамейки. Равномерно не должны и жительствовать вместе, а иметь каждому полу свои отдельные покои”.
§ 132. “Каждый раз, по приходе в школу и по окончании учения, учитель с учениками своими совершает молитву по обряду христианства”.
