часть своих расходов, то эта цифра должна служить несомненным доказательством, что мы не намерены преувеличивать недостатки нашего общества. Если присоединить к ним образованнейшую и богатейшую часть нашего купечества и вообще промышленного сословия, тоже не лишенную ни достоинств, ни недостатков в ведении своих дел вообще, то мы получим таким образом ту часть нашего общества, на счет расходов которой живет почти вся остальная часть нашего городского населения. Правда, к первым двум категориям надо присоединить еще, в этом последнем отношении, большинство чиновничьего и вообще служащего сословия; но это сословие жило и на счет казны, и на счет всех вообще, хотя, конечно, и в свою очередь питало несколько торговлю и промышленность вообще, а частию и литературу и пр.
Остальная часть наших городских обывателей, мелочные торговцы, мещане, ремесленники, жили своим трудом, торговлей и работой преимущественно на дворян-помещиков, более или менее богатое купечество, чиновников и пр. Но ни торговля их, ни работы вообще не отличались, как известно, ни особенным искусством и знанием, ни особенной добросовестностью. Словом, и свободный труд выходил не лучше труда крепостного.
Каким же образом получали главные доходы свои верхние слои нашего общества? Мы сказали: преимущественно с недвижимых имуществ, то есть поместьев. Крепостные люди или исправляли барщину, или платили оброк, который соответствовал более или менее доходу от барщины. Но что это был за оброк? Он обыкновенно и в общей сложности равнялся наемной плате за землю. Но земли у нас вообще много, а потому и наемная плата за нее была невысока. Сверх того крестьяне пользовались, например, большею частию даровым лесом и истребляли его на свои нужды вообще не менее, нежели на сумму платимого ими оброка за землю; стало быть, пользование лесом и землей обходилось им недорого. Прилагая к помещичьей земле, лесу и другим даровым силам природы дней с сотню или много полтораста в год своего крепостного, а потому вообще и небрежного, и ленивого труда, они этим платили оброк, исправляли казенные повинности и жили — по-своему, разумеется, — то есть вели жизнь наполовину праздную, наполовину, если не более, грязную, на три четверти очень бедную, на четверть пьяную, в значительной степени грубую, нисколько неприхотливую и в особенности неразвитую в умственном и нравственном отношении, и все это несмотря на все природные умственные способности, в общей массе громадные.
Между тем эта часть нашего народонаселения, вместе с другими сельскими сословиями, более или менее, кроме относительно немногих исключений, ей во всем почти подобными, составляла основу или почву нашего общества, его основную материальную силу, основной элемент его богатства, его благосостояния, и никто, как эта масса народонаселения, доставляла возможность городскому населению вести жизнь в общей сложности полупраздную, а потому вообще и малопроизводительную во всех отношениях.
Но ясно, что и вся эта масса сельского народонаселения жила не столько трудом своим, сколько на счет естественных материальных сил России. Стало быть, в общей сложности и в общем итоге все мы, русские, вся Россия жила далеко не столько производительным трудом, сколько на счет материальных, естественных богатств края. Стало быть, мы более проживали, нежели наживали, что вполне подтверждается одною из самых характеристических черт наших семейств и хозяйств, отдельных личностей вообще, ибо, кроме относительно немногочисленных исключений, все мы почти более проживаем, нежели наживаем, да и наживаем мы вообще спустя рукава, лениво и очень часто не совсем честно. Оно и должно быть так в обществе, фундамент или почва которого в течение веков пропитывались крепостным правом и сопровождавшими его, по необходимости, другими более или менее ему подобными обычаями и правилами.
Но скажите теперь: кто имеет и право, и возможность, и даже необходимость жить долгое время таким образом, как не более или менее богатый юноша, богатое, по естественным силам своего края, и еще юное, по степени своего развития, общество или государство? Если б и нельзя было назвать юношами, в этом смысле, верхние слои нашего общества, то как же иначе назвать всю Россию как государство? Ее тысячелетнее существование не служит еще поводом к тому, чтоб назвать ее зрелым мужем и в особенности старцем; напротив, оно-то более всего к говорит в пользу эпитета или сравнения ее с юношей, ибо, несмотря на это тысячелетие, физические и умственные силы ее не только не истощены, но и далеко еще не развились вполне.
Да, только более или менее юношескими увлечениями и воззрениями на жизнь и объясняются, а потому в большей или меньшей степени и простительны все те стороны и явления жизни вообще нашего общества, которыми мы всего менее можем гордиться, те стороны и явления, благодаря которым еще юные и не вполне развитые физические силы наши поранены или поистощились немало, а наши нравственные и умственные силы, тоже свежие и крайне неразвитые, несколько заразились превратными и чуждыми нам понятиями и т. п. Конечно, подобные стороны и явления неотрадны, но, по крайней мере, мы можем утешаться при основательной мысли, что у нас есть еще будущность, что если общество русское вообще до сих пор более проживало, чем наживало, то это потому преимущественно, что было что проживать, было на что жить полупраздно и спустя рукава. Еще отраднее становится при мысли, что мы можем еще вовремя приняться за жизнь, более прежней толковую, производительную и правомерную, и приняться за нее не ради куска насущного хлеба, а во имя сознания ее необходимости, ибо, и заплативши все свои долги, русское общество вообще будет иметь еще не менее, а скорее несравненно более прежнего доходов с наследия своих отцов, с земли русской и ее естественных и, в некоторых отношениях, даже почти не тронутых богатств.
Но чем более русское общество похоже вообще на юношу, чем более поранено оно в юных силах своих прежними увлечениями, а в том числе и юношескою подражательноетью людям или обществам более зрелого, даже, в том или другом отношении, старческого возраста, и чем более у него осталось не прожитого еще наследственного достояния, тем для него, для настоящего и будущего благосостояния и всестороннего развития его, важнее возможно высшая степень самопознания, самосознания и саморазвития, без лишних увлечений прежних лет, без лишних подражаний тем явлениям и сторонам вообще чуждых нам бытов, которые мало или вовсе не соответствуют нашему собственному быту и естественным условиям его развития.
Во избежание и недоразумений, и многоречия, остановимся на минуту для доказательства основательности высказанной здесь мысли только на следующем современном нам и всем известном явлении, а именно на наших новых мировых сельских учреждениях. Едва только, даже можно сказать всего несколько дней тому назад, положено у нас начало этим учреждениям, а между тем уже каждый день приносит нам сведения и свидетельства об успешности действий этих учреждений, о благотворном влиянии их на быт народа и вообще на Россию, а также и о том, что они легко принялись и быстро крепнут на нашей почве. Все мы, конечно, более или менее радуемся, но многие из нас и удивляются подобному небывалому у нас успеху. Радость наша основательна, а удивление свидетельствует, что мы мало сознаем основания и условия вообще народного благосостояния. Многие административные меры не принимались или плохо вообще принимались и никогда не могли укорениться у нас потому, что годились для всех или некоторых западноевропейских народов, но никак не для русского общества; наши же новые сельские учреждения принялись легко и скоро потому, что они хотя и более или менее и общечеловеческие по своим началам, но тем не менее и чисто русские учреждения, и вполне соответствуют современному сельскому быту России. Вот основная причина их успеха! Этот успех тем знаменательнее и значительнее, что эти учреждения, в большей или меньшей степени, временно связаны, так сказать, с временным явлением, которое страшно парализовало бы деятельность и противодействовало бы благотворности влияния всякого другого рода подобных учреждений, например таких, в основании которых лежало бы феодально-бюрократическое начало. Временное явление, о котором мы говорим здесь, есть, разумеется, временнообязанное положение крестьян к их прежним владельцам. Таким образом, оказывается, что наши новые мировые учреждения суть учреждения образцовые и в высшей степени благотворные для России, а потому и легко и скоро укореняются на нашей почве, а все это происходит по той причине, что при создании их были приняты в соображение и в основание современные нужды и степень развития народа, а не неуместное подражание западноевропейским администрациям или тому подобное.
Из всего до сих пор сказанного нами как о бюджетных числах, так и о других явлениях в современной жизни России читатели, смеем надеяться, видят, что мы не увлекаемся ни в дурную, ни в хорошую сторону относительно настоящего и в особенности будущего России. Мы именно убеждены, что для блага России необходимо менее всего излишнее, подобное прежнему, увлечение Западом и более всего самопознание с самосознанием для саморазвития как вернейшего пути и средства к возможно большему народному благосостоянию. Само собой разумеется, что это не исключает необходимости для нас ни возможно основательного изучения других национальностей, ни возможно частых и мирных сближений с ними путем торговли и промышленности вообще, науки, искусств, литературы и политики, тем более что без такого знакомства и сближения невозможно ни полное самосознание, ни полное, без примеси китаизма, саморазвитие, не мыслимое или по меньшей мере не могущее быть вполне успешным в настоящее время без науки. Мы убеждены также, что материальные средства России громадны, что у ней есть чем улучшить, и притом скоро, финансовое положение свое, есть на что исцелить те раны или язвы, которыми страдают некоторые силы ее и стороны ее жизни вообще, что она легко может, да и должна, зажить жизнию более разумной, более производительной и более богатой во всех отношениях, нежели прежняя и даже настоящая ее жизнь. Словом, и мы убеждены, что Россия вся в будущем и что это будущее даже довольно близко, но с условием, однако, не антисипировать его, то есть не идти к нему навстречу слишком спешно и торопливо, не представлять его себе по каким-либо западноевропейским или другим теориям и явлениям, не проживать в настоящем благ будущего, а дожить до него жизнию возможно основательной, возможно полной труда, мысли и науки.
Более подробное и специальное рассмотрение бюджетных цифр, в нижеследующих отделах нашей статьи, подтвердит, как мы надеемся, основательность выраженных здесь нами надежд и мнений.
IV
Так как каждое более или менее цивилизованное государство получает постояные доходы преимущественно, если только не исключительно, путем податей, повинностей и налогов и так как подати, повинности и налоги должны непременно соразмеряться только
