его глазами, образумили самым неприятным образом. Первый запретитель был полковой музыкант, а второй крестьянин. О запретителях из надворных советников и говорить нечего — их вырастало по два на каждому шагу. Одного из таких запретителей, по любви к искусству не дозволявшего выносить вещей из дома, который, по его соображениям, не должен был гореть, угомонили только с помощью какого-то добродушного старичка в военном генеральском сертуке. Чин, не признававший ничьего права, послушался чина.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ
С.-Петербург, вторник, 20-го августа 1863 г
Как некоторых других лиц, следящих за общественным мнением в России и проявлением его в литературе, так и нас удивляло до сих пор довольно продолжительное молчание русской журналистики о земских учреждениях, проект которых составлен недавно министерством внутренних дел. Судя по важности этого предмета для всего нашего общества, надо было предполагать, что общество и литература сильно займутся им и помогут таким образом разрешить его. Но вышло не так. Общество наше бессознательно не увлеклось проектом земских учреждений, и литература наша не поторопилась вообще голословною ему похвалою. Это огромный успех. Еще очень недавно общество наше всем восторгалось, а журналистика наша восхваляла всякий проект, лишь бы цель его казалась благонамеренной, либеральной. Публицисты наши не задумывались над практичностию проектов. Им всякий проект казался практичным, если он только был либерален, а либеральным казался каждый, который изменяет старое на новое. Так, например, когда вышел первый том трудов комиссии для устройства земских банков, все публицисты наши, кроме двух, много трех, поспешили воспеть нелицемерную хвалу этим трудам, воображая, что эти труды разрешатся несметным количеством ипотечных банков. Такая поспешность объясняется, между прочим, тем, что тогдашние публицисты положительно не были знакомы с предметами, о которых писали. Но теперь заметна перемена к лучшему и в этом отношении. Теперь общество наше сделалось опытнее и рассудительнее, и в нашей журналистике появились деятели, лучше прежних знакомые как с нуждами и средствами России, так и с политическими науками. Таких деятелей у нас еще, правда, очень немного, но уже они, а не другого рода публицисты исполняют главную роль в оркестре нашей журналистики. По этой-то причине похвал различным проектам раздается теперь менее, но зато похвалы заслуженнее. По этой же причине нельзя быть недовольным русской журналистикой, ибо журналистика наша выказывает полную готовность содействовать администрации, лишь бы такому содействию не было лишних преград. И у нас повторяется то, что было повсюду: чем более расширяется область литературы, чем литература свободнее, тем она нравственнее и солиднее, а в политическом отношении консервативнее, в истинном значении этого слова, то есть антиреволюционнее. Когда же предварительная цензура будет заменена у нас карательной, тогда литература наша сделается еще консервативнее, оставаясь, конечно, преданной постепенному и правильному развитию всех народных сил, то есть истинному прогрессу.
Пусть сомневающиеся в основательности наших слов вникнут хоть, например, в характер и направление статей Ю. Ф. Самарина о проекте устава земских учреждений, статей, напечатанных в №№ 29-м и 30-м “Дня”. Как человек, знающий Россию и сочувствующий всему благому для отечества, г. Самарин, конечно, отзывается с похвалой и уважением об этом проекте. Конечно, и он находит в этом проекте частности, которые могли бы быть заменены другими; но воспользуются ли у нас или нет основательными замечаниями г. Самарина, дело покуда не в этом, а в характере и направлении статей или, лучше сказать, в политическом образе мыслей, выразившемся в этих статьях.
Чтобы оценить этот образ мыслей, необходимо вспомнить, что правительство наше, несмотря на самые коренные реформы, выказывает полную заботливость, между прочим и о том, чтоб сохранить дворянское сословие. Понятно, что такая задача встречает немало затруднений в тех требованиях времени и быта страны, на основании которых совершаются реформы у нас в настоящее время. С первого взгляда может показаться, что правительство стремится согласить несогласимое; но на деле выходит не так; на деле выходит лучше, чем должно казаться a priori,[77] и выходит лучше потому, что как правительство со своей стороны, так и дворянство со своей, правильно и честно смотрят на свое назначение. Правительство не уничтожает дворянства; дворянство же, в лице передовых своих людей, не требует для себя лишних прав; напротив, оно готово отказаться от всякого права, которое может сколько-нибудь останавливать народное развитие. Таким образом облегчается задача правительства, и реформы совершаются у нас без тех политических затруднений, с которыми приходилось бороться едва ли не всем другим правительствам.
Подобное направление, характеризующее образ мыслей передовых людей нашего дворянского сословия, вполне высказывается и в вышеупомянутых статьях г. Самарина; потому-то и обращаем мы на них особенное внимание. Это не то, что проникнутые угождением quand même[78] дворянству некоторые статьи одной из наших газет. Ни г. Аксаков, ни г. Самарин, ни другие сотрудники “Дня” не упражняются в подобном учреждении; да оно им и не нужно: мещане ли они или дворяне, но во всяком случае они не мещане в дворянстве. Но об этом в другой раз мы поговорим подробнее. Теперь же обратим внимание читателей на следующее место в статье г. Самарина, в № 30-м “Дня”: место, которое вполне характеризует честность направления как статей г. Самарина, так и тех интересов, которых нам почтенный публицист служит одним из передовых и лучших представителей.
“Устранение правительственного элемента (в земских учреждениях), говорит г. Самарин, есть самое существенное отличие новых учреждений от ныне действующих. Оправдывать его нет надобности; оно прямо вытекает из самого свойства земских учреждений и встречено будет с полным сочувствием. Но, держась крепко принятого начала, в силу которого никакая должность на службе коронной не дает голоса в земских собраниях и управах, можно бы возбудить вопрос: не предоставить ли самим земским собраниям право, по собственному их выбору, пополнить себя принятием, в свою среду, с правом голоса, лиц известных по опытности, ими приобретенной в разных частях управления, хотя бы эти лица и не подходили под условия, дающие право быть избранным? Ставя этот вопрос, мы имеем в виду, главнейшим образом, членов приказов общественного призрения, врачей и техников по части строительной. С открытием земских учреждений приказы, больничные советы, строительные комиссии, как известно, должны быть упразднены. Таким образом, на руки избранных от земских сословий помещиков, купцов, мещан и крестьян передается разом множество дел по таким отраслям управления, о которых они большею частию не имеют понятия, и притом с обязанностию руководствоваться ныне действующими уставами. Не принимая на себя крайне неблагодарной роли защитника нынешнего хода этих дел, трудно, однако, не признать, что внезапный перерыв в местных административных приемах и преданиях произведет расстройство и что приобретение опытности, даже простое приведение в известность того, что делалось и как делалось, по каждой части, обойдется не даром. Можно бы на это ответить, что собраниям и управам дана возможность пользоваться способностями и опытностию надежных специалистов, приглашая их на службу земству, на добровольно договоренных условиях; но дело в том, что из лиц, доселе имевших право голоса в коллегиальных инстанциях, в которых они заседали как члены, многие, вероятно, не захотят отдать себя в полное распоряжение земских управ и ограничиться ролью исполнителей. Предлагаемым способом это препятствие могло бы быть устранено без всякого вреда…”
Высказываемая здесь г. Самариным мысль не только основательна и практична, но еще и отрадна в высшей степени, с какой бы точки зрения ни смотреть на нее. Она свидетельствует, что из земских учреждений, по существу вещей, не может и не должно быть враждебных столкновений между самыми различными и, по-видимому, несовместными интересами, а если и появятся подобные столкновения, то тотчас же могут быть устранены примирением интересов, основанным на понимании исторических и других условий нашего быта. Нет ничего естественнее такого примирения при земских учреждениях, какими они должны быть по проекту министерства внутренних дел. Это именно потому, что они дадут возможность высказаться всем действительным и законным местным интересам, а такая возможность повсюду и всегда служит не к опасным столкновениям, а к примирению и утверждению законных интересов.
Кроме того, эта же мысль, которую, конечно, готовы разделить все здравомыслящие люди, служит новым доказательством, как выгодно не только в административном, но и в политическом отношении, для правительства и всех сословий, честное и рациональное, основанное на выборном начале, административное устройство. Проект министерства, верный прекрасной цели своей, устраняет по возможности правительственный элемент из земских собраний и управ; по этому проекту, правительство предоставляет почти исключительно земским чинам устройство и ведение земских дел; оно, по-видимому, или, лучше сказать, по доселе едва ли не общепринятым понятиям, лишает себя некоторых из своих прерогатив во имя идеи земского начала и для пользы народа; но что же выходит и что же выйдет из этого на деле? Передовые люди земства уже теперь обращаются за содействием к правительственному началу — и делают это с сознанием того, что в устройстве и ведении земских дел вредно не вмешательство правительства, а только тот род или те стороны такого вмешательства, которые могут противодействовать правильному ходу земского хозяйства. Мысль, заявленная г. Самариным, непременно сделается общею мыслию и разовьется до естественных пределов своих, и нет никакого сомнения, что наше земство будет относиться ко всем правительственным началам и элементам не иначе, как только с должным уважением. Причиной же и побуждением к тому служит и будет служить, между прочим, то уважение, с которым, по проекту министерства, относится само правительство к земскому хозяйству и его представителям. Таким образом, правительство не только не утрачивает и не утратит из своих действительных и существенных прерогатив, но еще более приобретет того нравственного и политического значения, которое составляет высшую силу и опору в правительственном элементе.
Поэтому только внутреннего политического мира и укрепления того нравственного союза, который существует у нас между правительством и народом, должны мы ожидать от действия земских учреждений. Мысль г. Самарина, по необходимости, осуществляется в большей или меньшей степени, и осуществление ее будет одним из тех фактов, которые ясно говорят как в пользу проекта министерства внутренних дел, так и в подтверждение той истины, что когда правительство честно и прямо идет впереди своего народа, на пути истинного прогресса и во имя общественного благосостояния, тогда нет, не может и не должно быть внутренних неурядиц, ни недостатка в государственном могуществе. И нужно ли доказывать, что при возможности и основательности ожидания такого внутреннего мира и политического могущества, не только не для чего, но даже неуместно хлопотать о том, как это делают некоторые, чтобы помещичье сословие заведывало земскими делами. В награду за такую неуместную заботливость о прерогативах дворянства можно заслужить ни
