легкий способ читать книги с пользой, не давая вводить себя в заблуждение громким именам и правдоподобным речам, однако для людей, не привыкших к нему, он труден и утомителен, и поэтому нельзя рассчитывать на то, что каждый (из тех немногих, которые действительно стремятся к истине) будет таким образом оберегать свой разум от обмана сознательной или пусть бессознательной софистики, которая закрадывается в большинство книг, содержащих в себе аргументацию. Нельзя предполагать, чтобы те, которые пишут против своих убеждений, или люди весьма близкие к этой категории, решившиеся поддерживать воззрение партии, к которой они примкнули, отказались от любого оружия, могущего помочь им отстаивать свое дело; а потому читать таких авторов следует с величайшей осторожностью. Но и те, кто пишет в защиту мнений, в которых они искренне убеждены и которые считают правильными, полагают, что они могут разрешить себе потворствовать своей похвальной привязанности к истине настолько, чтобы позволить своему уважению к ней раскрасить ее в самые лучшие цвета и выделить ее с помощью самых лучших внешних форм и одежд, тем самым обеспечив ей самый легкий доступ в умы читателей и закрепив ее там возможно глубже.
Так как мы можем с основанием предположить, что большинство писателей принадлежит к одному из двух указанных типов ума, то читателям, обращающимся к ним за поучением, полезно не забывать об осмотрительности, приличествующей серьезному стремлению к истине, и быть всегда настороже в отношении всего, что может скрыть или исказить последнюю. Если они не умеют представить себе мысль автора в чистых идеях, отделенных от звуков и тем самым освобожденных от ложного освещения и обманчивых украшений речи, то им следует по крайней мере постоянно хранить в уме точно сформулированный вопрос, держаться его в течение всего рассуждения и не допускать
ни малейшего изменения в терминах посредством прибавления, устранении или подстановки какого-либо другого термина. Так может при желании делать всякий; а тот, кто не имеет такого желания, с очевидностью делает из своего разума только склад для хлама, взятого у других людей (я подразумеваю здесь ложные и бездоказательные рассуждения), а не хранилище предназначенной для собственного употребления истины, которая могла бы оказаться существенной и полезной для него, когда ему представится случай ею воспользоваться. Честно ли поступает такой человек со своим умом и правильно ли руководит своим разумом, я предоставляю судить его собственному разуму.
43. Основные истины. Так как наш ум очень узок и столь медленно знакомится с вещами и разбирается в новых истинах, что никто не способен даже в гораздо больший срок, чем отведенный для нашей жизни, познать все истины, то благоразумие требует от нас, чтобы в поисках знания мы сосредоточивали свои мысли на основных и существенных вопросах, тщательно избегая пустячных и не позволяя себе отклониться от нашей главной цели ради чисто случайных. Мне нет надобности говорить о том, какую массу времени теряют многие молодые люди на чисто логические исследования. Это все равно как если бы человек, который намерен сделаться живописцем, тратил все свое время на изучение ниток различных тканей, на которых он собирается рисовать, и на пересчитывание волосков каждой кисти или щеточки, которыми он намерен пользоваться для накладывания красок. Более того, это даже хуже, чем для начинающего живописца тратить время своего ученичества на эти бесполезные мелочи. Ведь живописец в итоге своего бесцельного труда в конце концов убедится, что это еще не значит рисовать, что это даже не подготовка к рисованию и что поэтому его труды были действительно бесцельны. Между тем люди, намеревающиеся быть учеными, часто до того переполняют и разгорячают свои головы диспутами на логические темы, что принимают бессодержательные и бесполезные понятия за реальное и существенное знание и думают, что их разум настолько хорошо вооружен знанием, что им нет надобности заглядывать дальше в природу вещей или снисходить до кропотливой механической работы по производству экспериментов и изысканий. Это настолько очевидно неправильное употребление разума, и притом людьми, открыто провозгласившими приобретение знаний своим главным
м, что мимо него нельзя пройти. Сюда можно присоединить еще обилие вопросов и способов трактовать их в университетах 40. Перечень всех частных ошибок, которые делает или может делать всякий человек, был бы бесконечен; достаточно указать, что поверхностные и незначительные открытия и наблюдения, которые не содержат ничего важного и не являются ключами к дальнейшему знанию, следует считать не заслуживающими нашего исследования.
Существуют основные истины, которые служат фундаментом, основанием для множества других, получающих от первых свою прочность. Это содержательные истины, доставляющие уму богатый материал. Подобные небесным светилам, они не только прекрасны и содержательны сами по себе, но проливают свет и делают видными другие вещи, которые без них оставались бы невидными или неизвестными. Таково удивительное открытие господина Ньютона, что все тела тяготеют друг к другу, которое можно принять за фундамент натуральной философии. Он показал изумленному ученому миру значение этого открытия для понимания великого здания нашей Солнечной системы; а как далеко оно поведет нас в понимании других истин, если оно правильно будет применяться, сейчас еще неизвестно. Великое правило нашего спасителя, что «мы должны любить ближнего, как самого себя», является такой же основной истиной для управления жизнью человеческого общества, так что, по моему мнению, она одна могла бы без всяких трудностей разрешить все случаи и сомнения в области общественной морали. Таковы истины, к изысканию которых мы должны стремиться и которыми мы должны обогащать свой ум. Это приводит меня к другому вопросу в деле управления разумом, не менее необходимому.
44. Обоснование. Мы должны приучаться к тому, чтобы во всяком возникающем вопросе исследовать и находить его корень. Большинство затруднений, которые встречаются на нашем пути, если хорошенько разобрать и проследить их, приводят нас к какому-нибудь положению, которое в случае признания его истинности разъясняет сомнение и дает легкое решение вопроса, в то время как частные и поверхностные аргументы, которых немало можно обнаружить у той и другой стороны, наполняя голову разнообразными мыслями, а уста многословными речами, служат только для игры ума и развлечения общества, не приводя к самому основанию вопроса, к тому единственному месту, в котором находит себе успокоение и устойчи-
вость пытливый ум, стремящийся только к истине и знанию.
Например, если спросят, имеет ли государь законное право отнимать у любого из своих подданных все, что он захочет, то этот вопрос не может быть разрешен без внесения полной определенности в другой вопрос: существует ли естественное равенство между всеми людьми? Ибо в этом ось вопроса; когда же эта истина прочно утвердится в разуме людей и ум пронесет ее через все споры относительно разнообразных прав людей в обществе, она сыграет огромную роль в том, чтобы положить конец этим спорам и показать, на чьей стороне находится истина.
45. Перенесение мыслей. Вряд ли что-либо более благоприятствует усовершенствованию знания, облегчению жизни и успешному выполнению дел, чем способность человека распоряжаться своими мыслями; и вряд ли есть что-либо более трудное во всем деле управления разумом, чем приобретение полного господства над ними. Ум бодрствующего человека всегда занят каким-либо предметом, и если мы ленивы или не заинтересованы, то легко можем переменить предмет и по своему усмотрению перенести свои мысли на другой, с него на третий, который не имеет никакого отношения ни к первому, ни ко второму. Исходя из этого, люди поспешно заключают и часто говорят, что нет ничего свободнее мысли; и было бы хорошо, если бы это было так. Но есть немало примеров, когда верно обратное: во многих случаях нет ничего более непокорного и менее поддающегося управлению, чем наши мысли. Они не желают подчиняться указаниям, на какие предметы им направиться, и не желают отрываться от тех предметов, на которых они некогда сосредоточились; они увлекают человека в погоню за теми идеями, которые [попали] в поле их зрения, и он ничего не может с ними поделать.
Я не намерен здесь возвращаться к тому, на что я указывал уже выше 41; насколько трудно для ума, суженного тридцати- или сорокалетней привычкой к скудному запасу очевидных и обычных идей, расшириться до более обширного запаса идей, освоиться с такими идеями, которые могли бы доставить ему более обильный материал для полезного размышления. Сейчас я не об этом намерен говорить. Недостаток, на котором я хочу здесь остановиться с целью найти против него лекарство,— это та трудность, которую мы иногда испытываем при перенесении наших мыслей с одного предмета на другой в тех случаях, когда идеи одинаково нам знакомы.
Предметы, навязываемые нашим мыслям какой-либо из наших страстей, властно завладевают нашими умами, и нельзя ни помешать им туда проникнуть, ни изгнать их оттуда. Господствующая страсть как бы стала на время шерифом в данном месте и заняла таковое со всем его отрядом (posse) ; и предмет, навязанный разуму страстью, завладевает им так, как будто он обладал законным правом на исключительное внимание. Вряд ли, я думаю, найдется человек, который временами не испытывал бы этой тирании над своим разумом и не страдал бы от ее неудобства. Найдется ли человек, чей ум в то или иное время не сковали бы любовь или гнев, страх или горе, которые как груз давили на него, мешая повернуться к любому другому предмету? Я называю это грузом, потому что это отягощает ум, лишает его силы и подвижности, не давая перейти к другим мыслям; ум почти или вовсе не продвигается в познании вещи, которую он столь цепко держит и пристально изучает. Люди, охваченные подобным состоянием, кажутся иногда одержимыми; они как бы находятся под властью каких-то чар, не видят того, что происходит перед их глазами, не слышат громких речей компании; а когда при помощи какого-либо сильного средства их слегка потревожат, они производят впечатление людей, вернувшихся из какой-то далекой страны, хотя в действительности они не уходили дальше своего внутреннего уединения, где были поглощены возней с куклой, которая их в данный момент занимает. Смущение, которое испытывают благовоспитанные люди после таких припадков задумчивости, уводящей их далеко от компании, в беседе которой они должны были принять участие, является достаточным доказательством того, что это есть изъян в управлении нашим разумом, ибо мы не в состоянии настолько господствовать над ним, чтобы пользоваться им для тех целей и в тех случаях, когда мы нуждаемся в его помощи.
Ум должен быть всегда свободен и готов обратиться к разнообразным объектам, с которыми он может встретиться, и уделить им столько
