взор возводим.

Не явится борода,

Не открыты ворота.

Борода предорогая!.. и т. д.

Борода в казне доходы

Умножает по вся годы:

Керженцам любезной брат

С радостью двойной оклад1

В сбор за оную приносит

И с поклоном низким просит

В вечный пропустить покой

Безголовым с бородой.

Борода предорогая!.. и т. д.

Не напрасно он дерзает,

Верно свой прибыток знает:

Лишь разгладит он усы,

Смертной не боясь грозы,

Скачут в пламень суеверы2;

Сколько с Оби и Печеры

После них богатств домой

Достает он бородой.

Борода предорогая!.. и т. д.

О коль в свете ты блаженна,

Борода, глазам замена!

Люди обще говорят

И по правде то твердят:

Дураки, врали, проказы

Были бы без ней безглазы,

Им в глаза плевал бы всяк;

Ею цел и здрав их зрак.

Борода предорогая!.. и т. д.

Если правда, что планеты3

Нашему подобны светы,

Конче в оных мудрецы

И всех пуще там жрецы

Уверяют бородою,

Что нас нет здесь головою.

Скажет кто: мы вправды тут,

В струбе там того сожгут.

Борода предорогая!.. и т. д.

Если кто невзрачен телом

Или в разуме незрелом;

Если в скудости рожден

Либо чином не почтен,

Будет взрачен и рассуден,

Знатен чином и не скуден

Для великой бороды:

Таковы ее плоды!

Борода предорогая!.. и т. д.

О прикраса золотая,

О прикраса даровая,

Мать дородства и умов,

Мать достатков и чинов,

Корень действий невозможных,

О завеса мнений ложных!

Чем могу тебя почтить,

Чем заслуги заплатить?

Борода предорогая!.. и т. д.

Через многие расчосы

Заплету тебя я в косы,

И всю хитрость покажу,

По всем модам наряжу.

Через разные затеи

Завивать хочу тупеи4:

Дайте ленты, кошельки5

И крупичатой муки6.

Борода предорогая!.. и т. д.

Ах, куда с добром деваться?

Все уборы не вместятся:

Для их многого числа

Борода не доросла.

Я крестьянам подражаю

И как пашню удобряю.

Борода, теперь прости,

В жирной влажности расти.

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

Между концом 1756 и февралем 1757

«О страх! о ужас! гром! ты дернул за штаны»*

О страх! о ужас! гром! ты дернул за штаны,

Которы подо ртом висят у сатаны.

Ты видишь, он зато свирепствует и злится,

Дырявой красной нос, халдейска печь, дымится,

Огнем и жупелом исполнены усы,

О как бы хорошо коптить в них колбасы!

Козлята малые родятся с бородами:

Коль много почтены они перед попами!

О польза, я одной из сих пустых бород

Недавно удобрял бесплодный огород.

Уже и прочие того ж себе желают

И принести плоды обильны обещают.

Чего не можно ждать от толь мохнатых лиц,

Где в тучной бороде премножество площиц?

Сидят и меж собой, как люди, рассуждают,

Других с площицами бород не признавают

И проклинают всех, кто молвит про козлов:

Возможно ль быть у них толь много волосов?

Весна 1757

Зубницкому*

ЗУБНИЦКОМУ1

Безбожник и ханжа, подметных писем враль!

Твой мерзкой склад давно и смех нам и печаль:

Печаль, что ты язык российской развращаешь,

А смех, что ты тем злом затмить достойных чаешь.

Наплюем мы на страм твоих поганых врак:

Уже за тридцать лет ты записной дурак;

Давно изгага всем читать твои синички,

Дорогу некошну2, вонючие лисички;

Никто не поминай нам подлости ходуль3

И к пьянству твоему потребных красоуль3.

Хоть ложной святостью ты Бородой скрывался,

Пробин4, на злость твою взирая, улыбался:

Учения его и чести и труда

Не можешь повредить ни ты, ни Борода.

Вторая половина 1757

<Стихи, сочиненные в Петергофе на Петров день 1759 года>*

Взойди, веселый дух, на ону высоту,

Где видеть можно лет Петровых красоту,

Парящие простри на нынешней день мысли,

Желания к нему и плески все исчисли.

Между болот, валов и страшных всем врагов

Торги, суды, полки, и флот, и град готов.

Как с солнцем восстают к брегам Индейским воды,

Так в устья Невские лились к Петру народы.

Представь движение и ветьвей, и зыбей,

Представить можешь шум от множества людей.

Бегут во след его, друг друга утесняют,

На чудные дела и на него взирают.

Несчетны тщатся тьмы вместиться в малый храм,

Равняют веку час и тесность небесам.

У всех в устах сей день и подвиги Петровы,

Трудиться купно с ним и умереть готовы.

Всевышний благодать и ныне к нам простер:

Мы видим в наши дни сих радостей пример.

Елисавет в лице Петрове почитаем,

На внука с правнуком, как на него, взираем.

Июнь или июль 1759

«Фортуну вижу я в тебе или Венеру…»*

Фортуну вижу я в тебе или Венеру

И древнего дивлюсь художества примеру.

Богиня по всему, котора ты ни будь,

Ты руку щедрую потщилась протянуть.

Когда Венера ты, то признаю готову

Любителю наук и знаний Воронцову

Златое яблоко отдать за доброту,

Что присудил тебе Парис за красоту.

Когда ж Фортуна ты, то верю несумненно,

Что счастие его пребудет непременно,

Что так недвижно ты установила круг1,

Коль истинен патрон2 и коль он верен друг.

1759

Злобное примирение господина Сумарокова с господином Тредиаковским*

С Сотином1, что за вздор? Аколаст2 примирился;

Конечно, третей член3 к ним, лешей, прилепился,

Дабы три фурии, втеснившись на Парнас,

Закрыли криком муз российских чистый глас.

Коль много раз театр казал насмех Сотина,

И у Аколаста он слыл всегда скотина.

Аколаст, злобствуя, всем уши раскричал;

Картавил, шепелял, качался и мигал4,

Сотиновых стихов рассказывая скверность.

А ныне объявил любовь ему и верность,

Дабы Пробиновых хвалу унизить од5,

Которы вознося российской чтит народ.

Чего не можешь ты начать, о! зависть злая,

Но истина стоит недвижима святая.

Коль зол, коль лжив, коль подл Аколаст и Сотин,

Того не знает лишь их гордой нрав один.

Аколаст написал: «Сотин лишь врать способен»,

А ныне доказал, что сам ему подобен.

Кто быть желает нем и слушать наглых врак,

Меж самохвалами с умом прослыть дурак,

Сдружись с сей парочкой: кто хочет с ними знаться,

Тот думай, каково в крапиву испражняться.

1759

К Пахомию*

Пахомей говорит, что для святого слова

Риторика ничто; лишь совесть будь готова.

Ты будешь казнодей, лишь только стань попом

И стыд весь отложи. Однако врешь, Пахом.

Начто риторику совсем пренебрегаешь?

Ее лишь ты одну, и то худенько знаешь.

Василий, Златоуст, церковные столпы,

Учились долее, как нынешни попы.

Гомера, Пиндара, Димосфена читали

И проповедь свою их штилем предлагали,

Натуру, общую всей прочей твари мать,

Небес, земли, морей, старались испытать;

Дабы творца чрез то по мере сил постигнуть

И важностью вещей сердца людски подвигнуть,

Не ставили за стыд из басен выбирать,

Чем к праведным делам возможно преклонять.

Ты словом божиим незнанье закрываешь

И больше тех мужей у нас быть уповаешь;

Ты думаешь, Пахом, что ты уж Златоуст!

Но мы уверены о том, что мозг твой пуст.

Нам слово божие чувствительно, любезно,

И лишь во рте твоем бессильно, бесполезно.

Нравоучением преславной Телемак1

Стократ полезнее твоих нескладных врак.

1759(?)

Эпитафия*

Под сею кочкою оплачь, прохожей, пчелку,

Что не ленилася по мед летать на стрелку1,

Из губ подьяческих там сладости сбирать:

Кутья у них стоит, коль хочешь поминать.

<Первая половина 1760>

Разговор с Анакреоном*

Анакреон

Ода I1

Мне петь было о Трое,

О Кадме2 мне бы петь,

Да гусли мне в покое

Любовь велят звенеть.

Я гусли со струнами

Вчера переменил

И славными делами

Алкида возносил;

Да гусли поневоле

Любовь мне петь велят,

О вас, герои, боле,

Прощайте, не хотят.

Ломоносов

Ответ

Мне петь было о нежной,

Анакреон, любви;

Я чувствовал жар прежней

В согревшейся крови,

Я бегать стал перстами

По тоненьким струнам

И сладкими словами

Последовать стопам.

Мне струны поневоле

Звучат геройский шум.

Не возмущайте боле,

Любовны мысли, ум;

Хоть нежности сердечной

В любви я не лишен,

Героев славой вечной

Я больше восхищен.

Анакреон

Ода XXIII3

Когда бы нам возможно

Жизнь было продолжить,

То стал бы я не ложно

Сокровища копить,

Чтоб смерть в мою годину,

Взяв деньги, отошла

И, за откуп кончину

Отсрочив, жить дала;

Когда же я то знаю,

Что жить положен срок,

На что крушусь, вздыхаю,

Что мзды скопить не мог;

Не лучше ль без терзанья

С приятельми гулять

И нежны воздыханья

К любезной посылать.

Ломоносов

Ответ

Анакреон, ты верно

Великой филосов,

Ты делом равномерно

Своих держался слов,

Ты жил по тем законам,

Которые писал,

Смеялся забобонам,

Ты петь любил, плясал;

Хоть в вечность ты глубоку

Не чаял больше быть,

Но славой после року

Ты мог до нас дожить:

Возьмите прочь Сенеку4,

Он правила слоижил

Не в силу человеку,

И кто по оным жил?

Анакреон

Ода XI5

Мне девушки сказали:

«Ты дожил старых лет»,

И зеркало мне дали:

«Смотри, ты лыс и сед»;

Я не тужу ни мало,

Еще ль мой волос цел,

Иль темя гладко стало,

И весь я побелел;

Лишь в том могу божиться,

Что должен старичок

Тем больше веселиться,

Чем ближе видит рок.

Ломоносов

Ответ

От зеркала сюда взгляни, Анакреон,

И слушай, что ворчит, нахмурившись, Катон:

«Какую вижу я седую обезьяну?

Не злость ли адская, такой оставя шум,

От ревности на смех склонить мой хочет ум?

Однако я за Рим, за вольность твердо стану,

Мечтаниями я такими не смущусь

И сим от Кесаря кинжалом свобожусь».6

Анакреон, ты был роскошен, весел, сладок,6

Катон старался ввесть в республику порядок,6

Ты век в забавах жил и взял свое с собой,

Его угрюмством в Рим не возвращен покой;

Ты жизнь употреблял как временну утеху,

Он жизнь пренебрегал к республики успеху;

Зерном твой отнял дух7 приятной виноград,

Ножем он сам себе был смертный сопостат;

Беззлобна роскошь в том была тебе причина,

Упрямка8 славная была ему судьбина;

Несходства чудны вдруг и сходства понял я,

Умнее кто из вас, другой будь в том судья.

Анакреон

Ода XXVIII9

Мастер в живопистве первой10,

Первой в Родской стороне,

Мастер, научен Минервой,

Напиши любезну мне.

Напиши ей кудри чорны,

Без искусных рук уборны,

С благовонием духов,

Буде способ есть таков.

Дай из роз в лице ей крови

И как снег представь белу,

Проведи дугами брови

По высокому челу,

Не сведи одну с другою,

Не расставь их меж собою,

Сделай хитростью своей,

Как у девушки моей;

Цвет в очах ее небесной,

Как Минервин, покажи

И Венерин взор прелестной

С тихим пламенем вложи,

Чтоб уста без слов вещали

И приятством привлекали

И чтоб их безгласна речь

Показалась медом течь;

Всех приятностей затеи

В подбородок умести

И кругом прекрасной шеи

Дай лилеям расцвести,

В коих нежности дыхаюг,

В коих прелести играют

И по множеству отрад

Водят усумненной взгляд;

Надевай же платье ало

И не тщись всю грудь закрыть,

Чтоб, ее увидев мало,

И о прочем рассудить.

Коль изображенье мочно,

Вижу здесь тебя заочно,

Вижу здесь тебя, мой свет;

Молви ж, дорогой портрет.

Ломоносов

Ответ

Ты счастлив сею красотою

И мастером, Анакреон,

Но счастливей ты собою

Чрез приятной лиры звон;

Тебе я ныне подражаю

И живописца избираю,

Дабы потщился написать

Мою возлюбленную Мать.

О мастер в живопистве первой,

Ты первой в нашей стороне,

Достоин быть рожден Минервой,

Изобрази Россию мне,

Изобрази ей возраст зрелой

И вид в довольствии веселой,

Отрады ясность по челу

И вознесенную главу;

Потщись представить члены здравы,

Как должны у богини быть,

По плечам волосы кудрявы

Признаком бодрости завить,

Огнь вложи в небесны очи

Горящих звезд в средине ночи,

И брови выведи дугой,

Что кажет после туч покой;

Возвысь сосцы, млеком обильны,

И чтоб созревша красота

Являла мышцы, руки сильны,

И полны живости уста

В беседе важность обещали

И так бы слух наш ободряли,

Как чистой голос лебедей,

Коль можно хитростью твоей;

Одень, одень ее в порфиру,

Дай скипетр, возложи венец,

Как должно ей законы миру

И распрям предписать конец;

О коль изображенье сходно,

Красно, любезно, благородно,

Великая промолви Мать,

И повели войнам престать11.

Между 1756 и 1761

«Богиня, дщерь божеств, науки основавших…»*

Богиня, дщерь божеств, науки основавших

И приращенье их тебе в наследство давших,

Ты шествуешь по их божественным стопам,

Распростираючи щедроты светлость нам.

Мы, признаваясь, что едва того достойны,

Остались бы всегда в трудах своих спокойны;

Но только к славе сей того недостает,

Чтоб милость к нам твою увидел ясно свет.

Дабы признали все народы и языки,

Коль мирные твои дела в войну велики.

Дабы украшенный твоей рукой Парнас

Любителей наук призвать возвысил глас

И, славным именем гремя Елисаветы,

При лике их расторг завистников наветы.

Теперь Германия войной возмущена,

Рыдания, и слез, и ужаса полна;

За собственных сынов с парнасскими цветами

Питает сопостат с кровавыми мечами.

Любитель тишины, собор драгих наук,

Защиты крепкия от бранных ищет рук.

О коль велики им отрады и утехи:

Восследуют и нам в учениях успехи

И славной слух, когда твой университет

О имени твоем под солнцем процветет,

Тобою данными красуясь вечно правы

Для истинной красы Российския державы.

И юношество к нам отвсюду притекут

К наукам прилагать в Петрове граде труд.

Петрова ревность к ним, любовь Екатерины,1

И щедрости твои воздвигнут здесь Афины.

Приемлемые