Мемнон.
Мемнон
Несчастье наше все советы разрушает
И предприятый путь Филлиде запирает.
Горит несчастного, ах, Демофонта флот
И помощи лишен среди глубоких вод!
О сжальтесь вы хотя, морские сжальтесь волны.
Восстаньте на пожар, восстаньте гнева полны.
Дождевны облаки, о небо, раствори
И вихри пламенны потопом усмири!
Но крик при берегах, и больший страх от треску,
И умножение сияния и блеску
Погибелию нам, отчаянным, грозят.
Илиона
Теперь противникам за Трою боги мстят.
Когда они троян державу разрушили,
Свирепством и богов ко гневу побудили.
Они их, отпустив от наших берегов,
Хотят всех погубить среди крутых валов.
А ты об них, Мемнон, печалясь, воздыхаешь.
Ты Трою разорять тиранам помогаешь.
Мемнон
Когда бы ведала намеренья мои,
Оставила бы ты роптания свои.
Кто может ближе всех к Приамову быть трону,
Как тот, кому он сам в чертог дал Илиону?
И кто Ликургов здесь наследник должен быть,
Как тот, кого могла Филлида полюбить?
Я обое к концу привесть желал, царевна,
Но вижу, рушит всё вконец судьбина гневна,
В коварных умыслах успех имеет князь!
Как может дать ответ Филлида, возвратись?
Флот ныне греческой ему уж не ужасен:
В желании своем он будет безопасен.
Неизбежимая тебе грозит беда.
И мне, бессмертные, достойна та ли мзда?
Кто ныне нас спасет?
Илиона
Тот бедство презирает,
Кто больше уж себе спасения не чает.
Ни молния меня, ниже Зевесов гнев,
Не может устрашить: ударь, не укоснев!
Явление пятое
Илиона, Полимнестор и Мемнон.
Полимнестор
Афинской флот горит!
(К Илионе)
Ты здесь? И где Филлида?
Илиона
Гнушаясь твоего несносного ей вида,
Ни пламени, ни вод бежит не устрашась.
Я здесь и, чтоб тебя тоской терзать, спаслась.
Полимнестор
Нечаянная мне и строга перемена,
Которою скорбит душа моя смущенна!
Мемнон
Теперь услышим мы, к чему нас рок влечет!
Явление шестое
Полимнестор, Илиона, Мемнон и Вестник.
Мемнон
Какой судьба конец смятениям дает?
Чем пламень нам грозит, свирепствуя над Понтом?
Филлиды больше нет с любезным Демофонтом!
Лишилась жизни!
Мемнон
Ах!
Полимнестор
Несносной мне удар!
Илиона
Ах! Как плачевный погас любови жар?
Толь много бедств сказать лишь только начинаю,
Откуду мне начать, я в ужасе не знаю!
Когда покрыла ночь со флотом глубину,
Мы ждали на него Филлиду лишь одну.
Поставив Демофокт суда ко брегу строем,
Чтобы любезную привесть на них с покоем,
На встречу к пристани лишь ехать поспешал,
Куда ее привесть Драмета он послал.
Внезапно из-за гор там весла зашумели,
И стрелы огненны до облаков взлетели.
Упали с высоты на нас, как сильной град.
Уже на кораблях снаряды все горят!
Пылают парусы, валятся райны в море,
В дыму и шуме там лишь только слышно: «горе!»
Илиона
О, коль великой страх!
Мемнон
О, лютая гроза!
Полимнестор
Объемлет сердце хлад и мрак мои глаза!
Там вихри по воде свирепы закрутились,
Противны две на нас стихии согласились.
И каждой там удар огонь в валах рождал
И влажностию жар и пламень умножал.
Иных пожгла огня неукротима сила,
Иных несытая пучина поглотила.
И как я с корабля старался в бот сойти,
Я Демофонта вдруг увидел на пути.
Пронзен, окровавлен, едва уже дыхает,
Стрела еще в груди зажженная пылает.
Я, в страхе восстенав, других на помощь звал,
От двух смертей исторг и к брегу с ним пристал,
Но в сердце третия трепещущем осталась:
Любезная душа от тела разлучалась.
Еще он, ах! тогда из глубины вздохнул
И слабым голосом Филлиду помянул.
На берег, пламенем шумящим освещенный,
Филлида к ним спешит, Драмет с ней устрашенный.
Увидела его безгласна пред собой,
Старалась во слезах поднять его рукой
И речью возбудить хотела бесполезной:
«Промолви, Демофонт, промолви, мой любезной»,
Он мрачные еще глаза свои открыл
И, на нее взглянув, впоследни затворил.
Промолвить силился еще между стенаньем,
Но речь свою пресек последним воздыханьем!
Илиона
Несчастливой любви несчастливой конец!
Мемнон
Как будет возрыдать оставленной отец!
Филлида с горестным стенаньем возгласила:
«На то ль, чтобы убить, тебя я полюбила?
И так ли путь пресечь тебе хотела я?
Не ты неверен, я изменница твоя.
Ах, пусть бы ты ушел, ты мог бы возвратиться,
И я еще б могла хотя надеждой льститься.
Теперь тебя ко мне никто не возвратит,
И только смерть одна с тобой совокупит».
Промолвила и вдруг кинжал во грудь вонзила
И путь себе за ним со света отворила.
Креуза рвет власы; отчаянной Драмет
Вотще над хладными телами слезы льет.
Илиона
Мне поздно смерть ее надежду возвращает.
Мемнон
Ах, в ней теперь Ликург вторично умирает!
Полимнестор
Теперь мне отнята надежда до конца!
Презрела ты меня, послушала льстеца
И с ним в отчаяньи, о дерзка, умираешь!
Однако тем моих желаний не скончаешь.
Я столько на земли тебе противен был,
Что свет тебе со мной, Филлида, стал не мил.
И чтобы мною ты очей не раздражила,
Прекрасны очи ты вовеки затворила.
Ты от меня бежишь за Демофонтом вслед
И чаешь, что уж там меня твой взор минет?
Гнушаешься еще ты после смерти мною?
Или не смею стать я там перед тобою?
Я следовать тебе не устрашусь во ад
И стану там казать тебе противной взгляд.
Я буду там стенать, трястись в несносной казни
И к жалости тебя подвигну и к боязни.
Ты там, чтоб от меня могла себя укрыть,
Не можешь уж себя в другой раз умертвить.
Что долго смерти ждать?
(Хочет заколоться.)
Илиона
(схватив за руку)
Пожди еще минуту:
Не всю ты претерпел на свете муку люту.
(К вестнику)
Младенец, что Драмет похитил на суда,
Спасен ли?
Полимнестор
Бессчастной Полидор!
Илиона
Деифил неповинной!
Ты лютости моей, тиран, был сам причиной.
Рачением моим закрыт мой Полидор
От злобы твоея Фракийских дале гор.
За наглости твои, за зло непостоянство,
За гордой мне отказ, за мерзкое тиранство
Мне промысл пособил в сей час тебе отмстить
И сына твоего противникам вручить.
Но месть сия легка явилась пред богами:
Деифила сожгли они между валами.
Мне должно бы его на части растерзать
И, растерзав, отцу на пищу сына дать,
Дабы к тому твоя несытая утроба
Рожденному тобой служила вместо гроба.
Полимнестор
Ах, что еще в мои глаза блистает свет?
Филлиды больше здесь и Деифила нет!
Я ныне скипетр, власть и славу презираю
И только громного удара лишь желаю.
Еще я не могу богов к тому склонить,
Прошением на казнь и злобой побудить?
Но смерти что ищу на казнь себе напрасно?
Я чувствую в себе мучение ужасно!
Филлида, Демофонт и ты, ах, Деифил!
В средине сердца мне геенну воспалил.
Какая круг меня бунтует непогода?
То мерзостью моей гнушается природа!
Светила идут все обратно на восток:
Законы естества преобращает рок.
Все боги на меня, что Трою защищали,
За дочь Приамову против меня восстали.
Нептун стремит на брег морскую глубину,
Пожрать меня бежат чудовища по дну;
И вечные Плутон заклепы отверзает,
Рыгает в воздух яд и звезды помрачает.
Зияет челюстьми несытой Флегетон:
Тиранов слышу там бесчеловечных стон.
Но что еще? между ревущих ветров спором
Является Зевес пламенновидным взором.
Меж мрачных и грозой отягощенных туч
Из рук его гремит быстротекущий луч.
Суровая змия мне сердце, ах! снедает,
И внутрь и вне болезнь и страх меня терзает.
Разверстая земля, кровавы небеса,
Кипящие моря, горящие леса
На пагубу мою себя приготовляют.
Но в бездну долго что меня не погружают?
Когда меня терпеть не может естество,
Скончай меня, скончай, о сильно божество!
Между декабрем 1750 и ноябрем 1751
Переводы
Ода, которую сочинил господин Франциск де Салиньяк де ля Мотта Фенелон*
ОДА, КОТОРУЮ СОЧИНИЛ ГОСПОДИН ФРАНЦИСК ДЕ САЛИНЬЯК ДЕ ЛЯ МОТТА ФЕНЕЛОН1, АРХИЕПИСКОП ДЮК КАМБРЕЙСКИЙ, СВЯЩЕННЫЯ РИМСКИЯ ИМПЕРИИ ПРИНЦ
Горы2 толь что дерзновенно
Взносите верьхи к звездам,
Льдом покрыты беспременно,
Нерушим столп небесам:
Вашими под сединами
Рву цветы над облаками,
Чем пестрит вас взор весны;
Тучи подо мной гремящи
Слышу и дожди шумящи,
Как ручьев падучих тьмы.
Вы горам Фракийским равны,
Клал одну что на другу
Исполин3, отвагой славный,
Зрю на вас, поля широки,
Где с уступами высоки
Горы, выше облаков,
Гордые главы вздымают,
Бурей ярость посрамляют
Всех бунтующих ветров.
Как на сих горах червленой
Начинает вид зари
Сыпать по траве зеленой
Злато, искры и огни,
Скачут на лугах ягнята,
То где лыва кустовата
По истокам вдоль растет,
Зефир древ верьхи качает,
С пастухами призывает
Спать стада при шуме вод.
Но с пригожством на угрюмой
Нет того на сей земли,
Что б я зрил очми и думой
Бреги как моей реки,
Тихим током орошенны,
Где не смеют устремленны
Ветры волн когда взбудить.
Не пускают зиму жить.
Пустыня, где быстриною
Стреж моей реки шумит
Чистой только лишь водою,
Спешно, пенючись, бежит.
Где два острова прекрасны,
Как счастливы ветьвми рясны,
Лира что моя не знает
Песнь тебе богов вспевать!
Ветр от запада приятно
В наших веет тих лесах,
И волнует многократно
Желты класы на полях,
Полнит чем Цереса гумна.
Сила Бакхусова шумна
Обагряет виноград,
Со пригоров, что высоки,
Многи льет вина потоки,
На поля те вниз бежат.
За полями, где уж спеет
Дар Цересы золотой,
Долы скрыты далиной.
Дивны этих все фигуры
Только лишь игра натуры,
При своих брегах канал,
Так как зерькало правдиво
Горизонт являет живо,
Вдруг с осенными плодами
Сладок дух дает весна,
Тьмою виноград кистями
Красит увенчав себя.
Тут луга, реке приятны,
В островах цветами знатны,
Делают различны рвы;
Тихо идут те здесь спящи,
Скоро там текут шумящи,
Мочат злачные ковры.
На фиялках и былинках
С пляской пастухи поют,
И играют на волыньках,
Посвистом флейт воздух бьют;
Ваш сердца тон услаждает,
Птицы, скуку прогоняет,
Горлицы со голубями,
Жалкими вы голосами
Восхищаете дух мой.
Мягкой вместо мне перины
Нежна, зелена трава,
Сладкой думой без кручины
Веселится голова.
Сей забавой наслаждаюсь,
Нектарем сим упиваюсь,
Боги в том завидят мне;
Лжи, что при дворах частыя,
Вы как сны мои пустыя,
Вас приятне только те.
Грозных туч не опасаюсь,
Гордость что владык разят,
Под листами покрываюсь,
Те всегда меня хранят.
И без книги почерьпати
Саму Истину могу.
А потом мне повесть знатна
Пишет, Басня4 и приятна
В память умну Старину.
Был из эллинов мудрейший5
Лживыя фортуны смех,
В портах разумом острейший,
В бурях непужливый всех.
Пылких вихрей победитель,
Отчизны своей любитель
Роскошей чужался сей.
О, мои коль могут кусты
Хладны, тихи дать и густы
Похоти предел моей.
Здесь при музах во счастливой
Сладко тишине живу:
От войны всегда бурливой
Молча весел не дрожу.
Сердце радостно при лире,
Не желая чести в мире,
Счастье лишь свое поет.
Прочь, фортуна, прочь спесива,
И твоя вся милость лжива,
Ни во что вменяю свет.
Места я сыскать не мог,
Мысль мою б так взвеселило,
Сей земли как уголок.
Парка жизнь мою скончает
Мирно здесь, и увенчает,
День последней допрядет;
Тирс6, любви чтоб долг воздати,
Надо мной слез ток прольет.
1735
Поздравление для восшествия на престол ее величества Елисаветы Петровны в торжественный праздник и высокий день рождения ее величества декабря 18, 1741. Представлено от императорской Академии наук*
ВСЕПОДДАННЕЙШЕЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ ДЛЯ ВОСШЕСТВИЯ НА ВСЕРОССИЙСКИЙ ПРЕСТОЛ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШИЯ ДЕРЖАВНЕЙШИЯ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИЗАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ, САМОДЕРЖИЦЫ ВСЕРОССИЙСКИЯ, В ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ПРАЗДНИК И ВЫСОКИЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА ДЕКАБРЯ 18, 1741. ВСЕПОДДАННЕЙШЕ ПРЕДСТАВЛЕНО ОТ ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК
Какой утехи общей луч
В Российски светит к нам пределы,
Которой свет прогнал тьму туч?
По страхе музы толь веселы
Не знают, что за ясность зрят.
Чей толь приятной светит взгляд,
Парнасской верьх в восторг приводит,
Не основатель ли того приходит?
Но к ним надежда так гласит:
«Не дайте тем себя прельстити,
Мой вид такой зарей покрыт,
Чтоб вас с Россией взвеселити.
Здесь в ясном я стою свету,
И вам тот светлой день кажу,
Опасность к счастью что сыскала,
Россия б в коем процветала».
Опасность может впредь прозрить
И тое всё управить знает,
В сей день старалась то чинить,
В чем счастья верьх себя являет,
Готово что для наших лет,
В одном лишь только том трудилась,
Чтобы Елисавет родилась.
В тебе щедрота божья зрится,
Хоть внешней красоте твоей
Довольно всяк, кто зрит, дивится.
Душевных лик твоих доброт
Краснее внешних всех красот,
Где всяки совершенства явны,
Любезны всем, во всем преславны.
Величество являлось всем
В особе и во всяком деле,
На полном благ лице твоем
И велелепом купно теле.
Желает кто Петра смотрить
Или Екатерину чтить
И их доброт дивиться цвету,
Воззрит пусть
