– когда я неоднократно утверждаю, что связь духовных актов содержит своего рода необходимость, что даже для высших проявлений свободы нравственной личности нужно бывает достаточное основание в самом житейском употреблении этого слова (стр. 67)? Я доказываю только при этом, что такая своеобразная необходимость неизбежно подразумевает творческую самодеятельность и без нее немыслима. Мой оппонент может не соглашаться со мною, но едва ли он справедлив, когда противопоставляет моему воззрению слова «обусловленность, связь, достаточное основание», во всей шаткости и неопределенности их значения, и пугает меня призраком абсолютного случая. Случайности человеческих действий я нигде не отстаиваю; но я думаю, что не всякая необходимость есть непременно роковое следование событий и не всякое действие было абсолютно предопределено в прошлом во всем своем содержании. Очевидно, при такой постановке дела вопрос может быть только о частных требованиях закона достаточного основания, а никак не об его общем признании. Итак, одно из двух: или оппонент отождествляет причинность с предопределением – тогда самого главного в своих возражениях он не доказал; или он эти понятия разделяет – и тогда я решительно не знаю, о чем мы спорим и чего думает он достигнуть своими очень общими и двусмысленными утверждениями.

Что касается того тезиса моего противника, по которому свободу, как ее признают индетерминисты, нельзя себе представить, – я не совсем понимаю, что он хотел этим сказать? Желал ли он отметить тот факт, что содержание общераспространенного понятия о свободе невозможно вполне выразить ни в какой отчетливо вообразимой схеме фантазии? Но ведь эту участь свобода делит со всеми другими наиболее отвлеченными понятиями нашего разума, каковы причинность, достаточное основание, необходимость и т.д. Что значило бы, например, вообразить необходимость во всем объеме того, что мыслится в этом понятии? Или мой оппонент под невозможностью представить разумел именно логическую немыслимость свободы? В таком случае едва ли он имел право ограничиться простым утверждением: ведь логически немыслимое, особенно в смысле противоречия первоначальным законам ума, ни в одной нормальной голове не должно вмещаться; как же объяснит он, что великое множество мыслителей, бесспорно здравого ума не лишенных, теоретически защищали понятие свободы как способности самопочинных актов, а практически его исповедует все человечество?