понятие всех лошадей (англ.).//, 188 или о диалектике Платона, в которой этот автор увидел, кажется, только дихотомию понятий (199—200).] и — совершенно не указывали на то, что все это есть не что иное, как на три четверти астрономия и физика. Нам хотели вдолбить, что греческая философия есть та же абстракция, которой больна вся новоевропейская мысль, и подсовывали любимые словечки, называя Платона — рационалистом, Аристотеля — эмпи–ристом, Плотина — «мистиком», Ямвлиха — «теургом» и т. д. Никому и в голову не приходило, что Платон — астроном и математик, что у Ямвлиха главное произведение анализирует общие основания математики, что у Аристотеля вращающийся сам в себе мировой разум есть мир неподвижных звезд и что Плотин — тончайший диалектик, равных которому можно найти только в немецкой философии начала XIX века [107 — Стоит только перелистать такие «истории», как, напр., «Краткая история астрономии» А. Берри, пер. под ред. Р. Ф. Фогеля. М., 1904, или старинную «Историю неба» К. Фламмариона (пер. М. Лобач–Жученко. СПб., 1875), не говоря уже о столь кратком изложении, как в «Исторической физике» П. Лакура и Я. Аппеля (Одесса, 1908), чтобы увидеть, каким хламом питается широкая публика, желающая узнать, что такое космос древних. Можно подумать, что все греки были сплошь непроходимые дураки, пробавлявшиеся на протяжении веков колоссальными нелепостями детских фантазий и едва заметной подлинно научной методологией. Кажется, только Трёльс–Лунд в своей книге «Небо и мировоззрение в круговороте времен» (русск. перев. Одесса, 1912) пытается серьезно отнестись к древним воззрениям, но она не относится прямо к нашей теме.]. Это самодовольство псевдонаучной и в сущности своей абстрактно–метафизической мысли, напяливающей свои схемы на живое тело античного мировоззрения, находит возражение теперь уже не только со стороны нас, тех немногих философов, которые всегда протестовали против некритического засилья методов абстрактно–метафизической мысли в историко–философских исследованиях, но и со стороны точной науки, которая, сбрасывая иго формально–логического и метафизически–натура–листического вероучения, освещает совершенно заново и старый, древнегреческий космос. Я задаюсь в настоящей работе одной целью — отнестись к античным учениям о космосе и пространственном формообразовании серьезно, так, чтобы уже не ограничиваться изложением пустых анекдотов и случайных басен, которыми характеризуются эти учения в традиционном понимании. Само собой разумеется, что охватить все античные учения о космосе в этой краткой и общей работе было бы невозможно, почему я и ограничиваюсь только одной магистралью в греческой науке и философии. Именно, я буду иметь в виду, главным образом, космос Платона, Плотина, Прокла и отчасти Николая Кузанского, привлекая также и прочие учения, поскольку они разъясняют этот центральный для греческого мировоззрения пифагорейско–платонический космос. Существенной чертой этого космоса является его диалектическая структура. Поэтому, основное свое задание я мог бы сформулировать так: это — изучение пространственного формообразования космоса в древнегреческой диалектике. Николай Кузанский, хотя и не относится к античному миру хронологически (годы жизни его— 1401 — 1464), дает, однако, столь существенные разъяснения и столь близок в некоторых отношениях к античному воззрению на космос, что привлечь его требует самое существо нашей темы, хотя делать это мне придется в минимальных размерах.
Разумеется, предлагаемая реконструкция античного космоса нигде не дана в античности в той форме, как это я делаю. Во–первых, она дана везде по частям, так что приходится именно реконструировать, а не просто излагать по–русски. Во–вторых же, космос, о котором я буду говорить, есть космос в типичных чертах, космос, который, с моей точки зрения, является наиболее общим во всей греческой философской астрономии. Я не даю ни истории космоса, несмотря на то, что космос Анаксимандра — другой, чем космос Эмпедокла, а Эмпедокла — иной, чем Платона, и Платона — иной, чем Аристотеля, ни греческой космографии, как мы теперь понимаем космографию, так как нынешняя космография, лишенная всякой философской и диалектической основы, была бы для Греции наивным собранием ненужных и разрозненных фактов (чем фактически и является древнегреческий космос в представлениях нынешних астрономов). Я хочу дать стройное и законченное здание античного космоса в его полном и систематическом завершении. Это было именно тем, что незаметно руководило всяким греческим астрономом и философом, когда он строил свои странные, с нашей точки зрения, конструкции. Я хочу, кроме того, сделать это в совершенно точных и кратких формулировках, не гоняясь за противоречивыми формулами и терминами фактической истории греческой астрономии и философии. Что же касается собственно истории космоса, равно как и космографических деталей космоса, то я это делаю в другом месте, и в данном очерке я реконструирую идеальную схему античного космоса, пользуясь отдельными осколками его у многочисленных авторов, как палеонтолог восстанавливает идеальные схемы тех или других когда–то живших организмов.
Три категории необходимы для такого космоса — имя, число и вещь. Выяснить их и значит дать диалектику античного космоса. Ибо он есть вещь, устроенная числом и явленная в своем имени. Это и будет главными вехами нашей реконструкции.
Имя — то, что мы знаем о вещи, и то, что вещь знает сама о себе. В имени вещи — вся вещь. Нельзя знать вещь, не зная ее имени. Диалектика вещей есть диалектика имен; диалектика мира и бытия — диалектика имени, в котором дан мир и дано бытие. Если построена диалектика, то построено логически все бытие и даже гораздо большее — построена смысловая связь всего со всем{108}: #c108, а в том числе и, в частности, смысловая связь нашей человеческой мысли с окружающим ее бесконечным бытием.
2. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ДИАЛЕКТИКИ
Но что такое диалектика? Если феноменология есть вообще точнейшее знание, то диалектика, по–видимому, есть тоже наиболее точное из всего, что человек до сих пор сумел построить в мысли, и нам надо иметь яснейшее и точнейшее представление о том, что такое диалектика.
В общефеноменологическом анализе дается характеристика понятий эйдос и логос. Если мы не усвоим этих понятий до конца, до абсолютной ясности, то можно не заниматься диалектикой и, в частности, не читать того, что я намерен излагать ниже. Понятия эйдоса и логоса — фундаментальные понятия диалектики, и без них нечего и думать приниматься за диалектический метод. Сколько нашлось авторов, всуе приемлющих имя диалектики! И это — только потому, что в голове этих авторов диалектика не отличалась ни от формальной логики, ни от естественных наук, а понималась в общем обывательском смысле — как знание чего–то мыслительного и выводного, как будто бы все, что дано в мысли и подчиняется логическим законам вывода и умозаключения, тем самым уже есть предмет диалектики. Впрочем, так понимают диалектику не только невежи и обыватели, но и те, кто занимал то или другое солидное место в истории философии XIX и XX веков. Не будем вдаваться в критику этих мыслителей, а попробуем начертить ясные и простые контуры диалектики как совершенно своеобразного и ни на что не сводимого знания.
1. Во–первых, диалектика есть логос, логическое конструирование. Этим она отличается, прежде всего, от всякой философии, которая центром тяжести полагает выражение и изображение настроений и чувств философа, видящего мир такими или иными глазами. Диалектическая философия не подчиняется никаким сердечным излияниям, и ей не страшен никакой опыт, ни религиозно–мистический, ни атеистический, и ей, собственно говоря, совершенно не важно, что мыслить. Диалектика занята чисто логической конструкцией вещи, а какая именно эта вещь, ее совершенно не интересует. Этим она отличается от интимножизненного отношения к вещи. Интимно–жизненное отношение любит вещь или ненавидит ее, хвалит ее или бранит, поклоняется и служит ей, борется с ней или стремится уничтожить ее. Диалектика есть в этом смысле совершенно холодное, абстрактное, безучастное отношение к ней, ибо она — не сама жизнь, но — лишь ее логическое конструирование. Правда, в этом она совершенно сходна с логикой, естественными науками, с наукой вообще, потому что всякая наука, поскольку она — наука, есть не более как логическое конструирование того или другого предмета. Поэтому, как бы ни трагична или ни комична была жизнь, диалектика всему находит свое место и, нашедши его, успокаивается. Человек убил человека и изуродовал его — с точки зрения диалектики иначе и не может быть, и ей ближе всего завет Спинозы, убеждавшего не горевать и не жаловаться, но понимать [109 — Небезынтересно проследить, как назревала строгость диалектических понятий, и прежде всего диалектической «эпистемы» в доплатоновской философии. Это недурно сделано у В. Snell, Die Ausdriicke fiir den Begriff des Wissens in der vorplatonischen Philosophie. Berl. 1924 (29. Heft «Philol. Unters». Hrsgb. v. A. Kiessling und U. v. Wilamowitz–Moellendorff), 81—96.]
2. Во–вторых, диалектика есть логическое конструирование эйдоса. Этим она отличается от всех других типов логического конструирования. И, прежде всего, отличается она от логики в обычном смысле слова, т. е. от формальной логики [110 — Лучшие в этом отношении диалектические формулы — Plot.1, 3, 4: диалектика — «способность, могущая в мысли (????) о каждом сказать, что есть каждое, и чем отличается от иных, и какова [его] общность (????????), [в чем его общность с иными]», и далее весь §; см. перевод в прим. 25, к концу нашего § 3. Неважное изложение диалектики Плотина у П. П. Блонского («Фил. Плот.». М., 1918, 63), который не принимает ее во внимание ни в изложении натурфилософии (стр. 106—П1, 136—138, 138—145), ни в изложении ноологии (181 —184, 184—187, 202— 205, 219—222), ни в категориях (230—233, 233—237). Гораздо аккуратнее поступает при изложении отдельных трактатов Плотина A. Richter, Neu–platonische Studien (Plotin’s Lehre vom Sein. Halle, 1867). He забывает о Плотиновом определении диалектики М. Владиславлев («Фил. Плот.». СПб., 1868, 62), хотя толкование его не выходит из пределов Plat. Soph. 253d, R. P. 533. Не указывается четко всего первостепенного значения диалектики в системе Плотина и у С. Н. Kirchner, Die Philos, d. Plotin. Halle, 1851, где стр. 29—35 посвящены общему обзору системы. Не везет также и диалектике Прокла, о которой Ed. Zeller, Phil. d. Gr. II, 25. Lpz., 1923, 846—848, отпускает только несколько насмешек, a H. Kirchner, De Procli Neoplatonici metaphysica. I. Berol., 1841, в главе «Ргіпсіріа universalia», равно как и в главе «Leges progressum omnium ab uno definientes», не говорит ни слова. Тем не менее, помимо всего строя философствования, состоявшего из диалектической антиномики, ср. непосредственные заявления Procl. in г. p. I 283e—26 Kroll (о диалектике в связи с понятием ????, ????????, ??????????); 284ю sqq. (в связи с ???????? ??? ?????)//первоначало, предпосылка, беспредпосылочное… запредельным бытию (греч.).//; II 304г—17 (в связи с задачами истинной философии), и в особ, in
