эти места «Тимея», хотя я имел и их в виду в своем изложении. Я отмечу то, что считаю наиболее важным из этой литературы, хотя, повторяю, все это покрывается одним комментарием Прокла. Прежде всего, необходимо отметить Плутарха, который, отнюдь не обладая четким платоническим понятием души (ср. дуалистические тенденции в De ап. ргосг. in Tim., с. 5, vol. VI 159—160 Bernard.), внимательно, хотя и почти внешнеарифметически, комментирует учение о тетрактиде (с. И—14, ibid., 182 и слл.), о пропорциях (с. 15, 189 сл.), о «двойных» и «тройных» промежутках у Платона (с. 16, 192 и слл.), приводит различные мнения о физической значимости пропорций (с. 31, 200 и слл.), толкуя учения о числе, гармонии, единстве и душе (с. 33, 204 и слл.). Мало дают в философском отношении и рассуждения Феона Смирнского (Theonis Smirnaei гег. mathem. ad leg. PI. util., Hiller), хотя подробность и педантичность ариф–метически–музыкально–астрономических построений весьма помогает внешнему пониманию Платона. Чисто деловой и не по–ямвлиховски сухой характер носят рассуждения Ямвлиха о пропорциях в применении к PI. Tim. 36а в конце его известного комментария на арифметику Никомаха (Iambi, in Nie. аг. intr., 119—125 Pist.). Не обладают ни глубиной, ни оригинальностью комментарии Макробия о семерке, о стихиях и пр. в связи с Plat. Tim. (Macrob. Comm, in somn. Scip. I 6, стр. 495—514 Eyssenh.), всецело повторяющие греческие источники. Кое–что можно найти в комментарии Халкидия — о гармонии (гл. 40—45, стр. 106— 112. Plat. Tim. interpr. Chalc. Wrobel), о числах (гл. 46—56, стр. 113—123), о небе и его устройстве (гл. 57—97, стр. 123— 168). Кое–что небезынтересное я нашел у Иоанна Филопона, рассуждавшего, в целях критики Прокла, между прочим, и о четырех стихиях и об отсутствии пятой стихии у Платона. Из Philop. astern, mund. Rabe сюда необходимо привлечь XIII, § 1, 13, 14, 15, 17, 18 (в последнем параграфе недурные «символические» интерпретации четырех стихий и правильное мнение о значении пятой схемы). Ср. весьма энергичную метакритику Филопоновой критики на Прокла у Симплиция, De caelo Heib., 12, 16 слл.; Phys., 35—45.].
10. Требуется некоторая способность вживаться в эти древние учения о стихиях, чтобы понять их внутреннюю логику и смысл. В этом смысле очень много дает изучение критики Аристотеля на это учение в De caelo III 7—8 и метакритики Симплиция в In Arist. de caelo, Heib. 638— 671, великолепного комментатора Аристотеля, пытающегося, как известно, объединить Платона и Аристотеля. Симплиций разбивает критику Аристотеля на 15 пунктов.
I. Arist. 306а 1 — 17= Simpl. in Ar. de с. 642—644. На возражение, что, при неменяемости земли, не все переходит во все, Симплиций отвечает, что земля неменяема только потому, что она состоит из равносторонних треугольников, но она вполне изменчива, если иметь в виду первую материю. Значит, однородность земного пространства, заключаем мы, также не абсолютна.
11. Arist. 306а 17—20 = Simpl. 644—646. Аристотель говорит, что у Платона только одна земля остается неразрушимой, если она неподвижна, и только она не переходит в другие тела. На это Симплиций отвечает, что земля неделима и неуничтожима только лишь в том смысле, что равносторонний треугольник не есть неравносторонний, и если Александр Афродисийский говорит, что по разрешении земли на треугольники оказалось бы пустое место, поскольку земля не переходит в другие тела, то Симплиций утверждает (646, 22), что Платон имеет в виду не математические, но физические треугольники, которые имеют глубину и которые потому все равно останутся, даже по разрешении земли. Это указывает, скажем мы, на то, что треугольники Платона и Симплиция суть действительно организация пространства. Они говорят не о некоей идеально–геометрической поверхности, но суть формулы определенным образом организованного пространства со всеми его тремя измерениями. Из возражения Симплиция видно также, что они и не суть тела. Земля, как земля, может разрешиться во что–нибудь иное, но лежащее в основе ее пространство остается.
III. Arist. 306а 20—23 = Simpl. 647—648. Аристотель, далее, думает, что теория геометрических стихий не выдерживает критики потому, что при переходе одного элемента в другой оставались бы лишние треугольники. Так, из 20 треугольников воды можно образовать два тела воздуха (по 8), четыре же треугольника остались бы ни к чему. Симплиций на это отвечает, что ничто не мешает треугольникам оставаться некоторое время без телесного оформления, как и Платон (Tim. 56d) говорит, что земля, по разрешении, носится, «пока части ее, встречаясь каким–нибудь образом и соединяясь между собою, не станут опять землей». Ясно, что и тут подчеркивается, что стихии в основе суть не просто физические тела (таковые могут и распадаться), но именно определенные типы пространства. Симплиций прямо цитирует Прокла о том, что стихии могут быть и ????????, что во всех переменах есть нечто ????–???? {299}: #c299, пока это аморфное пространство не будет преодолено эйдосом, и что в изменениях стихий остаются некоторые полупроявленные (???????) части.
IV. Arist. 306а 23—26= Simpl. 648. Аристотель, который, как видим, все время понимает Платоново учение чисто математически, утверждает, что отсюда вытекает невозможность становлению быть в телах. Раз становление происходит из треугольников, значит, ставшее — не из тел. На это Симплиций вместе с Проклом снова напоминает, что треугольники Платона отнюдь не лишены третьего измерения и что становление, значит, вовсе не вне тел. Только те тела, которые именуются треугольниками, «проще» (??????????? ???????), а обычные тела — сложнее. Тела суть так–то и так–то сформированное пространство, а треугольники — просто пространство. Из этого видно, как Симплиций все время строжайше отличает стихии и от чисто математических фигур, и от обыкновенных физических тел.
V. Arist. 306а 26—306b 3= Simpl. 648—650. По Аристотелю, учение о стихиях приводит к тому, что не всякое тело оказывается делимым. Математика даже идеальные тела делит, а платоники не хотят делить и физическое, лишь бы настоять на своем. Или часть огня не есть огонь, и тогда часть пирамиды и шара не будет пирамидой и шаром; или часть огня есть огонь — тогда пирамида и шар неделимы, и, значит, неделимы и физические пирамида и шар, т. е. не все тела делимы. В ответ на это Симплиций, опять–таки вслед за Проклом, отвергает приравнение пирамиды огню. Платон, по их мнению, говорит, что пирамида — ??????{300}: #c300 огня, а не самый огонь. Огонь же есть собрание пирамид, из которых каждая в отдельности не видна по своим малым размерам. Покамест огонь не разделился на множество огней, не может быть и речи о разделении пирамиды. Пирамида — не огонь, но ?????????{301}: #c301 огня. И если она разделена, то часть ее не есть ни стихия, ни состоит из стихий, если только действительно она не разделена на пирамиды или на плоскости. Пирамиды — физичны, но они неделимы как тела, хотя все тела делимы. Они строятся особо. И тут опять в платонизме (Платон — Прокл — Симплиций) видим отделение стихий как от математических фигур, так и от физических тел.
VI. Arist. 306b 3—9= Simpl. 650—657. По Аристотелю, ввиду правильности фигур они не могут заполнить собою пространство так, чтобы не оставалось никакой пустоты. Значит, надо признать, что есть какие–то пустоты. Симплиций же утверждает, что пустые промежутки могут заполняться другими плоскостями и другими телами. Так, пустоты воздуха могут быть заполнены пирамидами огня. Да и по каждому роду тел одни имеют одну величину, другие другую, так что всегда есть возможность избежать пустоты. Аристотель, по–видимому, или мыслит тут по–прежнему чисто математические плоскости и тела, или гипостазирует их физически во всей их математической правильности.
Точка же зрения Симплиция совсем иная. Тела, о которых речь, суть для него характеристика самого пространства, и поэтому вопрос о несовместимости пространства для него имеет совсем другое значение. Любое пространство может иметь любые складки, любые впадины и любые узлы. И эти промежутки могут быть заполнены каким угодно иным пространством. Треугольники Платона — не физические твердые тела, но — конструкция пространства; что же касается самого пространства, то оно может иметь любую фигуру — треугольную, пятиугольную и т. д. Это уже будет вещная треугольность, а не пространство как треугольность.
VII. Arist. 306b 9—22= Simpl. 657—659. Аристотель, далее, отрицает возможность для стихий иметь определенную фигурность, так как фигура определяется тем, что ее окружает и сдерживает. По удалении последнего уничтожается и фигура. Да и Вселенная, ничем не сдерживаемая, не имела бы фигуры. Скорее, думает Аристотель, под стихиями надо понимать вообще материю, которая как таковая не имеет постоянного вида и формы. Симплиций, опять–таки словами Прокла, говорит на это, что отнюдь не физические цельности имеют фигурное строение, но их стихии, незаметные глазу. Фигурность же эта сохраняется потому, что в основе ее лежит нечто высшее, т. е., Симплиций хочет сказать, эйдос. Также и шарообразность целого вполне объяснима этой причиной, которая заставляет стороны огненной пирамиды сжиматься и искривляться, чтобы удовлетворить кривизне неба.
VIII. Arist. 306b 22—29 = Simpl. 659—661. Аристотель, далее, говорит, что с учением о прерывно–фигурных стихиях несовместимо обыкновенное телесное становление, так как последнее непрерывно. На это Симплиций отвечает, что между этими телами есть другие, более мелкие, которые и заполняют промежутки и не дают оставаться пустоте, так что, несмотря ни на какую форму стихий, они не мешают никакому становлению. Они переходят друг в друга, оставляя неизменным свой эйдос. Да и как он мог бы измениться, если по разрешении смеси каждая стихия, входившая в смесь, снова получает тот же самый, свойственный ей эйдос?
IX. Arist. 306b 29—307а 13 = Simpl. 661—663. В следующем аргументе Аристотель выставляет произвольность и несогласованность утверждения тех или других фигур для стихий. Так, огонь называют и шаром, и пирамидой. Подвижность огня сопоставляют с шаром, а то, что он жжется, с пирамидой, которая, как говорят, жжет своими углами. Но если шар и удобоподвижнее всего, то не в смысле движения огня, ибо последний движется вверх и по прямой. Затем, если земля есть куб в силу своей неподвижности, то неподвижна <она> не где попало, а только в собственном месте; в чужом же месте она движется, так что огонь, как и любая стихия, в чужом месте будет шаром или пирамидой, а в своем — кубом. Симплиций, ссылаясь на Прокла, замечает на это, что если стихии и находятся в собственном месте, то это еще не значит, что они там не движутся. Воздух, даже если он в своем месте, движется. Также и вода. Аристотель здесь опять смешивает пространственную конструкцию с телесным качеством. Как тело — стихия
