действительности, а ее активного

переделывания, иначе говоря, активно переделывающей практики.

Наконец, ваш критицизм не должен довольствоваться самим собою, но и не должен сразу и

с потолка решитеяьно все отрицать и признавать только собственный критически настроенный рассудок. Нет, если вы действительно не

хотите расставаться с реальной жизнью, вы

должны уметь находить в ней наряду с ее сложностями и движением также и самоочевидные,

всегда наличные стороны, не требующие никаких доказательств, а требующие только всецелого признания.

Если мы условимся, что будем всегда на

страже интересов жизни, что будем находить в

жизни нечто всегда постоянное и нечто всегда

текучее, и если будем всегда стараться во что

бы то ни стало переделывать не удовлетворяющую требованиям времени действительность,

тогда я согласен с вами разговаривать и тогда

читайте мои дальнейшие философские разъяснения. А иначе будет совершенно бесполезным

95и никому не нужным занятием разбираться во

всех этих философских тонкостях. Лучше тогда

не читайте того, о чем я буду сейчас говорить.

В. И. Ленину принадлежит очень интересное

и весьма важное высказывание о том, что логика, теория познания и диалектика для философии диалектического материализма являются

одним и тем же, так что здесь «не надо 3-х слов:

это одно и то же» ‘. Таким образом, эти три философских термина настолько близки по своему

содержанию, что можно и не употреблять этих

трех слов, а ограничиться лишь одним общим

принципом. Это глубокое суждение В. И. Ленина

требует комментария, которому мы и посвящаем

следующие строки.

В самом деле, почему наблюдается тенденция говорить о логике отдельно от диалектики

и отдельно от теории познания? Это происходит

в том случае, если логика понимается весьма

узко и упрощенно. Логика есть наука о мышлении, а так как мыслит человеческий субъект, то

отсюда легко делался вывод о том, что все содержание мышления субъективно и является

порождением только человеческого субъекта.

В таком виде, конечно, логика ни в какой мере

не являлась диалектикой, а с другой стороны —

уже являлась неявной теорией познания, часто

совсем неосознанной и узкой, всегда произвольной и насквозь ложной. В таком виде, конечно,

логика занимала вполне обособленное место, и

не могло быть и речи о тождестве ее с диалектикой и теорией познания.

Но все дело в том и заключается, что такое

явно субъективистское понимание мышления

1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 301.содержит в себе не менее трех логических ошибок.

Во-первых, делать вывод, что любое содержание мышления обязательно есть порождение

человеческого субъекта,— это все равно что из

утверждения о существовании белой стены делать вывод о том, что все стены вообще окрашены в белый цвет. Мышление действительно

субъективно. Но делать отсюда вывод о том, что

все содержание мышления принадлежит человеческому субъекту,— это значит один из признаков понятия считать самим понятием. Частное

путем произвольной подмены заменяется здесь

общим. И это первая логическая ошибка.

Во-вторых, того, кто утверждает абсолютную

субъективность мышления, необходимо спросить: а претендуете ли вы на то, что ваше высказывание объективно-истинно? Если вы не

знаете, что такое объективная истина, то и ваше суждение о субъективности всякого мышления тоже лишено какой бы то ни было истинности, так что и вы своим суждением об абсолютном субъективизме мышления, в сущности,

ровно ничего не утверждаете. Если же вы претендуете на то, что ваше суждение о субъективности всякого мышления истинно, то это значит,

что ваше суждение о субъективности мышления

вполне объективно. Другими словами, тот, кто

утверждает абсолютный субъективизм мышления, только прикидывается, что отвергает объективную истину. На самом же деле он сам ею

пользуется и без нее не мог бы высказать не

только своего суждения об абсолютно субъективном характере всякого мышления, но и какого бы то ни было суждения вообще. Либо же

утверждение о всеобщем субъективизме мышле-

97ния не претендует на объективную истинность,

но тогда его защитники говорят о том, чего вовсе не существует, то есть говорят вздор.

В-третьих, это можно выразить и в более общей форме. Поставим вопрос так: субъект существует или не существует? Если он не существует, то это значит, что сторонники всеобщего

субъективизма утверждают то, чего не существует, и, следовательно, своими словами о субъективизме ровно ничего не говорят и попросту

занимаются пустословием. Если же субъект существует, то тогда он есть не только субъект,

но и объект, а точнее сказать, одна из разновидностей объективного бытия.

Если учесть эти и подобные логические ошибки, заключенные во всякой субъективистской

теории логики, то ясно, что такая логическая

теория несовместима ни с диалектикой, ни с подлинно научной теорией познания. И тут действительно придется употреблять три разных термина, а не один. Но логический субъективизм

ошибочен, и его устранение открывает дорогу

к совместному изучению логики с диалектикой

и теорией познания, а такое изучение приводит

и к единству этих трех философских дисциплин.

Точно так же и диалектика, взятая в отрыве

от логики и теории познания, совершенно теряет всякий смысл. Что такое диалектика без логики? Вне логики она оказывается чем-то недоказанным, непонятным, хаотическим и непознаваемо-иррациональным. В истории философии

были и такие философы, и такие исторические

периоды, когда диалектика действительно теряла всякий смысл и превращалась в пустое словопрение, в средство доказательства любых

нелепостей, в произвольную игру понятиями и

98словами. Такую диалектику еще в древности называли эристикой, то есть произвольной игрой

словами ради спора и без всякого желания формулировать истину. Диалектика без логики есть

чистейшая софистика, и при помощи такой диалектики можно вообще доказать что угодно.

Иной раз даже и в общежитии можно встретить

улыбки по поводу того, что какой-нибудь вздор,

дескать, вполне оправдывается диалектически.

Для современной философии эти детские и наивные, хотя в основе своей весьма злые, представления о диалектике ушли в безвозвратное

прошлое. С помощью диалектики действительно

можно «доказать» все, что угодно. Но такая лишенная всякой логики и объективной опоры

диалектика является для нас не только логической ошибкой, но может оказаться и политическим правонарушением. Поэтому только вследствие весьма узкого и превратного понимания

диалектики ее могут противопоставлять логике.

Настоящая логика требует диалектики, а настоящая диалектика невозможна без логики.

Если правильно употреблять термины «логика»

и «диалектика», то, действительно, тут перед нами только одна наука, или, точнее, две нерасторжимые тенденции одной нераздельной науки.

Наконец, также и теория познания только

в своем уродливом, искаженном виде может противопоставляться логике и диалектике. К сожалению, однако, необходимо сказать, что конец

прошлого и начало настоящего столетия ознаменовались в буржуазной философии неимоверным преувеличением, раздуванием роли теории

познания и трактовкой ее как основной и чуть

ли не единственной философской дисциплины.

В течение десятилетий буржуазные философы

99твердили, что, прежде чем строить какую-либо

систему философии, необходимо исследовать и

установить, до каких пор простирается наше

знание и на что вообще оно может претендовать.

Такие философы были слепы настолько, что не

понимали того противоречия, в котором назревает такое представление о теории познания.

Получалось так, что хотели установить границы

знания, но не отдавали себе отчета в том, что

всякое установление границ знания уже само по

себе есть процесс не чего иного, как использования все того же знания. Границы знания хотели установить с помощью все того же знания.

Это — типичная ошибка, то есть такой процесс

мышления, когда для доказательства существования какого-нибудь предмета оперируют бессознательным признанием того, что этот предмет существует. Теория познания либо уже

пользуется знанием и тогда представляет собою

сплошное логическое противоречие, сплошное

недоразумение и пустословие; либо сама теория

познания не есть процесс познания, но тогда у

нее нет никаких средств для констатации и уж

тем более для доказательства существования

изучаемого предмета. Сторонник теории познания, который ставит своей целью изучение границ познания, подобен ездоку на лошади, который, пользуясь этой лошадью и направляя ее к

определенной цели, утверждает, что он не знает

ни того, что такое лошадь, ни того, что такое он

как ездок на лошади и что такое то место, куда

он сам же направляет свою лошадь. При такой

забавной слепоте представителей теории познания последняя действительно не является ни

логикой, ни диалектикой, в то время как теория

познания, если она вообще претендует на науч-

100ность, не может и шагу ступить без логики, а

если подумать глубже, то и без диалектики.

Таким образом, логика, диалектика и теория

познания в их научном значении не только не

противоречат одна другой, но представляют собою существенное единство. И вот почему для

обозначения трех дисциплин даже нет необходимости употреблять три разных термина. Это

одна и единая философская дисциплина, в которой, конечно, вполне возможно и даже необходимо изучать отдельные проблемы, но эти проблемы, как бы они ни были различны, не уничтожают единства основной философской дисциплины, а, наоборот, его подтверждают.

Если мы все это усвоили, то можно ставить

вопрос о том, как же надо приступать к построению этой единой дисциплины. Разрешение этого вопроса опирается на определенного рода непосредственные данности, которые очевидны

уже сами собой и не требуют никаких доказательств. Нам представляется, что здесь мы должны исходить из следующих четырех утверждений.

Первое утверждение сводится к тому, что существует объективный мир, объективная действительность, или, попросту говоря, существует

объект. Читатель пусть не удивляется, что здесь

мы говорим о чем-то слишком понятном и очевидном, не требующем вроде бы даже простого

упоминания. Такой читатель, по-видимому, не

отдает себе отчета в том, что такое буржуазная

философия последнего столетия. Здесь существует много мыслителей, которые либо отрицают

существование реального мира, либо считают

его только субъективно-человеческим предположением и никак не обоснованной гипотезой. Од-

101нако субъективизм этой позиции очевиден. Признание объективного существования мира для

нас ясно и неопровержимо и не требует особых

доказательств.

Наше второе утверждение сводится к тому,

что существует также и субъективный мир, существует субъект. И это тоже не является пустым и ненужным утверждением. Дело в том,

что всегда имелось достаточно таких мыслителей, которые до того раздували значение объекта, что для субъекта уже не оставалось никакого

места. На самом же деле субъект тоже есть нечто вполне специфическое, вполне и целиком

отличное от объекта, и притом вполне достоверное, вполне убедительное и понятное, вполне

неопровержимое. Сознание и мышление, что бы

ни говорилось о примате объекта, всегда есть

нечто специфическое и не требующее доказательств своего существования. Сознание и мышление, или, вообще говоря, субъект, нельзя растворить в объекте, и ни в коем случае нельзя

говорить о его случайности и необязательности.

Третье, тоже вполне очевидное, утверждение свидетельствует о связи объекта и субъекта.

Сейчас мы не будем затрагивать необозримые

историко-философские пласты, в которых самыми разнообразными способами формулируется

эта связь субъекта и объекта. Нас сейчас интересует только простое и неопровержимое, а

именно то, что между субъектом и объектом не

может не осуществляться той или иной связи.

Эта связь вполне очевидна. Нет никакого объекта, если о нем ничего нельзя ни помыслить,

ни сказать, то есть такого объекта, для которого

в принципе нет никакого субъекта. Однако для

нас было бы просто смешно пытаться рассуж­

102дать о таком субъекте, для которого не существует никакого объекта и который никак не связан ни с каким объектом. Определенная связь

субъекта и объекта — это такая истина, сомневаться в которой можно только в случае душевного заболевания.

Очень важно также и четвертое утверждение.

В нем речь идет о таком характере связи субъекта и объекта, который можно обозначить словом «отражение».

Объект отражается в субъекте. Но и объект

специфичен, то есть и он является в первую очередь бытием, существованием; субъект вполне

специфичен, то есть