он является в первую очередь сознанием и мышлением. Но если объект

существует, то он отражается в субъекте тем,

что и субъект существует, хотя и существует

специфично.

Объект действует и создает новые объекты.

Но мышление, отражая объект, создает все новое и новое, причем это новое, конечно, специфично, то есть мысленно. Правда, многие тут

затрудняются признать за мышлением специфическую творческую деятельность. Однако это

сомнение в творческом становлении мышления

основано на гипнозе объективизма. Уже простой

факт наличия натурального ряда чисел неопровержимо свидетельствует о творческом становлении мысли. Ведь единица возможна только

тогда, когда есть двойка; а двойка существует

только в том случае, если есть тройка. Если единица не порождает двойки, она не есть единица;

а если двойка не порождает тройки, она не есть

двойка. Натуральный ряд чисел есть неопровержимое доказательство творческого характера

мысли. При этом переход от одного числа нату-

103рального ряда к другому числу вовсе не совершается ни материально, ни во времени. Если бы

переход от двойки к тройке требовал обязательно двух или трех вещей — орехов, карандашей,— тогда можно было бы говорить о необходимой и существенной связи чисел с вещами.

Но натуральный ряд чисел приложим к любым

вещам, не зависит от качества вещей; и мыслим

он уже сам по себе, без всяких вещей. Это и есть

акт мысли. Точно так же в своей бытовой обстановке в случае оперирования с числами и величинами мы, конечно, нуждаемся во времени, и

для перехода от общего числа к другому требуется определенный временной промежуток. Однако всякому ясно, что время не играет здесь

никакой существенной роли. Натуральный ряд

чисел не имеет возраста, и таблица умножения

не имеет возраста. Малейшее сомнение в том,

что дважды два есть четыре, если это сомнение

высказывается всерьез, уже есть признак умственного расстройства. Переходить от одного

числа натурального ряда к другому числу можно с разной быстротой. Эти числа можно произносить одно за другим и очень медленно, и очень

быстро. Но это значит, что переход от одного

числа натурального ряда к другому числу не

имеет отношения к протяжению во времени.

Итак, когда мы говорим об отражении объекта в субъекте, то тем самым мы и в субъекте

признаем творческую деятельность. Но деятельность эта здесь вполне специфична, то есть мысленна. Поэтому отражение объекта в субъекте

не нарушает творческой роли субъекта и неотделимо от его творческой деятельности, которая, повторяем, вполне специфична, то есть является мысленной, мыслительной.

104Когда мы говорим об объекте, то, конечно,

можно говорить и о его начале, и о его конце.

Однако само понятие объекта еще не указывает

ни на его начало, ни на его конец. Можно прямо сказать, что объект бесконечен, поскольку

бесконечна и вся объективная действительность.

Стоит только задать себе вопрос о том, куда исчезает действительность, как уже становится

ясным и то, что существует еще какое-то «куда»,

какое-то «ничто», во что погрузилась действительность. Другими словами, можно говорить о

разных периодах действительности, о разных

ее степенях, о разных ее качествах или количествах, о разных ее перерывах и разрывах, но

никак нельзя мыслить об абсолютной гибели

действительности. В науке это обстоятельство

уже давным-давно осознано и сформулировано.

А именно пользуется всеобщей и вполне аксиоматической достоверностью тезис, что материя

пеуничтожима. Фактически или исторически

мышление на земном шаре, конечно, когда-то

началось; и если земной шар вследствие космической катастрофы погибнет, то погибнет и человек, а с ним и его мышление. Но это нисколько не мешает говорить нам о бесконечности

мышления, поскольку оно связано с материей.

(Не говоря уже о том, что вполне возможно существование мыслящих существ и в других местах мировой действительности.)

Возьмем самую обыкновенную арифметическую единицу, например расстояние между

двойкой и тройкой или между девяткой и десяткой. Можно эту единицу разделить пополам?

Разумеется, можно. А можно ли каждую из этих

двух половин единицы разделить пополам? Тоже, разумеется, можно. И когда прекратится

165этот процесс дробления единицы? Ясно, что он

никогда не прекратится. И сколько бы мы ни

дробили единицу, мы никогда не дойдем до нуля. Следовательно, единица является не чем

иным, как бесконечностью, поскольку частей

этой единицы — бесконечное множество. И вся

эта бесконечность существует в пределах только одной единицы. А это значит, что при своем

переходе от одного числа натурального ряда к

другому числу мы все время находимся в бесконечности и все свои конечные расчеты можем

делать только с использованием бесконечности,

наличной в каждом отдельном моменте, которым мы пользуемся как конечным. Но ведь число вообще лежит в основе всякой раздельности

и всякой расчлененности, поскольку если нет

числа, то нет и никакого перехода от одного к

другому, а есть только нераздельный и нерасчлененный беспросветный туман неизвестно

чего. А это значит, что мышление, как бы оно

ни ограничивалось установлением только одних

конечных величин, по своему существу тоже

есть не что иное, как бесконечность.

Возьмем точку, самую обыкновенную геометрическую точку. Уж она-то, казалось бы, во

всяком случае, не есть бесконечность, но вполне

ей противоположна. Ничего подобного. Точка,

возможна только потому, что мы имеем полную

возможность и даже необходимость сдвинуться

с этой точки хотя бы на какое-нибудь малейшее

расстояние. Но, как бы мало ни было это расстояние, оно уже предполагает, что мы имеем не

одну, а две точки. Если же имеются две точки,

то, как бы они ни были близки одна к другой,

между ними, как мы сейчас сказали, залегает

неисчислимая бездна других точек. Следователь-

106но, даже всякая точка, взятая как одна и единственная, обязательно предполагает вокруг себя

целую бесконечность точек.

Впрочем, для понимания бесконечной природы точки нет никакой нужды в растягивании

этой точки в какой-нибудь отрезок прямой,

пусть хотя бы и минимальный. Здесь достаточно обратить внимание уже на одно то, что всякая точка возможна только в том случае, когда

она мыслится на общем и уже внеточечном фоне. А это значит, что, если мы даже можем брать

точку вне ее движения, все равно она немыслима вне бесконечности и является, точнее говоря, одним из типов бесконечности. Другими словами, мышление, устанавливающее хотя бы два

каких-нибудь различных момента (а без процесса различения мышление вообще невозможно), осуществимо лишь как непрерывное пользование принципом бесконечности.

При всем этом нельзя забывать специфики

объекта и субъекта. Когда мы говорим о бесконечности объективной действительности, то

такого рода бесконечность есть бесконечность

фактическая, например бесконечность во времени и в пространстве. Но когда мы говорим о

бесконечности мышления, то это не есть бесконечность фактическая, а есть бесконечность

мысленная. А мысленная бесконечность сколько угодно может и прерываться, и разрываться,

и начинаться, и кончаться.

Наконец, весьма оригинальные результаты

получаются при анализе объекта и субъекта,

взятых в целом.

Возьмем объективную действительность в

целом. Допустим, что мы ее всю изучили, прошли ее вдоль и поперек. Куда же идти дальше?

107Дальше идти некуда, потому что все, что существует, мы уже включили в изученную нами

действительность. Следовательно, остается пребывать в самой же действительности, но без

перехода от одной области к другой, пребывать

так, чтобы всю действительность взять в целом

и сравнивать ее с ней же самой тоже в целом.

Но как только мы сказали, что «действительность есть именно действительность», мы тотчас уже оставили ее в ее непосредственной данности и перешли к действительности как к ее

определению, к ее существенной структуре, существенной закономерности. Структура объекта, закон его построения, закономерность объекта — все это обязательно объективно, так как

у нас сейчас вообще нет ничего, кроме объективной действительности (потому что мы уже

заранее включили в нее все существующее). Но

объективность — это еще не значит сам объект.

Зеленый цвет принадлежит листве дерева, но

он еще не есть само дерево. Само дерево — носитель своей листвы и тем самым ее зеленого

цвета. Поэтому и понятие объективности не

есть сам объект.

Подобно тому как после охвата объекта в

целом (если он берется как объективная действительность) нам уже некуда дальше двигаться, а можно только сравнивать весь объект с

ним же самим, то есть давать его определения

и устанавливать его закономерную структуру,

так и в мышлении, когда мы берем его в целом,

остается только переходить от мышления к нему же самому, то есть определять его как именно мышление, а не что-нибудь другое. Но тогда

неизбежно возникает вопрос уже не просто о

мышлении, а о его общем строении, его струк-

108туре, его законах и общих закономерностях.

И если от объекта мы неизбежно приходим к

законам объекта, то от мышления столь же неизбежно приходим к законам мышления.

Оказывается, объект, если его продумать до

конца, предполагает такую свою закономерность, которая хотя и объективна, но не есть

объект как таковой, а есть система отношений

внутри объекта; и эта система отношений, очевидно, есть как бы система различительных

отношений внутри объекта. И точно так же,

когда в области мышления мы доходили до законов этого мышления, то законы эти уже не

есть просто само мышление, его субъективный

процесс, но есть его результат, его предметная

значимость.

Итак, спросим самого крайнего субъективиста, существует объект или не существует.

Если он не существует, то нам с тем субъективистом, который думает так, не о чем говорить.

А если объект существует, он есть нечто и,

следовательно, имеет определенные признаки.

Если же он имеет определенные признаки, он

познаваем, причем его познаваемость требует,

чтобы он по самой своей природе обладал ею,

хотя фактически его, возможно, никто и не

познавал бы.

Но отсюда следует и решение другого важного вопроса. Мы хотели рассмотреть, как объект отражается в субъекте, и пришли к выводу,

что это отражение, если брать его полностью,

оказывается постижением структуры и законов

данного объекта. Когда же речь идет об отражении субъекта, то такое отражение, если тоже

брать его полностью, оказывается постижением

структуры и законов данного субъекта.

109Все это наше рассуждение может показаться

кому-нибудь чересчур сложным и даже схоластичным. Но так это покажется только тем, кто

незнаком с наиболее точной наукой, а именно с

математикой и математическим естествознанием. Скажите, пожалуйста, чем занимается математик, когда решает свои уравнения, относящиеся к движению и взаимному притяжению

тел? Математик занят только одним вопросом,

который сводится к стремлению избежать ошибки в своих вычислениях. Он не смотрит в трубу

на небо и вообще никуда не смотрит, а только

вычисляет, решает свои уравнения. Кто-то может сделать вывод, что математик только и занят своими субъективными размышлениями и

ни на шаг не выходит за их пределы. Но вот

оказывается, что при помощи этого чисто теоретического, чисто мыслительного решения

уравнений можно предсказать затмения Солнца

и Луны и точнейшим образом определить положение любого светила на небесном своде в любой сколь угодно удаленный момент времени.

Спрашивается: как же это возможно? Это возможно только потому, что субъективное мышление математика пришло к тем объективным законам, которые уже не есть мышление. И с другой стороны, это стало возможным только потому, что объективная действительность, взятая

в целом, уже перестала быть только объектом,

только вещью, но оказалась носителем структур и законов, которые вполне объективны и

вместе с тем делают возможным познание

объекта.

Теперь спросим себя: чем же мы сейчас занимались — логикой, диалектикой или теорией

познания? Всякий скажет, что мы занимались

110здесь не специально логикой, не специально диалектикой, не специально теорией познания. Мы

занимались здесь той наукой, которая не есть ни

то, ни другое, ни третье, хотя и не стоит никакого труда четко и неопровержимо различать

эти три момента в нашем рассуждении. То, что

мы пользовались логикой,— это