философии рассматривала всю действительность как становящуюся, как совмещающую в себе противоположности, как вечно подвижную и самостоятельную. Философы ранней
греческой классики (VI—V вв. до н. э.) говорили о всеобщем и вечном движении, в то же
время представляя себе космос в виде завершенного и прекрасного целого, в виде чего-то
119вечного и пребывающего в покое. Они говорили,
далее, о всеобщей изменчивости вещей в результате превращения какого-либо одного оеновного элемента (земля, вода, воздух, огонь и
эфир) в другой. Это была диалектика движения
и покоя, тождества и различия. Вся ранняя греческая классика говорила о бытии как о чувственно воспринимаемой материи, усматривая в
ней те или иные закономерности. Числа пифагорейцев, по крайней мере в раннюю эпоху, совершенно неотделимы от тел. Логос Гераклита есть
мировой огонь, мерно вспыхивающий и мерно
угасающий. Мышление у Диогена Аполлонийского есть воздух. Атомы у Левкиппа и Демокрита — геометрические тела, вечные и неразрушимые, не подверженные никаким изменениям, но из них состоит чувственно воспринимаемая материя. Ранняя греческая классика
говорила о тождестве, вечности и времени: все
вечное протекает во времени, а все временное содержит в себе вечную основу — отсюда и теория
вечного круговорота вещества. Все создано богами; но сами боги — обобщение материальных
стихий, так что в конце концов космос никем и
ничем не создавался, а возник сам собой и постоянно возникает в своем вечном существовании.
Итак, уже ранняя греческая классика затрагивала основные категории диалектики, хотя,
находясь во власти стихийного материализма,
была еще далека от системы этих категорий и
от выделения диалектики в особую науку. У Гераклита и других греческих натурфилософов мы
находим формулы вечного становления как
единства противоположностей. Аристотель считал первым диалектиком элеата Зенона. Имен-
120но элеаты впервые резко противопоставили
единство и множество, или мысленный и чувственный мир. В Греции возникла и чисто отрицательная диалектика у софистов, которые в непрестанной смене противоречащих друг другу
вещей и понятий увидели относительность человеческого знания и доводили диалектику до
полного нигилизма, не исключая и морали.
Впрочем, жизненные и житейские выводы из
диалектики делал уже и Зенон. В этом окружении Ксенофонт изображает Сократа стремящимся давать учение о чистых понятиях, но без софистического их толкования, ища в них наиболее общие элементы, разделяя их на роды и
виды, обязательно делая отсюда моральные выводы и пользуясь методом собеседования: «Да
и само слово «диалектика»,— говорил он,— произошло от того, что люди, совещаясь в собраниях, разделяют предметы по родам…»
Не следует принижать роль софистов и Сократа в истории диалектики. Именно они, отойдя от слишком связанной с бытием диалектики
ранней классики, привели в бурное движение
человеческую мысль с ее вечными противоречиями, с ее неустанным исканием истины в атмосфере ожесточенных споров и погоней за все
более и более тонкими и точными мыслительными категориями. Этот дух эристики (споров)
и вопросно-ответный, разговорный характер теории диалектики отныне стали пронизывать всю
античную философию и свойственную ей диалектику. Этот дух чувствуется в напряженной
мыслительной ткани платоновских диалогов, в
различениях у Аристотеля, в словесно-формалистичной логике стоиков и даже у неоплатоников, которые при всей своей мистической на-
121строенности глубоко погружались в эристику,
в интерпретацию мифологии, в изощренпую
систематику всех логических категорий. Без софистов и Сократа немыслима античная диалектика, и даже там, где она не имеет ничего общего с ними по своему содержанию, древний
грек — всегдашний говорун, спорщик, словесный эквилибрист. Такой же была и его диалектика, возникшая на основе софистики и сократовского метода ученого разговора.
Продолжая мысль Сократа и трактуя мир
понятий, или идей, как особую самостоятельную действительность, Платон понимал под
диалектикой не только разделение понятий на
четко обособленные роды («Софист») и не
только искание истины при помощи вопросов и
ответов («Кратил»), но и «познание бытия,
подлинного и вечно тождественного по своей
природе»
1 («Филеб»). Достигнуть этого он
считал возможным только при помощи сведения
противоречащих частностей в цельное и общее
(«Государство»). Замечательные образцы этого
рода античной идеалистической диалектики
содержатся в диалогах Платона «Софист» и
«Парменид».
В «Софисте» рассматривается диалектика
пяти основных диалектических категорий: движения, покоя, различия, тождества и бытия.
Всякая вещь оказывается тождественной сама
с собой и со всем другим, различной сама с
собой и со всем другим, а также покоящейся и
подвижной в самой себе и относительно всего
другого. В «Пармениде» сначала дается диалектика единого как абсолютной и неразличи-
1 Платон. Соч. В 3 т. М., 1971, т. 3, ч. 1, с. 74—75.
122мой единичности, а затем диалектика единораздельного целого, как в отношении его самого, так и в отношении всего иного, которое от
него зависит. Рассуждения Платона о разных
категориях диалектики встречаются во всех его
произведениях. Можно указать хотя бы на диалектику чистого становления («Тимей») или
диалектику космического единства, стоящего
выше единства отдельных вещей и их суммы,
выше самого противопоставления субъекта и
объекта («Государство»). Недаром Диоген Лаэрций считал изобретателем диалектики именно Платона.
Аристотель, рассматривавший платоновские
идеи в пределах самой материи и тем самым
превративший их в формы вещей и, кроме того,
присоединивший сюда учение о потенции и
энергии и ряд других учений, поднял диалектику на высшую ступень. Всю эту область философии он называл «первой философией». Термин
«логика» он сохранял за формальной логикой,
а под «диалектикой» понимал учение о вероятных суждениях и умозаключениях или о видимости («Первая аналитика»).
Значение Аристотеля в истории диалектики
огромно. Согласно его учению о четырех причинах — материальной, формальной (вернее,
смысловой, эйдетической), движущей и целевой,— они существуют в каждой вещи совершенно неразличимо и тождественно с самой
вещью. С современной точки зрения это, несомненно, есть учение о единстве противоположностей, как бы сам Аристотель ни выдвигал на
первый план закон противоречия (вернее сказать, закон непротиворечия) в бытии и познании. Учение Аристотеля о перводвигателе, ко-
123торый мыслит сам же себя, то есть является
сам для себя и субъектом, и объектом, есть не
что иное, как фрагмент все той же диалектики.
Правда, знаменитые десять категорий Аристотеля рассматриваются у него раздельно и вполне описательно. Но в его «первой философии»
все эти категории трактуются достаточно диалектично. Наконец, следует отдать должное
тому, что он сам называл диалектикой, а именно системе умозаключений в области вероятных допущений. Здесь Аристотель дает диалектику становления, поскольку сама вероятность
только и возможна в области становления. Ленин отмечал: «Логика Аристотеля есть запрос,
искание, подход к логике Гегеля,— а из нее, из
логики Аристотеля (который всюду, на каждом
шагу ставит вопрос именно о диалектике), сделали мертвую схоластику, выбросив все
поиски, колебания, приемы постановки вопросов» ‘.
У стоиков «только мудрый — диалектик».
Диалектику они определяли как науку правильно беседовать относительно суждений в
вопросах и ответах и как науку об истинном,
ложном и нейтральном. Судя по тому, что у
стоиков логика делилась на диалектику и риторику, понимание ими диалектики не было связано с учением о бытии.
Однако если принимать во внимание не терминологию стоиков, а их фактическое учение о
бытии, то в основном и у них мы находим гераклитовскую космологию, то есть представление о вечном становлении и о взаимном превращении элементов, об огне-логосе, о материаль-
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 326.
124ной иерархии космоса. Таким образом, в учении
о бытии стоики оказываются сторонниками диалектики.
Линию Демокрита — Эпикура — Лукреция
ни в коем случае не следует понимать механистически. Появление каждой вещи из атомов
тоже есть диалектический скачок, поскольку
каждая вещь несет с собой совершенно новое
качество в сравнении с теми атомами, из которых она возникает. Известно также античное
уподобление атомов буквам: цельная вещь появляется из атомов так же, как трагедия и комедия из букв. Как видим, атомисты продумывают здесь диалектику целого и частей.
В последние столетия античной философии
диалектика Платона получила особенно большое развитие. У Плотина имеется специальный
трактат о диалектике. Чем дальше развивался
неоплатонизм, тем более утонченной и изощренной становилась здесь диалектика. Диалектична основная неоплатоновская иерархия
бытия: 1) единое, которое является абсолютной единичностью всего сущего, сливающей в
себе все субъекты и объекты и потому неразличимой в себе и допускающей только числовую
раздельность этого единого; 2) качественная
наполненность этих первочисел, или Нус-Ум,
представляющий собой тождество универсального субъекта и универсального объекта (заимствовано у Аристотеля), или мир идей;
3) переход этих идей в становление, которое
есть движущая сила космоса, или мировая
душа; 4) произведение и результат этой подвижной сущности мировой души, или космос;
5) постепенно убывающие в своем смысловом
наполнении космические сферы, начиная от
125неба и кончая землей. Диалектично в неоплатонизме и само учение о постепенном и непрерывном излиянии и саморазделении первоначального единого, обычно называвшееся эманационизмом (Плотин, Порфирий, Ямвлих, Прокл
и другие философы конца античности — I I I —
IV вв.). Здесь много диалектических идей, которые, однако, ввиду специфических особенностей данной эпохи часто излагаются в форме
мистических рассуждений и скрупулезно изощренной систематики. Диалектически важны, например, концепция раздвоения единого, взаимоотражения субъекта и объекта в познании,
учение о вечной подвижности космоса, о чистом
становлении.
Таким образом, в античной диалектике были
продуманы почти все главные категории этой
науки на основе осмысления стихии становления. Но ни античный идеализм, ни античный
материализм не могли справиться с этой задачей до конца ввиду своей созерцательности,
слияния идеи и материи или же их разрыва,
ввиду примата либо религиозной мифологии,
либо просветительского релятивизма, ввиду
слабой осознанности самой сущности категорий
как отражения действительности и неумения
понять характер творческого воздействия мышления на действительность. В значительной’
мере это относится и к средневековой философии, в которой место прежней мифологии заняла другая мифология.
Господство монотеистических религий в
средние века перенесло диалектику в область
богословия, где философия Аристотеля и неоплатонизм использовались для создания схоластических учений о личном абсолюте.
126В смысле развития диалектики это было
шагом вперед, так как философское сознание
постепенно приучалось чувствовать свою собственную силу, хотя и возникавшую из персоналистски (личностно) понимаемого абсолюта.
Христианское учение о троичности (например,
у представителей каппадокийской школы
(IV в.) — Василия Великого, Григория Богослова (Назианзина), Григория Нисского и вообще у отцов и учителей церкви, например у Августина) и арабско-еврейское учение о социальном абсолюте (например, у Ибн Рошда,
XII в.) строились по преимуществу методами
диалектики. Утвержденный на двух первых вселенских соборах (325 г. и 381 г.) символ веры
учил о божественной субстанции, выраженной в
трех лицах, при полном тождестве этой субстанции и этих лиц и при полном их различии,
а также при самотождественном развитии самих лиц: лоно вечцого движения (отец), расчлененная закономерность этого движения (сын,
или бог-слово) и вечное творческое становление
этой неподвижной закономерности (дух святой).
В науке уже давно выяснена связь этой концепции с платоно-аристотелевской, стоической
и неоплатонической диалектикой. Наиболее
глубоко эта диалектика выражена в трактате
Прокла «Первоосновы теологии» и в так называемых «Ареопагитиках». То и другое имело
большое значение для всей средневековой диалектики.
Эта диалектика, основанная на религиозномистическом мышлении, дошла до Николая Кузанского (XV в.), построившего свое учение на
основе идей Прокла и «Ареопагитик». Таковы его представления о тождестве знания и не-
127знания, о совпадении максимума и минимума, о
вечном движении, о троичной структуре вечности, о тождестве треугольника, круга и шара
в теории божества, о совпадении противоположностей, о любом в любом, о свертывании и
развертывании абсолютного нуля. Кроме того,
антично-средневековый неоплатонизм смыкается у него с идеями зарождающегося математического анализа, так что в понятие самого абсолюта вносится идея вечного становления и
абсолют начинает пониматься как своеобразный и всеохватывающий интеграл или, в зависимости от точки зрения, дифференциал. У него фигурируют
