свои пределы. И остается двигаться, только пребывая на одном и том же месте.

5) А это значит, что такой космос должен вечно

вращаться; и так как он есть обязательно нечто

целое, то он обладает и единым центром, вокруг

которого и совершается его вечное круговраще-

230ние. А если прибавить к этому, что такого рода

неподвижным центром считалась в античности

чаще всего Земля, то вы сами должны понять,

какой наивной и детской ограниченностью в

сравнении с новой и новейшей космологией отличаются античные представления о космосе.

Но я бы сказал, что для нас сейчас важна не

эта, слишком уж очевидная, истина. Для нас

важно скорее то, что этот чувственно-материальный ограниченный космос есть только предельное обобщение исходного представления о человеке как о телесно-ограниченной вещи и как об

интеллекте, который этой вещью управляет.

А такая исходная интуиция — чисто рабовладельческая. Античный живой, одушевленный,

разумный, но ограниченный чувственно-материальный космос со своим конечным протяжением вокруг единого центра — это есть именно

рабовладельческий космос.

— Не считаете ли вы, что все сказанное вами является явным «принижением» античного

космоса? Не считаете ли вы унизительным для

античной культуры такое слишком уж ограниченное понимание вещей и интеллекта?

— Ни в коем случае не считаю. Что же унизительного в том, что проповедуется чувственноматериальный космос как предел всякого существования? Что унизительного в том, что этот

чувственно-материальный космос полон движения и жизни, полон демонов и богов, полон переселений и перевоплощений душ (хотя это

только частный случай общего круговорота вещества в природе), пока они не достигнут полного согласия с миром идей, столь живописно

изображенным у Платона? И что унизительного

в том, что все античные мыслители — и идеа-

231листы, и материалисты — с глубоким сердечным

волнением взирают на небесный свод, находя

в нем свою родину, и надеются после смерти

распылиться в этом, пусть бездушном и безличном, но все же трепетно ожидаемом мире

идей или мире материальных атомов? Если вы

считаете все это унизительным, то это значит,

что вы оцениваете всю античность с христианской точки зрения, а это неправильно, потому

что свое тысячелетие античность просуществовала с полным историческим правом; и это право ничуть не меньше, чем права всех других

культур, хотя бы они и были более духовными

и более полноценными в человеческом отношении. Но это вовсе не значит, что античность есть

идеал всех культур. Она является во многом

ограниченной. Но ведь и рабовладение тоже не

идеал и, с точки зрения человеческих идеалов,

тоже существенно ограниченно. И как бы я, по

существу, ни относился к античности (а я ее

очень люблю), все-таки я как историк философии обязан формулировать специфику античной

культуры, какой бы духовной ограниченностью

эта специфика ни обладала. Другие культуры,

которые многими расцениваются как более духовные, тоже обладают той или иной ограниченностью, которую мы тоже обязаны точно

формулировать. Да и где она, эта идеальная

культура, которая ничем не была бы ограничена

и которая не имела бы никаких недостатков?

Если бы такая идеальная культура и существовала, то это явилось бы концом всего исторического процесса, поскольку все оказалось бы уже

достигнуто и было бы некуда двигаться.

— В самом начале мы условились говорить

о философии культуры в применении к антич-

232ной культуре. Что вы считаете действительно

философией культуры?

— Философия культуры есть постановка и

решение проблемы о том, а) как соотносятся

между собою отдельные слои исторического процесса, б) как они все вместе относятся к их

предельной обобщенности, то есть к их исторически обусловленному и каждый раз специфически доминирующему первопринципу, в) как

этот первопринцип данной культуры относится

к первопринципам других, хотя бы ближайших,

культур, г) как необходимо характеризовать

все слои исторического процесса в свете этого

первопринципа. Мне кажется, что в нашем с вами разговоре мы только этим и занимались.

— Не могли бы вы в заключение охарактеризовать специфические черты античной культуры и мировоззрения?

— Они, на мой взгляд, могли бы быть сведены к следующим чертам.

1. Виртуальный эйдологизм. Целесообразно

сформированная, человеческо-материальная, вещественная индивидуальность образует собою в

античности тело как таковое, в отличие от всяких других тел, которое обладает своим собственным видом (эйдосом) и активной способностью к разного рода обобщениям (или виртуальностью), хотя взятое само по себе такое тело

воспринимается только как оно само, а не как

что-нибудь другое. Античность лишена чисто

духовных обобщений. Исходная античная интуиция бездушна, внеличностна и в предметном

смысле только природна. В античном мире с его

ориентацией на космос, как и вообще в природе,

все повторимо. Душа, личность, даже каждый

Демон и бог не только возможны для античности

233в условиях чувственно-материальной действительности, но даже необходимы. Однако для античности они вовсе не являются результатом

чисто духовной деятельности, а оказываются

принципами все той же чувственно-материальной действительности, поскольку даже боги являются здесь не более чем обожествлением сил

все той же чувственно-материальной природы.

Поэтому в античности не боги создают мир, но

мир создает богов и людей, и даже не мир вообще, но именно Земля, всеобщая мать, как это

провозглашает решительно вся античность и как

это требуется исходной чувственно-материальной интуицией.

2. Чувственно-материальный космологизм.

Ясно, что это только предельное обобщение идеально организованного человеческого тела.

3. Диалектика. Она есть единственный способ объединить в одно целое бездушную, но

деятельную вещь и совершенно невещественный интеллект, способный осмыслять и оформлять бездушные вещи (заметим, что самый совершенный интеллект еще не есть дух в целом,

но только один из его атрибутов). В результате

такого диалектического синтеза социальной

жизни мы имеем древнейший рабовладельческий полис или позднейшую рабовладельческую

Римскую империю, а в философии — вечное искание синтеза противоположностей, без которого античная культура вообще не была бы никакой цельностью.

4. Рассудочный восторг, или восторг рассудка. Крупнейшие философы античности Платон

и Аристотель, давшие максимально законченную картину диалектических синтезов, как раз

отличаются неимоверной приверженностью к

234рассудочным изысканиям и прямо-таки упоением бесконечными различениями тончайших рассудочных категорий, погруженностью в бесконечные споры. В этом смысле античные софисты являлись довольно характерным образцом

именно античной диалектики наряду с Платоном, Аристотелем, стоиками, скептиками и неоплатониками. Страсть к спорам древних греков

в быту и их риторика и в искусстве, и в мысли

не только не противоречат установленному нами первопринципу античной культуры, но являются его вполне естественным результатом, поскольку исходная вещественная ограниченность

не давала полного удовлетворения, а требовала

вечных поисков все нового и нового, хотя в идеале это новое всегда и мыслилось как достигнутое совершенство, будучи вечной задачей для

научно-художественного искательства.

5. Вечное возвращение. Античный человек

вечно стремится. Но выйти за пределы космоса

он не может, поскольку никакого другого, более

высокого бытия он не мыслит. Космос подвижен,

но ему некуда выйти за свои пределы. И поэтому он только вечно вращается в себе. Человек

тоже вечно стремится. Но ему некуда деться,

кроме космоса, и поэтому он, самое большее,

может только перевоплощаться в другие тела;

однако за пределы тела, своего или космического, ему выйти некуда. Так вечное возвращение

стало основной идеей всякого античного мировоззрения.

6. Аисторизм. Отсюда вытекает и то, что в

античности весьма плохо прививалась мысль о

вечном прогрессе, да и о прогрессе вообще. Будучи занята созерцанием прекрасной человеческой телесности, античная личность и не нуж-

235далась в принципиальных переходах от одного

состояния мира к другому. Античность аисторична. Тут, однако, необходимо напомнить высказанную выше мысль о том, что тип культуры

есть только принцип античного исторического

развития, но не воплощается в нем буквально

и неподвижно. Поэтому античные греки вечно

спорили, вечно ссорились, вечно дрались, вечно

воевали, так что вся их история достаточно

драматична. Тем не менее в последней глубине

космос со всей той живой и неживой действительностью, которая в нем находилась, был

только вечным вращением в себе, вечным возвращением к тому же самому состоянию.

7. Героизм и судьба, или скульптура и фатализм. Человек в основе своей есть только прекрасная телесность. Следовательно, он должен

все время стремиться к тому, чтобы восторжествовала эта прекрасная телесность. С другой

стороны, тело, не будучи разумом, как и разум,

ограниченный только задачами телесного оформления, лишены знания всех собственных причин и всегда могут ошибаться в постановке для

себя тех или иных жизненных целей. Поэтому

прекрасная телесность не знает ни конечных

причин своего происхождения, ни своих конечных целей. Для этого она слишком созерцательна, слишком прекрасна, а главное, слишком телесна. В силу этого античный человек всегда

героичен, действуя независимо от своей судьбы.

Совмещение героизма и фатализма тоже есть

результат античного типа культуры. Здесь тоже

героизм и фатализм, с одной стороны, есть противоречие, а с другой, есть и разрешение этого

противоречия в героическом фатализме или в

фаталистическом героизме. Таковы все класси-

236ческие герои античной мифологии; и в таком

виде они вновь появляются в последние века

античности, когда возникла живейшая потребность в подобной реставрации. Поэтому не удивляйтесь, что вся последняя и наиболее синтетическая четырехвековая школа неоплатонизма в

основном только и занималась диалектикой

мифа.

В заключение всех моих рассуждений об

античной культуре не может не возникнуть вопроса об отношении этой культуры к нашей современности. Разработка этого вопроса не может

входить в настоящую нашу беседу (это тема

специального разговора), но здесь я коснусь

лишь принципиальной стороны дела, и притом

кратко.

Исходная интуиция (принцип) нашей культуры — интуиция коллектива, понимаемого как

живой организм. Это свободно-трудовая общественность, а не просто чувственно-материальная

индивидуальность, которая является для нас

самое большее только одной из сторон исходной

интуиции, но отнюдь не ею самою целиком.

Далее, наш интеллект отнюдь не пассивно созерцателен, каким он был в эпоху рабовладения.

Он имеет своей целью переделывать действительность, а это значит бороться со всеми препятствиями, которые мешают свободно-трудовому

коллективу, то есть создавать необходимую для

него мирную обстановку, которая действительно

обеспечивала бы нормальную и бесперебойную жизнь трудящихся. Наконец, что касается

предельного обобщения, которое в рабовладельческом обществе принимало облик прекрасного чувственно-материального космоса и блаженного олимпийского самодовления, то это

237предельное обобщение является для нас в первую очередь не чувственно-материальным космосом (хотя бы и самым прекрасным) и не

Олимпом, но прежде всего тем бесклассовым

обществом, которое не пассивно-созерцательно,

а активно-деятельно оградило себя от всякого

посягательства на свое совершенное состояние,

будь то эксплуатация одного человека другим

или какие-нибудь космические неожиданности.

Теперь вы сами видите, в чем существо той

культуры, которую мы создаем, и в каком отношении античная культура, с одной стороны,

является, а с другой, никак не является нашей

предшественницей. Трудовая активность и борьба за решительное преодоление всего, что может

препятствовать ей изнутри и извне,— вот в чем

отличие нашей культуры от пассивно-созерцательной односторонности рабовладельческой

формации.

ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ

КАК ШКОЛА МЫСЛИ

История философии относится к числу тех

областей знания, из которых должна складываться теория познания. Ведь только с помощью

истории философии люди смогли понять, как

вырабатывались формы и категории теоретического мышления, методы освоения мыслью действительности, методологическая культура, в

основу которой марксизм-ленинизм кладет материализм и диалектику. Вспомним слова Ф. Энгельса: «…теоретическое мышление является

прирожденным свойством только в виде способности. Эта способность должна быть развита,

238усовершенствована, а для этого не существует

до сих пор никакого иного средства, кроме изучения всей предшествующей философии» ‘.

Историки философии по «черепкам» памятников духовной культуры воссоздают и исследуют становление, движение, развитие человеческого разума, восхождение его от низшей

ступени к высшей, изучают эволюцию теоретических воззрений, движущие факторы их зарождения и развития. Поскольку же мыслителей

прошлого толкала вперед не одна только сила

чистого мышления, как это часто им самим казалось, но все более быстрое и все более энергичное развитие материальной практики, история философии, естественно, опирается на данные