обновлялись,— я не только составил представление о сущности драматургии, но и постигал мастерство исполнителей,
их творческие особенности. Что еще оказалось
для меня важным воспитательным моментом?
Пожалуй, те записи, которые я заносил после
каждого спектакля в дневник. От впечатления
сценического я делал шаг к раздумью, к попыткам самостоятельного мышления и оформлению
своих наблюдений словом. Театр оказался для
меня первым храмом познания науки и искусства. Ему я обязан почти всем.
Заметьте оговорку А. Ф. Лосева: «почти
всем». Потому что и это далеко не все, что
влияло на него в пору возмужания и развития.
Из многих его косвенных суждений для меня
стала очевидной еще одна, и очень важная в
формировании его личности, побудительная
причина. Астрономия! Огромное воздействие на
него оказал Фламмарион. Научно-популярные
труды французского ученого буквально очаровали мальчика. Даже и сегодня, думая о тех
своих звездных фантазиях, он не может скрыть
чувства восторга.
359— Да, меня тогда сильно занимали, даже
тревожили иные миры. Это беспокойство в сочетании с интимным восторгом перед бесконечной Вселенной, осознание тесной связи земных
и космических явлений будоражили сознание.
А главное — способствовали стремлению осмыслить действительность. Конечно, это были
только робкие попытки, скорее близкие к юношеской рефлексии, чем к научному взгляду. Но
здесь важно другое — возникали продолжительные, напряженные раздумья.
Быть может, эти фламмарионовские повести
положили начало его первой личной библиотеке,
новому образу жизни — среди книг. Кстати,
однажды я спросил: а не скучно ли жить среди книг?
— Скучно! — подтвердил Лосев.— Ты себя
на это не обрекай. Смотри, как я живу. Работа
работой, но ведь у меня каждый день народ.
И не обязательно по делу. Зато возникает постоянное человеческое напряжение. Для ученого опасно выпасть из живой жизни.
В конце лета я навестил А. Ф. Лосева на
даче. Кроме меня было еще несколько гостей.
Последний августовский день выдался па
редкость теплым, солнечным, безмятежным.
Никому не хотелось расходиться по делам, а их
в канун 1-го сентября всегда хватает. Кто-то и
обмолвился: «Хорошо бы лето продлить еще на
месячишко…» Это замечание вызвало общий сочувственный вздох. Но Алексей Федорович отозвался иначе:
— А я с детских лет привык ждать первое
сентября. С самым тревожным и радостным нетерпением. Да и сейчас, отдав семьдесят лет
высшей школе, жду не дождусь того дня и ча-
360са, когда ко мне придут ученики, мои аспиранты. Что нового у тех, кто уже учился у меня?
А больше всего волнует самый молодой народ.
Те, кто только начнет заниматься с этого семестра. Ваших кисельных разговоров и вздохов о
каникулах не понимаю. Неужели и впрямь не
соскучились? Не верю! Небось войдете в аудиторию, и в носу защиплет…
Лишь этой неутолимой жаждой личного общения с идущими вослед, тягой к юности могу
себе объяснить его нынешнюю практическую
педагогику, связанную с преподаванием греческого языка.
Как-то я побывал на его занятиях. И увидел еще одну сторону его натуры через будничную работу педагога-практика. За общим столом сидели преподаватель и аспиранты. Шел
«урок» греческого… Как ни удивительно, но самым бодрым, активным, цепким смотрелся преподаватель.
— Лена, пожалуйста, текст.
Девушка пытается имитировать чтение.
— Ты читаешь по складам. Пора читать
бегло, красочно. Давай-ка еще разок. Живо, живо… Так-так… Григорий, продолжай.
Опять какая-то затрудненность, путаница…
И его восклицание:
— Вот тут я тебя поймал! А для чего надо
знать долготу последнего? Кто объяснит? Пожалуйста, ты! Ты!
Наконец общими усилиями, с его постоянной корректировкой, преодолели фразу, осмыслили правило, и снова наводящие, требовательные вопросы и пояснения.
— А это здесь зачем? Тупое ударение? По
какому правилу?.. Да, верно. Только говори
361уверенней, чтобы словесная каша не усыпляла
нас… Переведи! Так, «поход есть жизнь каждого»… Это буквально, а точнее, литературно
как сказать? Кто?.. «Борьба есть жизнь каждого»… Это ближе. Кто еще?
Идет поиск слова и знания. Позже, в конце
урока, он им скажет:
— Не бойтесь делать ошибки, мы ведь пока
учимся. Но вы должны их преодолевать, вырастать из них. Я хочу видеть это.
Надеюсь, вам удалось почувствовать, как
напористо, темпераментно ведет Лосев к цели
учеников. Иначе он не может, заскучает.
С занятий я шел вместе с аспирантами и
попросил их поделиться впечатлениями. Они
восторгались наставником.
— Ну а почему же вы не пользуетесь такой
редкой возможностью на все сто? Неужели вам
не обидно? Разве рационально так пользоваться временем ученого, так мало брать из-за вашей слабой подготовки к занятиям?
Тут мои собеседники стали наперебой излагать всяческие веские причины. У каждого нашлось оправдание.
— Но ведь вы отвечаете Лосеву…
— Мы это понимаем… Но ведь мы-то не
Лосевы. Поймите меня правильно,— пояснила
Лена,— но я, например, нынче иду на день
рождения. Что делать, приглашена! Вчера подарок покупала, сегодня утром едва успела в
парикмахерскую…
— Ничего, подойдет время, и мы будем собранными,— бодренько подытожил Григорий.
Что возразить? Впрочем, нужно бы рассказать им, как сдавал зачет по греческому языку
пока мечтавший об аспирантуре студент Лосев.
362— Дали мне отрывок из Софокла для перевода на русский. Подготовил и сажусь к столу
экзаменатора. А профессор Покровский говорит
эдак с растяжкой: «Что же мы будем переводить с греческого на русский?! Скучно. Давайте лучше на латинский». Хотя бы предупредили, что такой поворот возможен. Но что сделаешь? Перевел. Но тут профессор Соболевский
вставляет слово: «Если говорить о переводе
серьезно, то лучше сделаем иначе. С языка Софокла переведем на гомеровский язык…» А это
значит с аттического на ионический диалект…
Что за черт! — Вспоминая этот давний эпизод
жизни, Алексей Федорович и теперь, десятилетия спустя, искренне досадует. Будто его экзаменовали не когда-то, а буквально вчера.— Накануне бы сказали, мол, надо обратить внимание на диалекты. Видимо, считали все это само
собой разумеющимся… Что ж, стал переводить
отрывок из «Электры» на гомеровский язык.
Ну, скажу тебе, это было не так и трудно. Гомера я крепко знал еще с гимназии… Итак, читаю… Один из экзаменующих снисходительно
роняет: «Довольно». А Покровский не мог
удержаться от комментария, кисло протянул:
«Переводите вы ничего, ничего. Но зачем же
так долго думаете?» Ему-то что! Он к тому
времени сколько лет корпел над латынью и греческим. Все-таки поставили зачет. Конечно,
такое колкое замечание, недовольство собой,
самолюбие — все это заставляло стараться во
всю прыть.
Не знаю, согласится ли со мной сам А. Ф Лосев, но именно в этом недовольстве — корень
вопроса, когда мы говорим о становлении личности. Только с некоторой поправкой. Думаю,
363для Алексея Федоровича внешнее, кем-то проявленное недовольство имело меньшее значение,
чем собственное. Именно требовательность к
себе, развитая еще в юности, оказала решающее влияние на его личность, на результаты
его в научно-педагогической деятельности.
Что же касается каких-то конкретных влияний, оказавшихся для него благосклонными, то,
пожалуй, мы не перебрали и сотой доли того
целого, что мы называем становлением личности.
Смотрите, сколькими путями сразу шло его
развитие. Тут и прочные понятия семьи, ответственности за нее, заложенные матерью. Умение учиться с интересом и удовольствием, взятое от учителей. А параллельно с этим — музыка, театр, книги. И все воспринято прочно, раз
и навсегда. Кстати, вы обратили внимание на
то, что знание языков он вынес из школы? И не
только древних. Надо добавить немецкий, английский, французский.
И, конечно, никакие разговоры о составляющих личности ничего не дадут, если мы не примем во внимание самого человека, его характер,
навык трудиться, его волевую, целеустремленную натуру. Вот где все начала — в нем самом,
в интересе к жизни и духовному напряжению,
в его желании быть тем, кем он стал.
А как же достигается это желание работать?
Причем не только работать, когда хочется и
есть необходимость, но всегда, в любых обстоятельствах и ситуациях? Как-то я пожаловался
на то, что приходится порой по 30—40 раз в
день слушать одну и ту же соседскую пластинку. Знаете, что он ответил?
— А ты не слушай.
364— Но как же…
— Ну, не вслушивайся. Воспитай в себе такую степень поглощенности делом, при которой
помехи просто не существуют. Кстати, эта сосредоточенность, такое внимание на деле достигаются только самовоспитанием, то есть волевым усилием самого человека.
В конце концов из нашего общения с Алексеем Федоровичем Лосевым я понял одно: проблемы образования и воспитания неразрывны с
формированием у человека навыков самообразования и самовоспитания. Когда это получается, мы говорим о таком человеке: личность.
Юрий Ростовцев
Эта книга, верстку которой Алексей Федорович Лосев читал и одобрил, выходит в свет
уже после его кончины, последовавшей 24 мая
1988 года.СОДЕРЖАНИЕ
5 Сокровище мыслящих
7 УЧИТЬСЯ ДИАЛЕКТИКЕ
9 Как же научиться думать?
56 Диалектика и здравый смысл
80 О главпых диалектических системах
94 Единство трех понятий
113 О диалектике как таковой
151 О ПОЛЬЗЕ ФИЛОСОФИИ
153 Двенадцать тезисов об аптичной культуре
171 Философия античности в целом и в частностях
198 Формирование марксистско-ленинской культуры
мышления
218 Философия культуры
238 История философии как школа мысли
267 МИРОВОЗЗРЕНИЕ И ЖИЗНЬ
269 О вечной молодости в науке
274 Жизненное кредо
287 Дерзание духа
297 О мировоззрении
314 Об интеллигентности
322 Сначала стань учеником
327 Чудо без чудес
340 Ю. А. Ростовцев. Марафонец (Слово о Лосеве)Лосев А. Ф.
Л79 Дерзание духа.— М.: Политиздат,
1988.— 366 с— (Личность. Мораль. Воспитание).
ISBN 5-250-00967-0
Книга известного советского ученого профессора
А. Ф. Лосева в живой форме раскрывает существо
многих «вечных» идей, побуждает читателя к активному овладению богатством духовного наследия философской классики, помогает постичь красоту творческих усилий личности, соотнести абстрактные научные понятия с житейской практикой. Большое
место в книге занимает этико-мировоззренческая проблематика.
Рассчитана на широкий круг читателей.
Л 0302030000—12 079 (02)-89 0 Заказ «Союзкниги» ББК 15.56Алексей
Федорович
ДЕРЗАНИЕ ДУХА
Заведующая редакцией
Р. К. Медведева
А. Н. Голубев
Младшие редакторы
Ж. П. Крючкова и Е. С. Молчанова
А. Л. Чириков
А. Я. Гладышев
Т. Н. Полунина
ИБ № 8391
Подписано в печать с матриц 14.11.88. Формат 70Х90’/32. Бумага типографская № 1. Гарнитура «Обыкновенная новая».
Печать высокая. Усл. печ. л. 13,46. Усл. кр.-отт. 13,89. Уч.-
изд. л. 13,88. Доп. тираж 100 000 экз. Заказ JV» 9494. Цена
65 коп.
Политиздат. 125811, ГСП,
Москва, А-47, Миусская пл., 7.
Ордена Трудового Красного Знамени типография
издательства «Звезда». 614600, г. Пермь,
ГСП-131, ул. Дружбы, 34.65 коп.
Серия художественно-публицистических
и научно-популярных изданий
Нет ничего более ценного в мире, чем сам человек. Но
что нужно для того, чтобы каждый человек мог проявить себя как личность? Какие нравственные черты
характеризуют человека новой формации, личности
социалистического типа? Как формируется духовно
богатая, душевно щедрая, творческая, обладающая
активной жизненной позицией личность, способная
принимать самостоятельные нравственные решения в
сложных жизненных ситуациях и нести ответственность за совершенные поступки? Обо всем этом рассказывают книги и брошюры серии «Личность, мораль, воспитание».
политической литературы
1988
Лосев Алексей Эстетика возрождения
ВВЕДЕНИ
Глава первая. ВОСТОЧНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ
Школьная, да и университетская практика старого времени исходила из резкого противоположения средних веков и Ренессанса. Средние века — это господство церковной догмы, отсутствие яркого развития науки и искусства, мистика и мракобесие. Ренессанс, наоборо т, отбрасывает всю эту «ночь» средневековья, обращается к светлой античности, к ее свободной философии, свободной от всяких казенных приказов, к скульптуре обнаженного человеческого тела, к земной, привольной и ничем не связанной свободе индивидуального и общественного развития. Так говорилось в старину. И сейчас еще живы почтенных лет люди, которые были когда-то воспитаны на этой абстрактно-метафизической концепции двух культур, из которых одна-де резко сменила другую и вернулась к свободе античного ми ра. Концепция эта, может быть и верная в некоторых своих абстрактных категориях, трактуется, однако, в настоящее время намного сложнее и к тому же учитывает связь европейского Ренессанса с
