того и другого в одной вещи, я еще не

говорил о качестве того, что движется и меняется, и о качестве того, что тождественно и

различно, а вот теперь меня интересует именно

качественная сторона и того предмета, который

движется, и того предмета, который покоится,

и того, что одновременно и движется, и не движется. Речь идет о признаках вещи, о свойствах вещи. И оказывается, что эти признаки,

взятые не в своей разорванности и дискретности, не в своем беспорядочно-хаотическом

состоянии, но именно в своей качественной отнесенности к определенной вещи, тоже теряют

свое взаиморазрывное состояние, свою взаимную противоположность и тоже становятся чем-

62то целым, в котором они, конечно, не перестают

существовать (иначе перестало бы существовать и возникшее из них целое), но уже отражают на себе смысл того целого, признаками

которого они являются, и в этом же совпадают

друг с другом, как и с тем целым, для которого

они являются признаками, то есть отдельными

частями.

Но теперь позвольте сформулировать четвертую аксиому в диалектике: все существующее

(а значит, и все мыслимое) есть единство противоположностей.

И тут я опять-таки совершенно категорически утверждаю, что данная аксиома не есть плод

рассуждающего мышления, абстрактного рассудка. Иначе вы должны будете говорить, что

вы сели не за стол, а за его деревянность или

за его коричневость. Другими словами, если тут

кто-нибудь и занимается абстрактной казуистикой, то это вовсе не я, который отличил носителя стола от его свойств и признаков, но именно

те, кто отрицает существование стола как неделимого единства всех характерных для него

свойств и признаков. Ведь кто отрицает вещь

как неделимое единство противоположностей,

тот в своей характеристике данной вещи, очевидно, базируется только на ее признаках и

свойствах. Но базироваться на признаках и

свойствах — это значит их овеществлять, то есть

представлять как отдельные вещи. Не рассыпается ли в таком случае вещь на огромное, если

не прямо на бесконечное, число отдельных и никак не связанных между собой вещей? У меня

вот есть стол, а у вас его нет, потому что он рассыпался для вас на бесконечное число ничем не

связанных между собой признаков; и это число,

63рассуждая теоретически, необходимейшим образом бесконечно, поскольку ведь каждая такая

вещь, в виде которой вы хотите представить отдельные свойства вещи, будет состоять у вас из

разных признаков, которые тоже будут у вас

овеществляться. Продолжая такие поиски стола

как определенной вещи, вы просто превращаете

ваш стол в бесконечное количество все более

мелких частей, то есть в какое-то марево неизвестно чего и в какой-то туман вещей, о которых можно сказать только то, что они стремятся

к нулю. Так что и весь ваш стол окажется просто какой-то вашей галлюцинацией. Поэтому

не лучше ли с самого начала признать в столе

его основу, при сохранении которой станет

вполне безопасным накопление любого числа

признаков и свойств вашего стола?

Замечу еще и следующее. До сих пор я говорил о столах, стульях и шкафах. Ну а если буду

говорить, например, о камне у меня во дворе

или о дереве под окном. Разве не то же ли самое единство противоположностей я должен находить у всех предметов? Ясно, что речь должна

идти, конечно, вовсе не о столах, стульях и шкафах. Но оставим отдельные вещи. А возьмем

все вещи, которые только существуют, и возьмем их все сразу и вместе. Что тут получится?

Мир существует или не существует? Мир, ко-;

нечно, существует. И это утверждение стало

возможным только в результате сложнейших и

абстрактнейших операций рассудка, только в

результате длительной и насильственной учебы?

Ничего подобного. То, что мир есть, это всякий

дурак знает. И для признания мысли, что мир

существует, не нужно долго учиться, а нужно

64только рассуждать на основании здравого

смысла.

Ну а если это действительно так, то можно

ли это «все» как-нибудь вообще мыслить? Я думаю, что если мир существует, а мир — это вообще все вещи, взятые в целом, то, очевидно,

Земля не есть мир, но только часть мира, и Луна не есть мир, но только часть мира, так же

как и Марс, и Юпитер, и Солнце, и все звезды и

созвездия. Но тогда спрашивается: а где же самто мир, само-то это «все»? Ведь здесь тоже придется признавать какого-то носителя всех мировых явлений, подобно тому как необходимо

было признать существование помимо отдельных признаков стола еще и определенного носителя этих признаков, а кроме частей стола

еще и стол как целое, несводимое к этим его частям. А отсюда нам придется признать существование в мире того совпадения всех царящих в

нем противоположностей, без которого становится бессмысленным признание и отдельных частей мира. Земля потому только и есть Земля, и

Луна только потому и есть Луна, что и Земля,

и Луна вместе со всеми другими частями мира

совпадают в одном единстве, нераздельном и нерушимом, без чего и всякая часть мира перестает существовать именно как часть мира, точно

так же, как и стол состоит вовсе не из деревянности, не из коричневости, не из досок и ножей

и не из его ящиков, а является тем целым, которое только и создает возможность мыслить все

эти признаки и части именно как признаки чего-то или части чего-то. Другими словами, мир,

взятый в целом, тоже есть сначала единство всех

своих внутренних противоположностей, а уже

потом и все эти противоположности, но взятые

65в свете целого. И всякая отдельная вещь есть

неделимое единство составляющих ее отдельных

и делимых признаков; и весь мир, взятый в целом, тоже есть вещь как неделимое единство

всех составляющих его признаков, свойств, частей и вообще явлений.

Единство противоположностей, определенным образом направленное. Теперь я перейду к

новой проблеме.

До сих пор я говорил все о столах да о столах. А ведь это, собственно, было разговором вовсе не о тех реальных столах, которыми мы

реально пользуемся, а только, так сказать, об общем «смысле» стола, о тех его особенностях, без

которых он и немыслим, и недоступен для его

использования. Чего не хватает в нашем предыдущем рассуждении? Не хватает той его значимости, благодаря которой он только и оказывается доступным для его использования.

И действительно, стол есть не просто вещь

вообще, а определенная вещь: это вещь, определенным образом сделанная, причем сделанная

для определенных целей. Если мы не будем обращать внимания на причинно-целевую предназначенность (определенность) стола, то, само собой разумеется, это уже не будет сам стол, а будет вещь вообще, потому что всякая вещь тоже

движется, тоже покоится, тоже пребывает в подвижном покое, тоже есть единство своих противоположностей. Где же тут специфика самого

стола? И можно ли без фиксации такой реальной и жизненной предназначенности стола говорить о самом столе?

И здесь я опять буду категорически настаивать, что жизненное назначение стола не есть

результат моей философской теории и вообще

66не есть результат каких-нибудь умозаключений,

но просто повелительная данность самого обыкновенного человеческого опыта. И если о чем

здесь можно спорить, то уж, во всяком случае,

не о «назначении» (определенности) вещи, а

скорее, может быть, о разных его типах. Притом я буду говорить о типах «назначения» вещи

строго последовательно, так, чтобы было видно, какой тип «назначения» вытекает из другого

такого же типа и какой тип требует признания

еще другого типа.

Единство и борьба противоположностей.

Здесь сразу бросается в глаза то обстоятельство,

что, если подходить к единству противоположностей не абстрактно, это единство противоположностей ни в каком случае не является мертвым и неподвижным. Оно всегда связано с борьбой. В результате этой борьбы очень часто берет

верх порядок, но часто берет верх и беспорядок,

даже хаос и даже просто нелепость. Какое же

это будет у нас единство противоположностей,

если оно не отразит в себе всего разнообразия

этого процесса?

Итак, если рассматривать единство противоположностей с такой точки зрения, то, во-первых, мы не должны бояться ни хаоса, ни большого или малого беспорядка, ни даже нарушений требований разума, ни даже нелепости, глупости, сумбура. Все это мы сможем объяснить.

И во-вторых, необходимо учитывать, что в диалектике не нужно бояться никакой борьбы порядка с беспорядком, никакой победы здесь одного над другим, никакого их согласия или разногласия, вообще никакого согласия или разногласия между любым хаосом и любым космосом.

Ничему этому мы не должны удивляться.

3* 67Куча песка, как говорят, бесформенна. Но,

конечно, бесформенность эта здесь только относительная, то есть речь заходит о ней лишь в результате сравнения этой кучи с другими предметами. В абсолютном же смысле слова куча

песка тоже имеет свою четкую форму, а именно форму кучи. Облака на небе тоже бесформенны. И это опять надо понимать только относительно. Человек с умственным расстройством

рассуждает нелепо. Но эта его нелепость тоже

имеет свою собственную внутреннюю логику.

Мало того. Врач-психиатр, чтобы установить

основной тип и характер умственного расстройства данного больного, в первую очередь должен установить как раз характер мышления

больного и методы его мышления и высказываний.

Другими словами, здесь возникает у нас сама собою пятая аксиома диалектики, а именно,

что диалектика основывается не только на единстве противоположностей, но обязательно еще и

на их борьбе, так что здесь мы получаем весьма

существенное дополнение к нашей четвертой

аксиоме, имеем ее весьма существенное развитие. Пятая аксиома гласит: все существующее

(а значит, и все мыслимое) есть единство и

борьба противоположностей.

Когда мы говорили, что стол помимо своих

раздельных признаков и наряду с ними является еще и их носителем, то это носительство было не чем иным, как тем целым, выражением частей которого и являются отдельные признаки и

свойства стола. Но вот если вместо стола мы

возьмем такой предмет, как холерная эпидемия,

то она только и состоит из бесконечного ряда нарушений нормального функционирования чело-веческих организмов, то есть из сплошных нелепостей, вредоносных случайностей, из безумного функционирования того, что по самой сущности своей и по своему назначению должно

было бы быть нормальным. Все это, однако, не

только не мешает ей быть каким-то единым

предметом мысли и не только не мешает логике

этой мысли, но, наоборот, является предметом

вполне логически создаваемой науки, именно

медицины, и даже специально изучается в медицинских институтах.

Всякий предмет мысли и всякое явление

жизни обязательно является как единством, так

и борьбой противоположностей, как пассивным

отражением того, что творится в жизни, так и

активной насыщенностью явлений, требующих в

одних случаях своего признания, а в других —

своего отрицания, то есть борьбы с ними.

Единство и борьба противоположностей в

своем становлении. Итак, пользуясь диалектикой, мы вошли в самую суть происходящего в

мире. И нашли здесь не только единство, но и

борьбу противоположностей. Эта борьба противоположностей, конечно, тоже есть единство,

поскольку обе борющиеся стороны одинаковым

образом участвуют в одном и том же, а именно

в борьбе. Борьба — это ведь только частное выражение единства вообще, то есть единство это

более сложное.

Но еще больше усложнится вопрос, если мы

обратим внимание не на сам принцип единства

и борьбы, но на то, каким образом он осуществляется, как становится, то есть на то, как он возникает, как расцветает и умирает. Но здесь наши теоретики сделали очень много, и в основном нам необходимо будет только воспроизвести

69в отчетливой форме то, что вообще часто говорится о диалектике.

Уже давно был замечен тот факт, что невозможно говорить об изменениях вещи лишь в одном плане этого изменения.