«волоокой» boApis, что воспринималось тогда как символ величия и достоинства. С этим эпитетом Гера выступает по нашему подсчету 15 раз. Бывали глаза и «собачьего вида» (cynApns, от которого есть только вин. пад. cynApa, — I 159). Как «собачьи» (женск. род cynApis — Од. XI 424) характеризует Агамемнон глаза убившей его Клитемнестры; в VIII 319 тот же термин употребляет Гефест о своей неверной супруге Афродите и в IV 146 — Елена о самой себе (подчеркивая свое недостоинство), когда ахейцы прибыли за нею в Трою (так же она называет себя и в Ил. III 180). В ХVIII 396 Гефест точно так же характеризует свою мать Геру, сбросившую его с неба за хромоту.
Глаза представлялись еще «извивными». Таковы «извивноокие» (helicAps) Хрисеида, ахейцы, музы. Более специально эти красиво изогнутые глаза фиксировались в эпитете Афродиты (Гимн. VI 19) helicolepharos, т.е. «с изогнутыми веками», «извивно-ресничная». Извивность глаз в соединении с выпуклостью зафиксирована в эпитете calycApis — «бутоноокая» (Гимн. IV 284, V 8, 420).
Само это «веко» (или «ресницы», «вежды» — blepharon) также часто упоминается Гомером. Почти все тексты с этим термином содержат изображение или того, как действует на веки сон или слезы. Наконец, слово это употребляется и просто в смысле «глаза» (Гимн. III 278): хитрый Гермес, желая скрыть обман, начал «часто подмигивать глазами», двигать бровями, праздно свистеть и кругом озираться. Гомер отмечает самое разнообразное выражение глаз и лица, от мягкого и нежного до страшного и неподвижного, от самого красивого до самого безобразного. Если дева может быть «прекрасноликой» — eyApis — , то зато «страшилище глазами» (blosyrApis) Горгона (Ил. ХI 36) и «дико сверкают глаза» (charopAs) у львов и у собак (Од. ХI 611, Гимн. III 194).
Неясно значение glnne. Это или «зрачок», или «глазное яблоко»: в Ил. ХIV 494 Пенелей выбивает его у Илионея «под бровью», а в Од. IХ 390 он горит у Полифема. «Бровями» (ophryes) Гомер оперирует нередко. Зевс сдвигает в знак согласия «темные» cyaneeisin брови. В Ил. IХ 620 Ахилл дает знак Патроклу «молча бровями» постлать постель Фениксу. В ХVI 740 камень Патрокла «сорвал обе брови» Кебриона. В ХХIII 396 Эвмед разодрал кожу на лбу «над бровями». В Од. IV 153 Телемах, вспоминая отца, «лил горькие слезы под бровями (ресницами?)». Брови Гомер описывает в связи с гневом, слезами, знаками согласия и выражением намека. Цвет их кое-где cyanos — «темный», «мрачный», «густой» (едва ли «темно-синий» или «стальной»).
MetApon, во-первых, часть лба, которая находится между глазами над носом (Ил. VI 10, IV 460, ХIII 615). Герои вонзают противнику оружие в это место. Во-вторых, это весь лоб: в ХVI 798 шлем Ахилла спасал ему «пленительную (charien) голову и лоб». У Артемиды — «голова и лоб» metopa — прекрасны. Щеки (pareiai и pareia) упоминаются у Гомера, прежде всего, в связи со слезами: в Ил. ХХII 491 у ребенка Гектора «щеки покрываются слезами». В Ил. ХХIV 794 у родственников Гектора «слезы струились по щекам»; в Од. IV 198 удел смертных проливать слезы по щекам; в Ил. ХVIII 123 Ахилл хочет заставить троянок утирать слезы с «нежных щек» и т.д. Пенелопа имеет вокруг щек блестящее покрывало (Од. I 334); в Гимн. IV 174 у Афродиты «ярко сияет красота ланит».
Нижняя часть лица известна Гомеру под названием gnathmos, челюсть, и geneion anthereAn, подбородок. В Ил. ХIII 671, например, Парис ранит Эвхенора ниже челюсти и уха; в ХХ 347 в ответ на слова Телемаха женихи смеялись «чужими челюстями»; в Ил. VIII 371 Фетида, умоляя Зевса, обнимала его колени и «касалась подбородка»; в Х 454 Долон в тех же целях «касается жирной рукой подбородка» Диомеда и т.д.
Нос и места на лице относительно носа Гомер любит фиксировать — «рядом с глазом» (Ил. V 291), «над переносицей в лоб» (ХIII 616). В Од. ХХIV 318 у Одиссея от жалости к отцу дыхание кинулось к носу; в Ил. ХIV 467 сл. при падении голова, рот и ноздри у Архелоха раньше коснулись земли, чем ноги; в 777 Аякс при падении наполняет «рот и ноздри» бычьим пометом; в 503 смертный конец опутал «очи и ноздри» Сарпедона; в ХIХ 38 Фетида впустила в ноздри Патроклу амвросию с нектаром для сохранения кожи. За небольшим исключением о носе Гомер вспоминает главным образом в связи с ранениями.
Рот, уста (stoma) Гомер также характеризует часто. В Гимн. ХХХII 20, например, певцы славят героев «влюбленными устами»; в ХХV 5 «блажен человек, если музы любят его; как приятен из уст его льющийся голос!»; в Ил. Х 375 от испуга у троянца — скрежет зубов в устах; в Ил. ХХII 452 у Андромахи от ужаса «сердце хочет выскочить через уста»; в ХХIV 506 Приам прижимает к своим устам руку Ахилла, убийцы его сына; в II 489 поэт не может перечислить все корабли, даже если бы у него было десять языков и десять ртов. В Ил. II 250 Ферсит «имеет царей на устах» (для порицания); в VI 43 Адраст падает на «уста», т.е. ничком. О губах (cheilos) Гомер упоминает редко. Гера улыбалась только одними губами (Ил. XV 102); в ХХII 495 неудачник омочит губы в еде и питье, но не омочит неба; в Од. I 381, ХVIII 410, ХХ 268 женихи закусывают губы от досады; в Ил. ХVI 429 коршуны, а в Од. ХIХ 538 орлы названы «извивно-губными» agcylocheilns, т.е. «с кривым клювом».
Зубы odoys у Гомера играют в изображении человеческой физиономии тоже далеко не последнюю роль. Прежде всего, поэт обращает внимание на то, что зубы представляют собою стройный ряд предметов, «ограду». «Какое слово вырвалось у тебя из ограды зубов?» — это общеизвестное выражение мы насчитываем у Гомера 8 раз. Если при этом принять во внимание, что сочетание «крылатое слово» в гомеровских поэмах попадается, по нашему подсчету, не менее 118 раз, то становится ясным пластический образ речи: из ограды зубов вылетает нечто вроде птичек, нечто крылатое и легкое, это — человеческая речь. «Душа вышла из ограды зубов» — о смерти (Ил. IХ 409); о питье через «ограду зубов» — Од. Х 328. О «скрежете зубов» — см. Ил. Х 375, ХIХ 365, Од. ХVIII 98. О «стучании зубами» в ожидании смерти — Ил. ХIII 283. Несколько текстов в связи с ранением: в V 74 сл. Педей стиснул медь зубами; в 291 дротик Диомеда и Афины вонзился в «белые зубы» Пандара и т.д. Особое внимание Гомер обращает на «белые зубы» вепря, кабана (в сравнении): в ХII 149 «раздается стук их клыков»; в ХIII 474 сл. «огнем пылают глаза и зубы он точит». И вне сравнения: в Х 263 у Одиссея на шлеме колышатся туда и сюда белые клыки вепря и т.д. Отмечает Гомер клыки и у льва, у которого они «мощные» (Ил. ХI 114, 175, ХVII 63) и у которого, после ранения, около зубов выбивается пена. Таким образом, зубы Гомер рисует или как стройную «ограду», из-за которой вылетают слова, или как проявление эффекта гнева и ужаса, или как предмет ранения, или как мифический предмет.
Об языке (glAssa) у Гомера незначительный материал. Язык не в смысле физического органа: в Ил. I 249 у Нестора «текли речи с языка слаще меда», в ХХ 248 — «гибок язык у людей», в II 804 — у разных людей разные языки и пр. Язык же человека в чисто физическом смысле упоминается лишь в описании ранений (есть два текста об языке жертв, сжигаемом для богов). Ухо (oys) в большинстве текстов также чаще всего упоминается лишь в связи с ранениями. Есть, однако, ряд текстов об ушах в смысле слуха. В Ил. Х 535, например, топот коней попадает Нестору в уши.
Шея обозначается у Гомера не через trachnlos, как в позднейшем языке, а через aychnn и deirn. Первое слово за ничтожным исключением употребляется лишь при описании ранений. Более эстетически переживает Гомер то, что он называет deirn. В Ил. III 396 Елена рассмотрела «прекрасную шею» Афродиты. В Гимн. IV 181 «шея и прекрасные глаза Афродиты», в Ил. ХIХ 285 Бризеида в знак скорби раздирает у себя «грудь, нежную шею и прекрасное лицо»; в Гимн. IV 88, VI 10 у Афродиты на нежной шее висело ожерелье; в Од. ХII 90 у Сциллы шесть огромных шей и т.д.
б) Общий вид человека
Агамемнон головой и глазами сходен с громовержцем Зевсом, станом — с Аресом и грудью — с владыкой морей Посейдоном. Он выделяется среди прочих героев, как бык среди стада коров (Ил. II 477 — 483); у него могучие ноги (44). Он рисуется высоким, могучим, с почтенной царственной осанкой (III 167 170). Одиссей ниже ростом, чем Агамемнон, но весьма широк в плечах и в груди, похож он на густошерстного барана (193 — 198). Когда Гомер сравнивает Одиссея с Менелаем, то оказывается, что в стоячем положении Менелай выдается шириной плеч, а в сидячем положении — виднее Одиссей (210 сл.). Менелай говорит быстро, отчетливо и коротко; он не многословен, умеет находить нужное слово, хотя он и моложе Одиссея. Если же вставал говорить Одиссей, то сначала молчал, опуская глаза вниз, а скипетр держал в руках неумело и неуклюже, как будто бы с непривычки. Гомер в таких ситуациях называет его брюзгой и неумным. Однако все это менялось, как только Одиссей начинал говорить:
Речи, как снежная вьюга, из уст у него устремлялись.
С ним состязаться не мог бы тогда ни единый из смертных,
И уже прежнему виду его мы теперь не дивились.
Аякс Теламонид превосходил всех огромным ростом, могучей силой и широкими плечами (226 сл.). Ярко обрисованы «белолокотные» Гера (Ил. V 711), Арета (Од. VII 335), Навсикая (VI 251) и ее служанки (239) и т.д.
Особенно обращает внимание Гомер на внешний вид и поведение героя в связи с основным его моральным качеством — храбростью. Весьма реалистически рисуется наружность и поведение храбреца в сравнении с трусом (Ил. ХIII 278 — 286). У храброго человека никогда не меняется цвет лица, он молится только о скорейшем вступлении в битву и не боится впервые садиться в засаду (ярчайшие описания храбрости попадаются у Гомера буквально везде). Трус же все время меняется в лице, он не может себе найти места, у него колотится сердце и стучат зубы. Таков, например, Долон: когда его поймали, он побледнел,
