атоме даётся здесь весьма простое: каждый атом есть маленькое тельце, протяженное, абсолютно непроницаемое и обладающее неизменною массою.
Словом «масса» обозначается свойство материи, обнаруживающееся при наблюдении, напр., следующего факта: возьмем два шара одинакового диаметра, один деревянный, другой железный, и выведем их из состояния покоя посредством толчка; толчок одинаковой силы сообщит этим двух телам различную скорость движения, именно деревянный шар получит большую скорость движения, чем железный. Чтобы придать железному шару ту же скорость движения, как и деревянному, нужно применить к нему большую силу. Точно так же, если деревянный и железный шары движутся с одинаковой скоростью, то для приведения их в состояние покоя нужно применить к ним силу, и эта сила должна быть большею, чтобы задержать железный шар. Отсюда далее возникает понятие косности или инертности материи: атом (а также группа атомов) не способен самостоятельно изменить своё состояние покоя или движения: только под влиянием воздействия извне, под влиянием толчка или давления, производимого на него другим движущимся телом может он выйти из состояния покоя или изменить направление и скорость своего движения.
Цвета, звуки, тепло, холод, запахи и т. п. – все эти чувственно воспринимаемые качества не суть свойства материи, по учению гилокинетической теории: это ощущения, психические состояния, возникающие в уме наблюдателя вследствие воздействий материальной среды на его органы чувств, глаз, ухо и т. д.
Таким образом, все содержание материальной природы сводится к тому, что она состоит из непроницаемых, протяженных, инертных частиц, обладающих неизменною массою и движущихся в пространстве.
Некоторые философы, напр. Декарт, Гоббес, полагают, что материя будучи протяженною, делима до бесконечности, потому что пространство делимо до бесконечности; в самом деле, все протяженное, имеющее объём, мыслится нами как состоящее из множества частей, имеющих меньший объём и находящихся вне друг друга, хотя и спаянных друг с другом в одно целое; эти меньшие объёмы, в свою очередь, тоже мыслятся, поскольку они протягиваются в пространстве, состоящими из множества ещё меньших объёмов, и т. п. без конца. Это деление фактически может быть неосуществимым нашими средствами, но оно мыслимо, и потому Декарт полагает, что нет основании считать какую бы то ни было частицу материи, как бы она ни была мала, абсолютно неделимою; материя, по его учению, делится до бесконечности, всякая наличная частица её могла бы быть при подходящих условиях разделена далее; однако фактически некоторые частицы не дробятся до конца, но представляют собою тельца, корпускулы [[6]: #_ftnref6 Corpusculum – тельце.], которые не могут быть далее разделены наличными силами природы. Такая теория материи называется корпускулярною в отличие от атомистической. Некоторые авторы даже обозначают термином «атом» последние элементы материи лишь в том случае, если они признаются непротяженными и потому мыслятся как абсолютно неделимые. Я не буду так суживать значения термина «атом» и буду обозначать им, в согласии с историею его, также и протяженный элемент материи, если только философ, как это делает, напр. Демокрит, считает его абсолютно неделимым.
Единственное изменение, могущее происходить в материи, понимаемой таким образом, есть движение атомов. Все богатство и разнообразие качеств материальной природы, данное в восприятии, отнято у неё и перенесено в область субъективных переживаний наблюдателя а транссубъективная материальная природа сведена к небольшому числу однообразных геометрически-механических определений, способных дать множество количественных видоизменений. Так, напр., качественное различие голубого и красного цвета, согласно этому учению, есть явление субъективное, а транссубъективно в самой материальной среде ему соответствуют колебания, число которых равно приблизительно 900 биллионам в секунду в случае голубого цвета и более чем 400 биллионам в секунду в случае красного цвета; иначе говоря, глубокое различие между красным и голубым цветом сводится лишь к тому, что в первом случае на глаз действуют волны, вдвое более длинные, чем во втором случае. Качественные различия сведены этою теориею к количественным различиям. Точно так же различие тонов сводится к различию длины воздушной волны, различие между холодным и теплым телом к большей или меньшей скорости движения их частиц и т. п. Таким образом исследование всех явлений можно производить при участии математических методов; основы современной науки о природе получают характер математического естествознания.
Все, из чего строится материальная природа в этом учении, входит в состав чувственного опыта, или, по крайней мере, находится в такой тесной связи с ним, что имеет наглядный характер. Поэтому стороннику гилокинетизма кажется, что он не нуждается в сверхчувственных понятиях, что он обходится без «метафизики». Даже понятие силы так конкретизируется здесь, что кажется низведённым на степень чувственно данного. В самом деле, сила есть причина изменения движения. Но согласно гилокинетизму, единственною причиною нарушения покоя или изменения движения частицы материи может быть толчок или давление другой частицы материи, находящейся уже в состоянии движения. Таким образом, думая о силе, он думает о движущемся теле как причине изменения движения другого тела. Никаких внутренних стремлений напряжений, усилий и т. п. он не усматривает в этом влиянии тела на тело; никаких сил, действующих на расстоянии непосредственно через бездну пространства (actio in distans), он не допускает. «Тело не может действовать там, где его нет», – говорят сторонники гилокинетической теории. Даже явления тяготения они стремятся вывести из толчков движущихся частиц материи. Так, напр., согласно гипотезе Лесажа (физик XVIII в.), явления тяготения объясняются толчками частиц эфира, носящихся в пространстве по всевозможным направлениям. В самом деле, представим себе над землёю на расстоянии 20 саженей тело птицы, только что подстреленной охотником. Тело её подвергается со всех сторон толчкам частиц эфира; толчки справа и слева, спереди и сзади взаимно уравновешиваются; но толчки сверху вниз к центру земли и толчки снизу вверх не уравновешивают друг друга: земля играет роль как бы экрана, задерживающего многие частицы эфира и, следовательно, тело птицы испытывает большее количество толчков сверху вниз, чем снизу вверх; вследствие этого оно падает по направлению к центру земли.
Точно так же обращение луны вокруг земли, обращение планет вокруг солнца (т. е. отклонение их от касательной к орбите) объясняется приталкиваниями к земле, к солнцу, а не притяжением на расстоянии между землёю и луною, между солнцем и планетами Как думал о тяготении Ньютон, см. Kurd Lasswitz, Geschichte der Atomistik vom Mittelalter bis Newton, II том, стр. 572-580 *.].
Можно пытаться таким же образом объяснять и химические соединения. Можно представить себе строение молекулы подобным нашей солнечной системе, а химическое соединение понимать, как явление аналогичное включению какой-либо кометы в состав солнечной системы. Если комета, не принадлежащая к нашей системе, окажется случайно пролетающею слишком близко к солнцу, то начнется указанное выше одностороннее приталкивание её тела к солнцу, и путь её может измениться настолько, что она станет постоянным членом нашей солнечной системы. Такими же приталкиваниями можно пытаться объяснить сочетания атомов, образующие молекулы.
Согласно современной электронной теории материи то, что прежде считалось атомом, есть на самом деле сочетание ещё более простых элементов, именно положительных и отрицательных зарядов электричества. Следовательно, чтобы остаться и в наше время сторонником гилокинетизма, нужно построить гипотезу, отрицающую взаимное притяжение этих зарядов и сводящую его на приталкивание и придавливание их друг к другу средою.
В такой системе учений, строго говоря, не могут быть различены актуальная и потенциальная энергия, как два принципиально различные состояния энергии. Здесь нет никаких потенций, ничего, что имело бы характер сущей возможности. Все бытие здесь сводится к наличным осуществленным в пространстве объёмностям и осуществляющемуся во времени движению их: таким образом, здесь есть место только для актуальной энергии, именно для различных видоизменений и комбинаций кинетической энергии. Так, напр., камень, поднятый с поверхности садовой скамейки на вершину Эйфелевой башни, обладает потенциальною энергиею большею, чем та, которая ему принадлежала, когда он лежал на скамье. Согласно гилокинетизму, это не значит, что он имеет теперь эту энергию в виде не реализованной потенции, а означает лишь, что в случае падения с вершины Эйфелевой башни он подвергнется большему количеству приталкиваний, чем в случае падения со скамьи и потому приобретет большую скорость движения.
Таким образом, это учение о материи стремится ограничиться лишь сферою реального и притом наглядно представимого. Отвергая qualitates occultae *, оно отбрасывает также всевозможные «силы», «способности», «возможности». Сторонники такого направления любят указывать на то, что оно борется против склонности ленивого ума слишком рано прекращать анализ явления и, не дойдя до механизма его, объяснять явление ссылкою на какую-нибудь специфическую «силу» или «способность»: на «силу» тяготения для объяснения явлений тяготения, на «силу сродства» – для химических соединений, на «формирующую силу» – для объяснения процессов в организме. Мольер вышутил такой способ объяснения: он состоит в том, что на вопрос, почему опиум усыпляет, нам отвечают, «потому, что у опиума есть усыпляющая способность». Так на вопрос, почему часы показывают время, можно ответить, не рассматривая часового механизма, что у часов есть часопоказательная сила.
Гилокинетическая теория материи есть яркий образец неорганического учения. Природа здесь строится из элементов вполне самостоятельных, независимых по своему бытию друг от друга. Невероятную степень обособленности их можно пояснить следующим образом. Допустим (хотя бы в виде фикции) бытие Всемогущего Существа, которое сверхъестественным путём уничтожило бы все атомы, кроме одного; согласно рассмотренной теории, этот оставшийся атом нисколько не изменился бы в своём бытии: он сохранил бы тот же объём, что и раньше и продолжал бы вечно своё движение с тою же скоростью и в том же направлении, как в момент гибели его собратьев; ему жилось бы даже ещё лучше, чем прежде: никто больше не толкал бы его в пути.
Точно так же основные понятия, из которых строится здесь учение о материи, образуют не внутренне связную систему, а группу мыслей внешне присоединенных друг к другу. Так, напр., атому приписывается непроницаемая объёмность, затем движение, затем масса; второе и третье свойство не связаны необходимым образом ни с первым, ни друг с другом. Вместе с этим и понятие силы присоединяется к понятию материи внешним образом.
Каждый шаг материального процесса также имеет в этой теории ярко неорганический характер. В самом деле, всякое изменение движения (или относительного покоя) считается здесь обусловленным встречею двух частиц материи в пространстве и столкновением их. Следовательно, всякое изменение имеет здесь характер случайности, если разуметь под словом случай событие, обусловленное встречею в пространстве и времени двух процессов, независимых ни друг от друга, ни от общего целого, подчиняющего их себе.
Такое учение можно назвать также механистическим. Под этим термином разумеется не то, что все процессы здесь считают сполна подчиненными законам механики, а нечто более общее, именно то, что 1) всякий процесс здесь
