«этот высокий худощавый человек» есть комплекс недоразвитых или переразвитых суждений «это — человек», «этот человек — высок» и т.д.249. Единственное возражение против этих соображений может быть такое: в суждении есть всегда истина или ложь, между тем как в представлении, напр., в построениях фантазии нет ни истины, ни лжи. Доля правды, кроющаяся в этом возражении, будет указана позже.
Все ли суждения охватываются учением о суждении как об акте дифференцирования действительности путем сравнения? Прежде всего является вопрос, как отнестись к суждениям, по-видимому, не заключающим в себе всех трех необходимых элементов акта дифференцирования: субъекта, предиката или отношения между ними. Таковы вопросительные, бессубъектные и экзистенциальные суждения. Вопросы не требуют особого исследования; уже давно принято считать их не суждениями, а только зачатками суждений. В них дается субъект будущего суждения, т.е. исходный пункт для дальнейшей дифференциации, и ставится задача произвести эту дифференциацию, т.е. найти предикат. Более интересны для нас бессубъектные суждения, вроде «светает», «гремит» и т.п. Они не только не составляют затруднения для нашей теории, но даже требуются ею: первые акты дифференцирования должны относиться к чему-то совершенно еще неясному и потому невыразимому с помощью языка. Предикат этих суждений, единственный отчетливо дифференцированный в них элемент, не должен непременно выражаться глаголом. Какое угодно слово может играть эту роль, это видно, напр., из таких выражений детского языка, как «бо-бо» (больно). Надобно, однако, заметить, что эти суждения только по своей словесной форме дают право на название бессубъектных. По своему интеллектуальному содержанию ни одно суждение не может быть вполне лишено субъекта; отсюда не составляют исключения также суждения «светает», «гремит» и т.п.; в них субъектом служит или весь находящийся передо мною мир, или неопределенная часть его, которая потому и не указывается, что она не определена точно. Отсюда понятно, что по мере развития языка и знаний количество бессубъектных суждений, с одной стороны, уменьшается, а с другой стороны, еще более возрастает: вместе с возрастающею точностью оценки знания мы отказываемся от прежних определенных субъектов и выражаемся так, чтобы показать, что субъект не может быть точно указан. Таковы выражения «громом убило», «мне не верится», «ему не сидится» (непроизвольность, а потому и невозможность отнести эти состояния к я), «в комнате душно» и т.п. 250. Таким образом, мы вовсе не вступаем в противоречие с представителями языкознания, утверждающими, что «с течением времени число бессубъектных оборотов все растет — и чем ближе подвигаемся и современному состоянию языков, тем их все больше и больше; наконец, в настоящее время новые языки, можно сказать, переполнены бессубъектными формами всевозможных оттенков и ступеней бессубъектности»251.
Всего труднее, на первый взгляд, объяснить экзистенциальные суждения, типичным примером которых служит суждение «Бог существует». Однако, по нашему мнению, все затруднения происходят здесь лишь оттого, что исследователи сосредоточиваются на словесной форме этих суждении, а не на самих мыслях, выраженных в них. Если, следуя словесной форме суждения «Бог существует», допустить, что субъектом его служит понятие Бога, а предикатом бытие, то тогда действительно это суждение с трудом укладывалось бы в рамки теорий, как мы это покажем ниже, рассматривая разные учения о суждениях. Но на деле это неверно. Суждение «Бог существует» есть результат процесса дифференциации, производимого не над каким-то ничто, а над некоторою реальностью, еще темною для нас, но уже характеризованною словом и несомненно наличною: мыслить о чем-то, чего нет и что не признано за наличное, никоим образом нельзя; в субъекте всякого суждения уже есть признание его наличности как исходного пункта для дифференциации, а потому и утверждать эту наличность еще раз в предикате было бы бессмысленно. Однако всеобщая наличность всех объектов мысли может быть очень различною в разных случаях: Бог может оказаться, напр., или существующим только в творческой фантазии народа, или обладающим самостоятельным транссубъективным бытием, и эти различия в существовании объекта могут быть предметом исследования. В этом и состоит функция экзистенциальных суждений: в них субъектом служит не вещь, а существование вещи, и предикат определяет точнее свойства ее существования. Выраженный в точной словесной форме смысл суждения «Бог существует» таков: «Существование Бога есть существование транссубъективное» (а не в фантазии народа, не в моей субъективной деятельности и т.п.). При таком понимании экзистенциальных суждений различия между ними и другими актами дифференциации путем сравнения оказываются чисто внешними.
Есть еще один запутанный вопрос, об аналитических и синтетических суждениях, легко разрешающийся при нашем взгляде на суждение. Запутанность вопроса состоит в том, что трудно найти границу, обособляющую аналитические суждения от синтетических, трудно определить, подвижна ли она или нет, трудно найти смысл чисто аналитических суждений и т.п. Все эти проблемы сами собою падают, и в то же время все кроющиееся в них недоразумения и неясности выясняются, если признать, что все суждения имеют в одном отношении аналитический, а в другом синтетический характер. С этим нельзя не согласиться, если признать, что во всяком суждении «S — P» субъект S есть богатая еще не дифференцированным содержанием действительность, не исчерпываемая, а только характеризуемая признаком S. Отсюда ясно, что всякое даже и самое типичное синтетическое суждение в отношении к недифференцированной части субъекта есть суждение аналитическое. Так, напр., суждение «этот высокий худощавый человек удивительно бледен» несомненно получается путем дальнейшей дифференциации, т.е. анализа того субъекта, который первоначально характеризуется для меня, как «этот (S), человек (M), высокий (N), худощавый (R)». Но, с другой стороны, если всмотреться в формулу этого суждения «SMNR — P» и обратить внимание не на весь субъект, а только на ту его сторону, которая уже опознана и выражена признаками SMNR, то окажется, что суждение получилось путем синтеза, именно путем присоединения P к SMNR, которые на P вовсе не похожи, и никакой анализ не мог бы из них извлечь P.
Точно также типичные аналитические суждения имеют аналитический характер только в отношении к целому субъекту, а в отношении к опознанной части субъекта они тоже имеют синтетический характер, и лишь при этом условии имеют смысл, а не превращаются в пустословие. Так, аксиома «целое больше каждой из своих частей» имеет характер суждения только в том случае, если субъект «целое» заключает в себе в опознанной форме не количественную оценку, высказанную в предикате, а только то общее впечатление, которое заставляет нас называть одно в отношении к другому частью. В этом смысле нет ни одного суждения, которое не было бы синтетическим. Мнение М.И.Каринского по этому вопросу вполне совпадает с нашим, как и следовало ожидать, имея в виду его учение о субъекте суждения. «Даже в тех случаях, — говорит Каринский, — в которых определение берется из числа тех самых качественностей, которыми характеризуется предмет («суждения аналитические»), оно прилагается вовсе не этим качественностям, а поставляемым неопределенно мыслию предметам, о которых может быть высказано множество других суждений и которые, следовательно, представляют для нашей мысли неопределенную полноту содержания, предполагают целые ряды свойств и отношений. Говоря, что тела протяженны, мы хотим сказать вовсе не то, что в понятии тела есть признак протяженности, а то, что предметы, которые характеризуются признаками, соединенными с термином тело, но которым должны принадлежать и многие другие свойства и отношения, имеют свойство протяженности; называть подобные суждения аналитическими можно лишь в том смысле, что для убеждения в их истинности достаточно сослаться на понятие, непосредственно характеризующее их субъект для нашего сознания, а никак не в том, что в них предикат приписывается самому этому понятию»252. Подобный же взгляд на суждения высказывает Гегель. Он говорит, что (диалектическое) «развитие имеет и аналитический характер, поскольку имманентною диалектикою полагается лишь то, что содержится в непосредственном понятии, и синтетический характер, потому что в понятии высказанное различие еще не было поставлено»253. Замечательно, что сам Кант, в теории знания которого деление суждений на синтетические и аналитические играет такую важную роль, близок был к тому, чтобы считать все суждения синтетическими, как это видно из некоторых замечаний в «Пролегоменах»254.
Итак, всякое суждение есть анализ неопознанной стороны субъекта, но в отношении к опознанной стороне субъекта всякое суждение есть синтез. Для оценки оснований науки, именно определений и аксиом, эти свойства суждений окажутся очень важными.
III. O?aiey i no?aaiee
Рассмотрев разные формы суждений, мы можем теперь определить понятие суждения и сопоставить свое определение с другими определениями и учениями. Согласно нашим взглядам, суждение есть отдельный акт дифференциации объекта путем сравнения. В этом определении почти повторяется определение знания. Так и должно быть. Знание осуществляется не иначе как в актах суждения, оно во всем своем объеме есть не что иное, как комплекс суждений, следовательно, если знание есть дифференцирование действительности путем сравнения, то суждение есть отдельный акт этого дифференцирования, и все то содержание, которое кроется в понятии этого дифференцирования, содействовало и будет еще дальше содействовать нашему дальнейшему исследованию вопроса255.
Всякое содержание действительности может подвергнуться дифференцированию путем сравнении, а потому все учения, согласно которым только некоторые стороны действительности выражаются в суждении, односторонни. Некоторые из них, напр., учения о том, что суждение есть отношение между понятиями, именно уравнение между понятиями или процесс сравнения понятий и т.п., совсем даже не имеют в виду самого живого процесса суждения; они берут суждение как уже законченный совершившийся факт, находят в нем два элемента, субъект и предикат, и отмечают те отношения этих элементов, которые могут быть установлены между ними, когда они уже даны. Эти учения подвергнуты уже обстоятельной отрицательной критике, напр., в «Системе логики» Милля. Мы займемся поэтому внимательным рассмотрением учения о суждении как о выражении отношений не между понятиями, а между вещами.
По мнению Милля, всякое суждение есть утверждение относительно существования, сосуществования, последовательности, связи причины со следствием или сходства явлений256. Иными словами, для Милля всякое суждение есть или суждение о существовании, или суждение об отношении между явлениями. Приблизительно такой же характер имеет учение Липпса. Суждение вообще он определяет как «сознание объективности или сознание принуждения, производимого представляемыми объектами на процесс представления». Однако тотчас же он прибавляет, что это определение относится также и к несовершенным актам знания, т.е. к неполным суждениям, к которым он причисляет между прочим и экзистенциальные суждения. Поэтому ему нужно еще определение для полных суждений, т.е. для тех актов знания, которые фактически почти исключительно изучаются во всякой логике. Это определение у него таково: суждение есть «сознание объективной необходимости сосуществования или порядка (отношения) предметов сознания»257. Между тем экзистенциальные суждения суть лишь «простой акт признания предоставляемого объекта» или «сознания его объективной действительности»258.
Итак, согласно этим учениям, приходится допустить существование двух совершенно различных и по
