чтобы внести поправку в теорию, а от этого, если поправка верна, должны получиться некоторые, хотя довольно скромные, результаты и для осмысленности самого умозаключения. Поправка эта необходима потому, что основание познания, с точки зрения строго имманентной теории знания, есть реальное основание своего следствия и, значит, связано однозначно с полным своим следствием в обоих направлениях, т.е. в направлении от основания к следствию и от следствия к основанию. Мало того, наша поправка полезна даже и для теорий знания, резко отличающих понятие основания познания от понятия реального основания. В самом деле, вследствие естественной склонности отожествлять связь основания и следствия в познании с реальною связью основания и следствия и даже прямо с одним из видов ее, именно со связью причины и действия, под влиянием традиционного учения о невозможности умозаключать от следствия к основанию, неизбежно возникает убеждение в том, что эта невозможность есть результат неоднозначности связи реального следствия и основания, связи действия и причины, а отсюда возникают всевозможные неясности и недоразумения. Мало того, в самой логике в большинстве случаев это учение излагается обыкновенно так двусмысленно, что нельзя определить точно, идет ли речь о реальной связи или о связи познания. Иногда же, как306, напр., в логике Милля, который устанавливает принцип «множественности причин» и пользуется им для теории умозаключений, этой двусмысленности нет, и тогда ясно видно, что мы имеем дело с явным заблуждением.

Нам могут заметить, что ввиду устанавливаемой нами полной равноценности основания и следствия в процессах знания нам не следовало бы пользоваться в теории знания этими терминами, и это совершенно верно. Различие между этими членами необходимой связи есть, но оно имеет значение не для теории знания, а для онтологии. Собственно, если бы мы решились отступить от традиции, мы должны были бы говорить в теории знания не о связи основания и следствия, а о связи членов функциональной зависимости, и рассматривать правила умозаключения для тех случаев, когда член функциональной зависимости дан или отрицается во всей полноте, и для тех случаев, когда он дан или отрицается отчасти. Точно так же и в учении о суждениях нам не следовало бы называть субъект основанием, а предикат следствием, так как с точки зрения теории знания различие между субъектом и предикатом состоит лишь в том; что субъект в истинном суждении есть всегда полный член функциональной зависимости, а предикатом может служить также и неполный член ее. Отсюда, между прочим, следует, что с чисто практической точки зрения, с точки зрения удобства и быстрого ориентирования в том, из каких посылок можно сделать умозаключение, формулы традиционной логики вполне удовлетворяют цели: достоверное умозаключение от присутствия следствия, т.е. умозаключение по второй фигуре силлогизма при двух утвердительных посылках, действительно можно сделать только в тех случаях, когда следствие есть полный член функциональной зависимости, т.е. когда большая посылка обратима, так что умозаключение может быть отлито в форму умозаключения от присутствия основания, т.е. в форму умозаключения по первой фигуре силлогизма. К этому приему перевода умозаключения в традиционные формулы полезно прибегать потому, что лишь после этой операции становится очевидно, что взятое следствие есть полный член функциональной зависимости: в противном случае оно не могло бы быть субъектом суждения. Ввиду полезности такой проверки мы вовсе не рекомендуем отваживаться без дальних размышлений на умозаключения по второй фигуре при двух утвердительных посылках даже и тогда, когда даны, напр., такие посылки: «всякий равнобедренный треугольник имеет при основании равные углы», «треугольник ABC имеет при основании равные углы» (mutatis mutandis26 такие же соображения применимы и к умозаключениям от отсутствия основания, т.е. к умозаключениям по первой фигуре силлогизма при меньшей отрицательной посылке, а потому, хотя они и возможны при известных условиях, мы вовсе не рекомендуем прибегать к ним без поверки, осуществлены ли эти условия).

IV. Einaaiiua eiaoeoeaiua oiicaee??aiey

Заниматься рассмотрением различных видов опосредствованных дедуктивных умозаключений мы не будем, за исключением лишь одной чрезвычайно важной группы их, которую мы назовем косвенными индуктивными умозаключениями.

Когда мы занимались рассмотрением прямых индуктивных умозаключений и объясняли их непосредственным усмотрением связи основания и следствия, было очевидно, что не все индуктивные доказательства так просты. Опытные науки на каждом шагу сталкиваются со связями настолько недифференцированными или отдаленными, что установить их путем прямого усмотрения было бы невозможно. Каким образом можно было бы, напр., усмотреть, что у некоторых тел существует зависимость между теплоемкостью и атомным весом (закон Дюлонга и Пти) или что при удалении проводников друг от друга индуктируется прямой ток, а при сближении обратный? Если же гениальный исследователь и усматривает в подобных случаях связь между явлениями прямым путем, все же другие люди зачастую не замечают ее вовсе. Отсюда в науке возникает потребность выработать метод, заменяющий прямую индукцию там, где она невозможна, и также поверяющей ее там, где она возможна. Этот метод по необходимости должен быть косвенным, он должен состоять в том, что мы устанавливаем связь основания и следствия между S и P, руководствуясь какими-нибудь производными признаками этой связи, доступными наблюдению всякого, даже и наименее талантливого человека. Производные из связи основания и следствия признаки, пригодные для этой цели, найти нетрудно: таковы связи во времени. Две группы явлений, неизменно сосуществующие (или следующие друг за другом) во времени, а также две группы явлений, возникающие или исчезающие вместе во времени, связаны друг с другом как основание и следствие. Стоит только принять одно из этих положений за большую посылку, а в качестве меньшей посылки привести ряд наблюдений или опытов (по методу единственного совпадения или по методу единственного различия, который соответствует миллевским методам различия и сопутствующих изменений), показывающих, что пара изучаемых явлений обладает теми свойствами во времени, о которых идет речь в большей посылке, и отсюда получится правильный дедуктивный вывод о том, что изучаемые явления действительно связаны друг с другом как основание и следствие.

Так как в этом умозаключении связь между субъектом и предикатом вывода усматривается не прямым путем, то мы называем его косвенным; так как меньшая посылка его состоит из наблюдений или опытов, подобных тем, какие лежат в основании прямой индукции, то мы называем его индуктивным. В целом эти умозаключения суть не что иное, как модификация опосредствованных дедуктивных умозаключений.

Имея возможность свести умозаключения этого рода к дедуктивному типу, многие представители логики не чувствуют никакой потребности в других элементарных индуктивных методах и несомненно отнесутся отрицательно к описанной нами прямой индукции. Ввиду этого следует особенно обратить внимание на то, что косвенная индукция в громадном большинстве случаев возможна не иначе как при посредстве прямой индукции. Не говоря уже о большей посылке, происхождения которой мы коснемся в следующем отделе (об умозрении) этой главы, даже и меньшая посылка косвенного индуктивного умозаключения обыкновенно устанавливается с большею или меньшею помощью прямой индукции. В самом деле, когда мы излагаем схематически процесс косвенного индуктивного умозаключения, мы рассуждаем так: положим, что явлению P предшествует комплекс явлений ABS; если мы хотим определить, какие элементы этого комплекса законосообразно связаны с явлением P, то мы должны на основании опыта или наблюдения подыскать другие случаи и т.д. В схематическом изображении на доске в аудитории комплексы явлений, предшествующих P и соответствующих требованиям метода единственного различия или единственного совпадения, подбираются всегда очень удачно, но, спрашивается, каким образом мы находим этот комплекс явлений при действительном исследовании природы: ведь всякому явлению P предшествует весь безграничный океан явлений всего мира, а не какая-либо ограниченная группа ABS307. Однако пересмотреть явления всего мира, во-первых, невозможно, а во-вторых, бесполезно, так как экспериментировать с целым миром по методу единственного различия или найти в нем причину по методу единственного совпадения нельзя. Остается, следовательно, идти иным путем: выбрать из целого мира ограниченный комплекс явлений и подвергнуть его исследованию согласно требованиям метода; но ввиду бесконечной сложности мира выбрать этот комплекс наудачу нельзя: мы достигнем цели только в том случае, если отбросим явления, очевидно не имеющие, а также по-видимому не имеющие никакого отношения к P, и оставим для исследования комплекс явлений, относительно которых уже догадываемся, что они заключают в себе искомую причину. Но это ясное усмотрение отсутствия связи между некоторыми элементами мира и догадка о связи между другими элементами, составляющие необходимое предварительное условие косвенного индуктивного умозаключения, могут быть даны только или прямым восприятием, или прямою индукциею. Ссылаться опять на косвенную индукцию для объяснения меньшей посылки нельзя, так как это значило бы не решить проблему, а только отодвинуть ее; впрочем, этого и не делают исследователи научной индукции, так как обыкновенно они сами признают, что научное индуктивное исследование возможно не иначе как на почве уже существующей гипотезы или догадки о связи между явлениями308, но они не исследуют, откуда является эта догадка. Впрочем, уже Юэль27 задает вопрос; каким образом получаются случаи, требуемые методами Милля309, а Фонсегрив даже решает этот вопрос в том же духе, как и мы. Он говорит: «Всякое состояние вселенной есть сложная группа явлений, из которой наблюдатель, желающий производить чисто объективное исследование, столь расхваливаемое и рекомендуемое Беконом не имеет права ничем пренебречь по собственному почину. Если он оставит без внимания какой-либо элемент, напр., если, желая исследовать причину кипения, он пренебрежет положениями Сатурна или Сириуса, то это значит, что он считает эти положения не имеющими значения для исследуемого им вопроса. Между тем кто знает, не прав ли был Юм, говоря: что бы то ни было может произвести какую бы то ни было вещь? Конечно, я не думаю, чтобы кто-либо стал утверждать, будто какой-либо ученый в каком-либо исследовании считал все объективные элементы одинаково значительными. Но что же означает это различие маловажного и значительного, если не признание всеми учеными того, что они считают свой разум способным к непосредственному различению, которое, если всмотреться глубже, ничем не отличается от процесса абстракции, необходимого для образования понятий?»310.

V. Oiic?aiea

Обозревая всевозможные суждения, составляющие содержание человеческого знания, для большинства из них нетрудно найти те методы, по которым они могли возникнуть. Остается только небольшая группа суждений, которые могут еще вызывать недоумения в этом отношении: это главным образом аксиомы и постулаты.

Происхождение этих суждений также можно объяснить перечисленными выше методами, но для этого нужно обратить внимание на одну особенность процессов знания, которую мы мало подчеркивали до сих пор. Все знание опирается на опыт, т.е. непосредственно данные переживания. Эти переживания бывают двух родов — чувственные и нечувственные; следовательно, опыт, а вместе с тем и знание, бывают чувственные и нечувственные (сверхчувственные). Как мы уже говорили311, чувственное