договор и в производстве чар, потому что не было ничего подобного. Что касается данного ему совета прервать всякое общение с ангелом Зекиелем, то это не в его власти, потому что этот дух могущественнее его. Он обещал только не призывать его больше, не желать его появления и не соглашаться ни на одно из его предложений.
XXVIII. Инквизиторы Куэнсы имели слабость спросить у Торальбы, что думал Зекиель о личностях и учении Лютера и Эразма. Обвиняемый, ловко пользуясь невежеством судей, отвечал им, что Зекиель осуждал их обоих, с той разницей, что Лютера он считал дурным человеком, а Эразма человеком очень тонкого ума и ловким в обращении; это различие, по словам Зекиеля, не мешало, однако, их общению и переписке по текущим делам. Инквизиторы остались довольны этим ответом.
XXIX. 6 марта 1531 года они приговорили узника к генеральному обыкновенному отречению от ересей, к заключению в тюрьме и к санбенито на время, угодное главному инквизитору, к прекращению дальнейших бесед и общения с духом Зекиелем и к полному отказу от его предложений. Эти условия были возложены на него для успокоения его совести и для блага души.
XXX. Главный инквизитор скоро положил конец страданиям Торальбы, в уважение, как говорил он, его раскаяния и всего перенесенного им за четыре года заключения. Но достоверно, что истинным мотивом милости, оказанной им Торальбе, был интерес, проявленный к его участи адмиралом Кастилии Федерико Энрикесом, его покровителем и другом. Энрикес держал его своим врачом до опалы и удерживал у себя в этом положении еще много лет после осуждения.
XXXI. Такова правдивая история процесса знаменитого доктора Торальбы, в которой не знаешь, чему более удивляться: легковерию, невежеству и отсутствию критики со стороны инквизиторов и юрисконсультов святого трибунала или дерзости обвиняемого, который решается выдать свои обманы за действительность, несмотря на суровость тюремного заключения, продолжающегося более трех лет, и мучения пытки, не избавившие его, однако, от бесчестия, которого он думал избежать, отрицая свой договор с дьяволом. Если бы в первых показаниях на суде, признавшись во всем (как он это сделал), он прибавил бы, что ни один из этих фактов не был достоверным, что он разглашал их с целью прослыть некромантом и для внушения доверия к этой выдумке он вообразил другую — о добровольном и бездоговорном появлении приближенного духа, — он вышел бы из тюрьмы инквизиции раньше чем через год и подвергся бы только легкой епитимье, поддержанный могущественным покровительством адмирала. Поразительный пример того, на что человек способен решиться, если сильнейшее желание привлечь к себе внимание публики делает его нечувствительным к печальным последствиям суетности.
XXXII. Рассказом о суде над Торальбой я оканчиваю историю службы кардинала дома Альфонсо Манрике, архиепископа Севильского, который умер в этом городе 28 сентября 1538 года, оставив по себе репутацию друга и благодетеля бедных. Эта добродетель и другие качества, достойные его происхождения, поставили его среди знаменитостей века. У него было несколько незаконных детей до принятия монашества. Тот, кого история считает достойным своего отца, был Херонимо Манрике, бывший последовательно провинциальным инквизитором, членом верховноге совета, епископом Картахены[918] и Авилы, председателем апелляционного суда в Вальядолиде[919] и, наконец, главным инквизитором.
XXXIII. При смерти дома Альфонсо Манрике было девятнадцать провинциальных трибуналов. Они были учреждены в Севилье, Кордове, Толедо, Вальядолиде, Мурсии, Калаоре, Эстремадуре, Сарагосе, Валенсии, Барселоне, на Майорке, на Канарских островах, в Куэнсе, в Наварре, Гранаде,[920] на Сицилии, Сардинии, на материке и океанских островах Америки.[921] Инквизиция Хаэна была объединена с инквизицией Гранады.
XXXIV. В Америке инквизиция имела затем три трибунала: в Мехико,[922] в Лиме,[923] в вест-индской Картахене.[924] Они уже были декретированы, но их организация не принимая в расчет трибуналов Америки, Сицилии и Сардинии, мы находим в Испании пятнадцать трибуналов. Каждый из них ежегодно сжигал десять осужденных живьем и пять фигурально, то есть в изображении (in effigie), в среднем и пятьдесят человек подвергал различным епитимьям, — так что во всей Испании ежегодно погибало в пламени полтораста человек, семьдесят пять были сжигаемы в изображении и семьсот пятьдесят подвергались каноническим карам, — это дает для каждого года итог в девятьсот семьдесят пять осужденных. Умножая это число на пятнадцать лет службы Манрике, мы находим, что 2250 лиц было сожжено живьем, 1125 фигурально и 11250 присуждены к епитимьям. Всего 14 625 мужчин и женщин, настигнутых законами инквизиции. Это число едва заслуживает быть отмеченным, если его сравнить с цифрами предшествующих эпох. Но оно не перестает казаться чрезмерным перед судом разума, особенно если вспомнить чудовищное злоупотребление тайной судопроизводства, в чем судьи были виновны не раз.
Глава XVI ПРОЦЕСС ЛЖЕНУНЦИЯ ПОРТУГАЛИИ И НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ ВАЖНЫЕ ДЕЛА ЭПОХИ КАРДИНАЛА ТАВЕРЫ, ШЕСТОГО ГЛАВНОГО ИНКВИЗИТОРА
Статья первая РАСПРИ С РИМСКОЙ ИНКВИЗИЦИЕЙ
I. По смерти кардинала дома Альфонсо Манрике Карл V назначил его преемником по должности главного инквизитора Испании и соединенных королевств кардинала дома Хуана Пардо де Таверу,[925] архиепископа толедского. Буллы о его утверждении в должности были посланы папою Павлом III в сентябре 1539 года, и через месяц он приступил к исправлению своей должности. Таким образом, верховный совет в течение года вел один дела инквизиции.
II. При инквизиторе Тавере была основана в Риме буллою от 1 апреля 1543 года конгрегация святого трибунала. Она даровала титул и права главных инквизиторов веры на весь христианский мир нескольким кардиналам, в числе которых были два испанца: дом Хуан Альварес Толедский, епископ Бургоса, сын герцога Альбы, и дом Томас Бадиа, кардинал-священник церкви во имя Св. Сильвестра, гофмейстер священного дворца.[926] Оба эти кардинала[927] принадлежали к ордену св. Доминика. Вновь учрежденная конгрегация святого трибунала в Риме заставила испанских инквизиторов опасаться, как бы не было затронуто их верховенство. Поэтому папа формально заявил, что не имел намерения изменять что-либо в давно уже установленном и что новое учреждение общих инквизиторов состоялось без ущерба правам, которыми пользовались другие инквизиторы или которыми будут пользоваться позднее те, которые могут быть установлены вне состава светской области Церкви.
III. Заставило ли время потерять из виду эту декларацию или ее действие было ослаблено как бы само собою, но главная инквизиция много раз бралась за предписание законов испанской инквизиции. В особенности это происходило в деле запрещения некоторых сочинений, учение которых подверглось проскрипции[928] в Риме. Главные инквизиторы предписали испанским регистрировать цензуру, произведенную богословами, потому что их надо считать самыми образованными и самыми мудрыми в католической Церкви и потому что их указания приобрели силу закона через конфирмацию со стороны верховного главы Церкви, который, по уверению кардиналов-инквизиторов, был непогрешим, когда действовал в качестве суверенного первосвященника, как он это делал в настоящем вопросе, одобрив и приказав принять со смиренным подчинением и исполнить декреты конгрегации кардиналов, названной конгрегацией инквизиции, и составленный ею список запрещенных книг по вопросам, касающимся учения.
IV. Эта претензия римской курии нисколько не подействовала на главных инквизиторов Испании, которые постоянно защищали свои права так энергично, что не раз отказывались исполнять апостолические бреве, если они противоречили решениям, принятым в согласии с верховным советом. Мы встречаем пример этого сопротивления при папе Урбане VIII[929] по поводу вынесенного в Риме осуждения творений иезуита Хуана Баутисты Позы, и при папе Бенедикте XIV, когда главный инквизитор дом Франсиско Перес дель Прадо, епископ Теруэльский, отказался вычеркнуть из Индекса запрещенных книг творения знаменитого кардинала Нориса,[930] внесенные им в список вопреки настояниям и формальному приказу этого великого папы. Таким образом, система испанской инквизиции представляет непонятную непоследовательность, если мы будем судить ее по принципам религии и христианской морали, а не по макиавеллистическому духу, который всегда являлся неизменным правилом ее поведения, хотя инквизитор и осуждал всегда учение Макиавелли.[931]
V. Действительно, испанские инквизиторы утверждали, что их власть в делах веры и относительно цензуры сочинений канонична и духовна и что она была им делегирована суверенным первосвященником, который непогрешим, когда он говорит с кафедры (ex cathedra); его декреты имеют божественную силу, когда он решает, определяет и приказывает как глава католической Церкви, сообразуясь с предписанными правилами, то есть после глубокого исследования учения, призвав помощь Духа Святого. Отсюда необходимо следует, что, если папа вместе с конгрегацией кардиналов индекса осуждает учение, содержащееся в книге, или объявляет, что она не должна быть осуждена, он непогрешим, потому что говорит, сидя на кафедре св. Петра, то есть не как частный ученый, а в качестве вселенского учителя и главы Церкви, призванного исполнять заповедь, данную св. Петру, его предшественнику, в следующих словах Иисуса Христа: «Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих».[932] Принципы римской инквизиции те же, что и испанского главного инквизитора и членов верховного совета; те и другие осуждают книги, оспаривающие это учение, и наказывают их авторов.
VI. Однако испанские инквизиторы противоречат этой непогрешимости и отказываются подчиниться папским декретам, когда они противоположны их решению или интересу их частной системы. Инквизиторы действовали бы иначе, если бы не были уверены, что, обращаясь к королю и участвуя в его политике, они принудят королевскую власть принять участие в их дрязгах и воспротивиться мерам суверенного первосвященника, который без этой почти всемогущей поддержки не преминул бы поступить с ними так, как поступают с мятежными делегатами, то есть низвел бы на положение простых священников, объявив их уволенными со службы.
VII. Таков был план, которому постоянно следовал совет испанской инквизиции. Он напоминает следующую выходку одного босого кармелита,[933] строгого духовника. Этот монах сильно журил кающегося бедняка, который винил себя в том, что по нужде проработал несколько часов в воскресенье. Узнав, что дело происходило в монастырском огороде, кармелит успокоился и сказал грешнику: «А это — другое дело; я думал, что в мирском поле». Такова непоследовательность, которую легко допускает выгода, таковы и позорные результаты, которые не могут не обнаружиться, как бы старательно ни пытались их скрыть.
VIII. Решение, которое инквизиция осмелилась принять — иногда несправедливо, а иногда основательно, — о том, чтобы поддержать свой авторитет против всякой другой власти, и злоупотребление со стороны главных инквизиторов непогрешимыми средствами, которыми они распоряжались для обмана королевского доверия, были — истинной причиной постоянных распрей, разделявших обе эти силы. Я это уже доказал несколькими примерами, но считаю полезным привести и несколько других, потому что чрезмерно скандальный их характер при детальном изложении может оказать пользу истории. Два события, с которыми я предлагаю ознакомиться, относятся к 1543 году. Первое касается дона Педро де Кардоны, наместника Каталонии, а второе — маркиза де Террановы, вице-короля Сицилии.
Статья вторая ИСТОРИЯ ВИЦЕ-КОРОЛЕЙ СИЦИЛИИ И КАТАЛОНИИ
I. В 1535
