бы они по существу не затрагивали уже установленных догматов.[26] До тех пор, пока было возможно беседовать с еретиками, прежде чем объявлять против них анафему, пробовали приводить их обратно к вере либо посредством частных споров, как это видим из истории Феодота Византийского,[27] либо путем собеседований, например: св. Юстина с Трифоном;[28] Родона с Апеллесом, последователем Маркиона[29] и затем ересиархом;[30] Кая[31] с Проклом, римским еретиком-монтанистом;[32] Оригена с ересиархом Берилом, епископом Бокары[33] в Аравии, о божестве слова, и того же Оригена с арабами, отрицавшими бессмертие души;[34] Архелая, епископа Каскара в Месопотамии, с Манесом, главою манихеев,[35] — так же, как и большое число других, о которых упоминается в истории соборов и в творениях Отцов Церкви. Например, известно, что в 235 году еретик Аммоний был обращен собеседованиями, которые с ним вели на Александрийском соборе.

VI. Эти верные подражатели благости Иисуса Христа были врагами принципов угнетения. Хотя зло, причиняемое религии нечестивым Манесом, было столь велико, что епископ Архелай, о котором мы только что говорили, счел необходимым подумать о мерах к его аресту, однако он отказался от этого намерения, когда Маркелл, которому Манес только что написал, предложил ему еще раз побеседовать с Манесом. Архелаю удалось убедить ересиарха, и он не только не настаивал более на его задержании, но, когда спустя некоторое время народ хотел побить Манеса камнями и он убежал в одно селение, где продолжал еще спорить с Трифоном, Архелай прибежал к нему на помощь и спас ему жизнь.[36]

VII. Возможно, что такое поведение Церкви было до известной степени обусловлено невозможностью в ее тогдашнем положении употреблять против этих еретиков принудительные средства светской власти при государях, остававшихся еще язычниками. Но это не было единственной побудительной причиной ее терпимости, так как известно, что, когда не существовало указа о гонениях на христиан, императоры принимали жалобы от епископов, как и от прочих подданных. Это доказывается историей еретика Павла Самосатского,[37] епископа Антиохийского. Собор этого города, собравшийся в 272 году, видя, что Павел снова впал в ересь, после того как отрекся от нее на соборе 266 года, низложил его и избрал на его место Домна. Низложенный епископ продолжал занимать епископский дом; ему предложили его покинуть, чтобы его преемник мог вступить в обладание им. Так как Павел отказался повиноваться, епископы обратились к императору Аврелиану, который еще не отдавал приказа преследовать Церковь; тот принял их жалобу и ответил: ввиду того, что неизвестно, которая из двух сторон права, следует сообразоваться с решением римского епископа и его Церкви. Святой престол тогда занимал св. Феликс I,[38] который подтвердил решение собора, и император Аврелиан приказал привести его в исполнение.[39]

VIII. Это событие доказывает, что, если бы намерение Церкви было преследовать еретиков, епископы имели бы к этому возможности, пользуясь властью императоров, которых они могли легко расположить к этому, доказывая им, что еретики умножают секты, что большинство этих сект было причиной изданного в 296 году императорами Диоклетианом[40] и Максимианом[41] эдикта, присуждавшего к сожжению манихейских вождей и к разным наказаниям тех из этих сектантов, которые не отрекутся от их учения.[42]

IX. Церковь, далекая в то время от мысли об установлении физического воздействия, разрешала распространение еретических сочинений, не содержащих никакого заблуждения, и не запрещала их чтения из-за ненависти к их авторам, как это делалось во времена менее отдаленные и менее безупречные. Сочинения Тертулиана служат тому доказательством, а особенно греческая Библия, переведенная с еврейского Феодотионом Ефесским[43] при императоре Коммоде,[44] в промежуток времени от 180-го до 193 года. Хотя Церковь и осудила Феодотиона, она сохранила и разрешила читать его перевод и в частности перевод книги Даниила, как мы узнаем о том от св. Иринея, современника этого отступника.[45]

X. Так как подобное отношение представляло общий дух Христианской Церкви, то нельзя думать, чтоб испанская Церковь следовала иным принципам; это доказывают многие факты, которые мы обнаруживаем в ее летописях. Василид и Марциал, епископы Асторги и Мериды,[46] впадают в преступление отступничества; их примирили с Церковью без какого бы то ни было наказания, кроме низложения, которому они подчинились перед 253 годом, когда они подали на это апелляцию папе св. Стефану.[47]

XI. Эльвирский собор,[48] бывший в 303 году, издал правило, гласящее, что, если еретик попросит о возвращении его в лоно Церкви, он будет допущен к примирению и на него не будет возложено иного наказания, кроме канонической десятилетней епитимии.[49] Эта мягкость тем более замечательна, что собор этот установил более строгие наказания за многие преступления, кажущиеся менее тяжкими; это меня приводит к уверенности, что испанские епископы, составлявшие этот собор, среди которых мы отмечаем великого Осия Кордовского, Сабина Севильского, Валерия Сарагосского и Мелантия Толедского, были убеждены, по примеру Оригена, что следует применять лишь кротость для возвращения еретиков, чтобы не ввергать их в упорство. Пока Церковь сохраняла свой первоначальный дух, она никогда не занималась расследованием того, где находятся еретики, чтобы арестовывать их и карать. Когда сами еретики давали о себе знать, старались их убеждать и обращать средствами кроткого внушения; если же этого было недостаточно, довольствовались тем, что отлучали их от Церкви, никогда не простирая дальше каноническую строгость по отношению к ним.

XII. Папы и епископы в эти века не думали, что исповедание религиозных мнений, противных общеимперской вере, составляет преступление, которое надо наказывать различными карами, если только они не нарушают общественного спокойствия. Поэтому, когда языческие жрецы побуждали императоров и правителей провинций преследовать христиан, верные публиковали большое число апологий и настойчиво просили покровительства властей, доказывая, что они не действуют против гражданских законов, что они с покорностью повинуются императорским указам во всем, что не противоречит их религии, и что на своих собраниях они считают долгом молиться о благополучии государя и о благоденствии империи.

Статья вторая ВТОРАЯ ЭПОХА ОТ IV ДО VIII ВЕКА

I. Если бы после примирения с Константином точно следовали первоначальной системе Церкви по отношению к еретикам, как это должно бы быть, никогда не существовало бы трибунала инквизиции против ересей и, быть может, число ересей было бы тогда меньше и длительность их короче. Но папы и епископы IV века, пользуясь тем, что императоры приняли христианство, начали до некоторой степени подражать поведению, за которое они упрекали языческих жрецов. Эти первосвященники, достойные уважения за святость их жизни, иногда слишком далеко простирали одушевлявшую их ревность к торжеству вселенской веры и искоренению ересей и вообразили, что для успеха следует склонить Константина и его преемников к установлению гражданских законов против лиц, впавших в ересь.

II. Этот первый шаг, сделанный папами и епископами вопреки учению св. Павла, был началом и возникновением инквизиции. Раз установился обычай подвергать телесной казни еретика, даже если он был верный и послушный законам подданный, то увидели себя вынужденными разнообразить эти наказания, увеличивать их число, делать их более или менее строгими, сообразно с более или менее суровым характером каждого государя, и установить подходящий способ преследования виновных, согласно с обстоятельствами. Особенно старались представить ересь преступлением против гражданских законов, за которое надо подвергать смертной казни, установленной государями; остальное было лишь побочным обстоятельством и естественным последствием этой меры.

III. Я не буду останавливаться на законах против еретиков, изданных восточными и западными императорами; о них можно справиться в Кодексах Феодосия[50] и Юстиниана,[51] где они сопровождены дополнениями Жака Годефруа[52] и работами некоторых других компиляторов. Я скажу только, что в числе других наказаний они устанавливали бесчестие, лишение должностей и почестей, конфискацию имущества, запрещение делать завещание, получать наследство по дарственной записи, осуждение на изгнание, а иногда ссылку, но никогда смертную казнь, если только дело не касалось манихеев, и то лишь в некоторых исключительных случаях. Однако по политическим соображениям находили нужным увеличивать число подобных случаев, потому что неоднократно императоров уверяли, что спокойствие империи было бы нарушено, если бы опасность не устранялась мерами, способными устрашать.

IV. Император Феодосии[53] обнародовал в 382 году закон против манихеев;[54] этот закон повелевал подвергать их высшей мере наказания, конфисковать их имущество в пользу государства и поручал префекту претории учредить инквизиторов и доносчиков, чтобы обнаруживать потайных манихеев.[55] Здесь, говорит справедливо Годефруа, выплывает в первый раз вопрос об инквизиции и доносе в деле ереси, потому что до того времени подобные меры применялись лишь в случаях величайших преступлений, на которые было дозволено доносить публично, как на деяния, вредящие безопасности империи. Преемники Феодосия видоизменяли эти репрессивные законы сообразно с обстоятельствами времени и личностями. Бывали эдикты, обязывавшие еретиков обратиться и угрожавшие им преследованием со стороны императорских судей, если они не отрекутся добровольно от ереси.[56] Что касается тех, о которых знали, что они еретики, и которые не делали добровольного отречения, несмотря на постановление указов, то их предавали суду; но, прежде чем прибегнуть к этой крайности, их предупреждали, что они будут допущены к примирению с церковью и потерпят лишь каноническое наказание, если в определенный срок они пожелают обратиться. Сообразно с ответом этих еретиков с ними устраивались правильные конференции в виде наставления и приведения их вновь к здравому учению.[57]

V. Когда эти примирительные средства оказывались недостаточными, прибегали к наказаниям, которые были очень разнообразны. Ученые, которые вопреки законам преподавали свои вредные доктрины, платили иногда значительные денежные штрафы,[58] изгонялись из городов и даже подвергались ссылке.[59] В некоторых случаях их присуждали к лишению имущества.[60] В других случаях они были обязаны платить в казну сумму в десять фунтов золота,[61] или их пороли кожаными ремнями и ссылали на острова, откуда они не могли вернуться.[62] Помимо этих наказаний им было запрещено устраивать собрания, и законы объявляли против нарушителей проскрипцию, изгнание, ссылку и даже смертную казнь, сообразно с обстоятельствами, точно определенными в законах.[63]

VI. Исполнение вышеупомянутых императорских декретов было поручено правителям провинций, магистратам, на обязанности которых было отправление правосудия, комендантам городов, городским декурионам[64] и высшим должностным лицам; в случае их небрежности или потворства все они должны были понести различные наказания.[65]

VII. Хотя большинство законов против еретиков было установлено папами и епископами, известными своей святостью, как замечает Годефруа, надо согласиться, что в их намерение не входило применение законов, которые заключали смертную казнь: они желали лишь того, чтобы их обнародование обуздало страхом смелость новаторов. Бывало даже, что они предупреждали их действие, когда совершение казни казалось неизбежным. Здесь уместно напомнить то милосердное рвение, с которым св. Мартин,[66] епископ Турский, старался спасти Присциллиана[67] и его приверженцев от высшей меры наказания, к которой в 383 году решил их присудить император Максим; с этой целью св. Мартин приезжал в Трир, где