году в Алькалы по поводу диспута иезуитов о том, следует ли верить, что Климент VIII действительно наместник Иисуса Христа. Тот же вопрос был возбужден несколько времени спустя, в правление папы Павла IV. 4 января 1606 года Хуан Пабло Видаль из Эспарагуэры в Каталонии взялся публично участвовать в диспуте на следующую тему: «Мы обязаны бесспорно верить, что Климент VIII был законно избранным и настоящим первосвященником; но только морально достоверно, что Павел V действительно наместник Иисуса Христа». Папа, узнав об этом, предписал главному инквизитору воспретить подобные дискуссии. Это запрещение было послано в Алькалу 30 апреля 1606 года.
III. Филипп III созвал в 1607 году кортесы королевства в Мадриде, где они оставались более года. Эти представители доложили монарху, что «в 1579 и 1586 годах они просили устранения злоупотреблений, совершаемых трибуналом инквизиции, чтобы положить конец значительным и постоянным потерям, которые причиняет его подданным узурпированное инквизиторами право расследовать некоторые преступления, чуждые ереси; Филипп II, его отец, обещал отыскать средство для устранения зла, на которое жаловались, но вследствие внезапной смерти его обещание не было исполнено. Поэтому они возобновляют перед Его Величеством ту же просьбу, тем более что зло все увеличивается и уже давно пора узаконить, чтобы никто не был арестован и посажен в секретную тюрьму инквизиции по другим преступлениям, кроме ереси. Громадное число испанцев не в состоянии различать мотивы арестов и смотрит на всех узников как на еретиков. Такой взгляд подвергает имевших несчастие быть арестованными святым трибуналом опасности не иметь возможности заключать браки, потому что их считают опозоренными, как действительных еретиков. Средством устранить беспорядок, введенный в законы, должен быть приказ, чтобы отныне подсудимые по другим преступлениям, а не по делу ереси, заключались в ожидании приговора в обыкновенные тюрьмы».
IV. Филипп III отвечал кортесам, что он примет надлежащие меры для удовлетворения их жалоб. В 1611 году, когда были созваны новые кортесы, штаты опять сделали государю представления. Ответ государя был тот же, что и раньше, но он, как и первый, не имел результата. Инквизиторы изо дня в день становились заносчивее и продолжали вызывать ужас, покрывая по своей прихоти позором людей и наполняя тюрьмы жертвами.
V. Архиепископ Валенсии, патриарх Антиохии, св. Хуан де Рибера, которому папа даровал честь беатификации, доложил Филиппу III, что нельзя совершить истинного обращения морисков королевства Валенсии, хотя это дело было начато при Карле V, что их упорное отстаивание своих заблуждений и их ловкость в земледельческих работах и ремеслах справедливо вызывают опасения, что они возмутят общественное спокойствие с помощью мавров из Алжира и других государств Африки, с которыми они находятся в единомыслии и постоянных сношениях; эти соображения побуждают его предложить Его Величеству изгнать их совершенно из королевства, чтобы сохранить в нем чистоту веры и мир среди народа.
VI. Дворяне, насчитывавшие множество морисков среди своих вассалов, указали монарху на огромный ущерб, который причинит им эта мера, так как она лишит их данников, которые составляют силу их владений и являются весьма полезными людьми. Если морисков вынудят к эмиграции, говорили они, то она оставит страну почти без жителей и земледельцев.[202] К этим доводам они прибавляли, что рассказ архиепископа св. Хуана де Риберы сильно преувеличен, так как трибунал инквизиции не упускал случая карать тех, которые впадали в ересь, он открывал их через своих узников или шпионов, постоянно занятых выискиванием виновных, так что можно удостоверить, что число плохих католиков гораздо меньше, чем объявлено, хотя инквизиция не прибегала к мерам чрезвычайной строгости в отношении морисков.
VII. Король созвал государственный совет. Главный инквизитор, бывший его членом, голосовал за изгнание морисков, и эта мера была одобрена многими членами собрания. Выслушав множество докладов, мнений и дискуссий, приняли решение об удалении морисков из королевства Валенсии 11 сентября 1609 года, а всех остальных — 10 января следующего года.
VIII. Благодаря этой эмиграции Испания потеряла миллион полезных и трудолюбивых жителей, которые переправились в Африку. Хотя они просили у Франции, чтобы их приняли и поселили в ландах[203] Гаскони, Генрих IV поставил им условием исповедание католической веры; они не решались дать такое обещание, так как боялись сделаться когда-нибудь предметом такого же преследования, как это случилось на их родине, в Испании. Обстоятельства выхода морисков из Испанского королевства заслуживали бы отдельного исследования, составленного с большей критикой, чем истории брата Маркоса де Гвадалахары и брата Хаима Бледа. Но это не относится непосредственно к моему сюжету. Я скажу только, что инквизиторы сильнее всего повлияли на решение Филиппа III и отметили в качестве подозрительных в вере тех, кто осудил эту политическую меру, между прочим герцога д’Оссуна, которого они привлекли к суду. Это дело не имело громких последствий, потому что сущность процесса не представляла никакого тезиса — еретического или благоприятствующего ереси, хотя некоторые положения квалифицировались, как дерзкие, скандальные и оскорбительные для благочестивого слуха. Герцог был назначен вице-королем Неаполя и несколько лет исполнял эти обязанности; но затем был отстранен от должности и посажен в тюрьму по королевскому приказу.
IX. Инквизиторы ухватились за этот случай, чтобы припомнить прежние обвинения. Но надежда стольких врагов была обманута, так как герцог умер в тюрьме до произнесения окончательного приговора по его главному делу.
I. 7 и 8 ноября 1610 года инквизиторы Логроньо справляли самые торжественные аутодафе, присудив пятьдесят два человека: одиннадцать к релаксации, двадцать — к примирению с Церковью и двадцать одного — к разным епитимьям. Из числа релаксированных шесть были сожжены живьем и пять фигурально, с вырытыми из земли их останками. В числе других находилось шесть богохульников, восемь высказавших подозрительные положения, шесть иудействующих, один омусульманившийся, один лютеранин, два вора, мнимые слуги святого трибунала и восемнадцать колдунов.
II. Я уже говорил, что каждый трибунал инквизиции ежегодно справлял по крайней мере одно аутодафе с более или менее значительным числом жертв. Я мог бы поэтому не упоминать об этом аутодафе, но счел своей обязанностью говорить о нем, потому что оно представляет обстоятельства, достойные особого внимания. Одиннадцать человек, присужденных к релаксации, и восемнадцать примиренных составляли часть секты колдунов. Их показания были откровенны и пространны, чего нельзя было добиться от шести человек, присужденных к релаксации. Выяснилась сущность этой ассоциации, ее система и действия. Подробности, данные ими, так многочисленны и разнообразны, что несмотря на то, что я упоминал уже в другом месте об этом предмете, скажу о нем здесь, чтобы выяснить, если возможно, предмет, который во все времена давал материал для множества небылиц. Если можно полагаться на признания восемнадцати примиренных и Марии де Сусайя, которая была релаксирована как проповедующая еретичка, двадцать девять осужденных происходили из местечка Вера и поселка Сугарамурди в долине Бастана, в королевстве Наваррском, на границе Франции. Они называли свое собрание акеларре[204] — гасконским словом, означающим Козлиный луг, потому что собрание происходило на лугу, где дьявол обыкновенно показывался им в виде этого животного.
III. Понедельник, среда и пятница каждой недели были назначены для собраний, сверх больших церковных праздников, какова Пасха, Пятидесятница, Рождество. Эти дни специально и торжественно посвящены почитанию, воздаваемому христианами Богу. Поэтому и дьяволу угодно было, чтобы его поклонники выбирали те же дни для его особенного почитания. На каждом собрании колдунов, а особенно при приеме нового сочлена, дьявол принимает вид человека скучного, сердитого, мрачного и безобразного. Он сидит на высоком троне, который отчасти позолочен, отчасти черен, как эбеновое дерево, и снабжен принадлежностями, которые придают ему величие. Он носит корону из небольших рогов, два больших рога сзади головы и третий — посредине лба. Последним он освещает место собрания; свет его ярче света луны, но слабее солнечного света. Глаза, блестящие и ужасные, велики, круглы и широко открыты. Борода похожа на козлиную; он наполовину человек, наполовину козел. Ноги и руки похожи на человеческие, пальцы ровны с невероятно длинными ногтями, законченными острием. Руки его на конце согнуты наподобие когтей хищных птиц, а ноги заканчиваются гусиными лапами. Его голос похож на ослиный, хрипл, нестроен и грозен. Слова неотчетливы, произносятся басом, сердито и беспорядочно, с манерой важной, суровой и надменной. Его физиономия выражает мрачное и желчное настроение.
IV. При открытии собрания все бросаются на землю и поклоняются дьяволу, называя его своим владыкой и своим богом и повторяя слова вероотступничества, произнесенные при приеме в секту. Каждый целует его в ногу, руку, левый бок, задний проход и мужской член. Собрание начинается в девять часов вечера; оно кончается обыкновенно в полночь и может продолжаться лишь до пения петуха.
V. В главные годовые праздники, в дни святой Девы и св. Иоанна Крестителя, важнейшие из членов секты исповедуют дьяволу свои грехи, состоящие в том, что они присутствовали за обедней и при других обрядах христианской религии. Он делает им суровые упреки, запрещает вновь впадать в этот грех и дает отпущение, когда они пообещают исправиться. Нередко он наказывает ударами кнута своих исповедников через посредство одного колдуна, который исполняет обязанности палача.
VI. За этой церемонией следует другая, являющаяся дьявольским подражанием мессе. Внезапно появляются шесть или семь чертей, которые ставят престол и приносят чашу, дискос, служебник, графинчики и другие необходимые предметы. Они устраивают балдахин или часовню. Там нарисованы фигуры чертей, напоминающие облик сатаны, который он принимает для церемонии. Они помогают ему надеть митру, облачиться в подризник, ризу и другие украшения, которые черны, как украшения престола. Дьявол начинает мессу. Он прерывает ее для увещания присутствующих никогда не возвращаться к христианству и обещает им рай лучше предназначенного для христиан. Они получат его, и радость их будет тем более велика, чем больше старания приложат они к совершению дел, на которые христиане смотрят как на запрещенные в этой жизни. Он принимает дары, сидя на черном троне. Главная ведьма (которую называют царицей ведьм) сидит справа от него, держит хлеб, на котором вырезана фигура дьявола; по левую руку сидит первый из колдунов (который считается их царем) с чашей в руке. Главные из присутствующих и другие посвященные приносят дары, соответствующие их желанию и их средствам. Женщины предлагают пшеничные лепешки. Затем целуют хлеб, становятся на колени перед дьяволом и еще раз целуют его задницу, из которой он испускает зловонный запах, а один из прислуживающих держит его хвост поднятым. Месса продолжается. Дьявол освящает сначала некую черную и круглую вещь, похожую на башмачную подошву, со своим изображением, произнося посвятительные слова над хлебом, а затем — чашу содержащую противную жидкость. Он причащается и дает причащение в двух видах: то, что
