из императорских владений в Италии. В связи с коммунальным движением и народным брожением, охватившим Северную Италию и принявшим грозный для империи характер, многие части Италии ускользнули из-под непосредственного влияния империи. Этим ослаблением императорской власти воспользовался Иннокентий III, который стал захватывать отдельные местности под тем предлогом, что «иностранный монарх» не может владеть в Италии землей. Однако Иннокентий III стремился не только вытеснить императорскую власть из пределов Италии, не только не допустить объединения Сицилии и севера Италии под властью императора, но и подчинить последнего власти церкви, добиться санкционирования папой избрания императора.
Папство должно было стать последним судьей в вопросе о том, годится ли избранный германскими князьями кандидат в императоры или нет, т. е. от воли папы должно было зависеть избрание германского императора.
Для достижения этой цели Иннокентий углублял княжеские междоусобицы, возникшие в связи с вопросом об избрании нового германского императора после смерти Генриха VI. Папа «освобождал» князей, епископов и даже отдельных горожан от присяги императору и призывал всех поддерживать лишь того кандидата, который признает за папством право утверждения и даже избрания германского императора, Одним из аргументов Иннокентия III против брата Генриха VI — Филиппа Швабского, избранного князьями императором, служила «забота» папства о «свободе» германского народа. Если Филипп станет императором, утверждал Иннокентий, то этим путем упрочится в Германии династия Гогенштауфенов[35] и «свобода Германии», заключающаяся в праве князей избирать по собственной воле императора, погибнет и уступит место наследственной монархии, что явится смертельным ударом для германской свободы. После долгих лет смуты и интриг князья уже после смерти Иннокентия III провозгласили императором Фридриха II Гогенштауфена, сына Генриха VI, который еще до своего избрания в Германии был уже сицилийским королем. Под властью нового императора, таким образом, оказались не только Германия, но и Северная Италия и Сицилия, чего более всего опасался Иннокентий III. Папская область оказалась окруженной враждебными силами.
Однако еще Иннокентию III удалось получить от Фридриха II ленную присягу в отношении Сицилии. Мало того, Фридриху пришлось уступить папству и ряд привилегий в нарушение Вормсского конкордата. Отныне папа мог заявить, что в Германии избрание епископов совершается «исключительно свободно», т. е. без вмешательства светской власти. Между тем епископы представляли в Германии огромную силу: они были не менее могущественными, чем самые сильные князья. На их землях в Майнце, Кельне, Трире, Зальцбурге, Вюрцбурге и т. д. сидели сотни и тысячи вассалов и сотни тысяч крепостных и зависимых крестьян. В те времена земля «служила», и в распоряжение духовных князей поступали материальные средства и военные силы. Обширнейшие архиепископские и монастырские земли выпадали из-под власти императора и в военном смысле, и в финансовом. Поэтому предоставление папе права назначения духовных князей равносильно было подрыву императорской мощи и созданию грозной опасности внутри империи со стороны зависимых от папы прелатов церкви.
Борьба с империей не мешала Иннокентию III подавлять еретические движения, охватившие Южную Францию и итальянские города. Стремившиеся к независимости итальянские города-коммуны отвергали не только императорскую власть, но и папскую, и Иннокентий подвел это движение под категорию ереси, опасной для католической веры. Ряду городов была объявлена война, и если она не приняла в Италии широкого размаха, то лишь потому, что папа вынужден был считаться с возможностью обращения городов за помощью к императору. Иначе обстояло дело на юге Франции, где значительная часть крупных землевладельцев была вовлечена в торговые обороты с Востоком и где создалась богатейшая земельно-торговая знать, стремившаяся к полной независимости как от французского короля, так и от римского папы. Здесь Иннокентий мог без всякой оглядки действовать против «еретиков», получивших название «альбигойцев», от имени города Альби, одного из главных центров ереси катаров.
Альби входил в состав обширного Лангедока со столицей Тулузой и такими большими и цветущими городами, как Монпелье, Нарбонна, Ним, Безье и др. Все эти места славились своим богатством и культурой. Даже арабы и евреи пользовались здесь веротерпимостью и служили торговыми посредниками между Востоком и средиземноморским побережьем Лангедока. Лангедок успешно конкурировал с итальянскими коммунами и, подобно им, с ненавистью относился к попыткам церкви вмешиваться в торговую жизнь страны. Местная земельная аристократия рано сумела оценить значение «левантийской» (ближневосточной) торговли. Нередко феодальные замки служили местом совершения коммерческих сделок, и сами феодалы зачастую руководили крупными торговыми предприятиями. Зараженные лихорадкой наживы, в погоне за барышами, феодалы конкурировали с духовными магнатами. Светские конкуренты обвиняли своих духовных соперников в измене основам учения Христа, в уклонениях от идеала бедности и нищеты. Духовенство же проклинало светскую власть, как носительницу ереси, распространительницу опаснейших для церкви учений. Обострение отношений между церковью и светской землевладельческой знатью побудило папство вмешаться в раздоры в среде господствующего класса, чтобы извлечь для Рима определенные — политические, материальные и религиозные — выгоды. Папа Иннокентий III потребовал от тулузского графа, чтобы он вместе со всей лангедокской знатью вернул церкви захваченное у нее добро. По словам папы, знать Тулузы и других местностей Лангедока богатеет благодаря тому, что она безнаказанно в течение ряда лет грабит католическую церковь. Этому преступлению, торжественно заявлял папа, должен быть положен немедленно конец, тем более что вся знать «исповедует еретические бредни». Действительно, сеньоры города Монпелье «обожали» катаров, сеньор Пьер де Сен-Мишель завещал последним часть своего имущества; в семье Дюрфор три поколения принадлежали к еретикам, а сеньоры Тоненкс дали даже четыре еретических поколения.
В несравненно большей степени, нежели среди феодалов, ненависть к церкви проявлялась в широких массах народа. В городах Лангедока была сильна ненависть ремесленников, в частности ткачей, к многочисленным монастырям. Нередко ткачей отождествляли с еретиками. Ненависть к «разжиревшей» церкви находила широкое распространение и среди крестьян, страдавших от чрезвычайно тяжелых церковных повинностей и с озлоблением относившихся к тунеядству церкви, жившей в роскоши и довольстве. Альбигойская ересь содержала элементы «крестьянско-плебейской ереси», представляла оппозицию против феодального строя, выступавшую под флагом оппозиции церковному феодализму. Опасность для церкви и папства была тем сильнее, что ненависть охватывала все слои населения. Писатель XIII в. Гильом де Гилауренс констатировал, что население Лангедока относилось к духовенству хуже, чем к евреям и арабам. Целые местности были поголовно объяты чувством злобы по отношению к церкви. Так, священник из Камбиака заявлял, что в его приходе лишь четыре человека остались верны католицизму. В Кастельнодари в церкви публично распевались еретические гимны, а в Мирпуа на собрании еретиков в 1206 г. присутствовало свыше 600 человек. Монпелье был настоящей еретической крепостью, оказывал упорнейшее сопротивление всякому наступлению на него церкви и готовился, в свою очередь, предпринять обширное наступление на церковь. Летописцы зачастую повторяют: «Народ стоит за еретиков, отворачиваясь от богатых клириков; епископы, собиратели сокровищ, не нравятся народу». Каноники писали трактаты, опровергающие «бессмысленные и бессовестные лжеучения еретиков».
При этих обстоятельствах папство и решило организовать крестовый поход против Лангедока. За участие в походе, за готовность беспощадно истреблять «врагов христовой веры» папство обещало всякого рода земные и небесные блага. По призыву Иннокентия III в Лангедок устремились из разных концов Франции жадные до грабежа рыцари, всякие социальные отщепенцы, толпы фанатиков, бывших во власти священников и монахов.
Богатейшие города и селения были разгромлены и уничтожены крестоносцами. В один день в церкви Магдалины в Безье было перебито 7 тыс. человек, большинство которых состояло из женщин, детей и стариков. Из ряда городов были изгнаны поголовно все жители, а их имущество было роздано крестоносцам. В награду за свои подвиги грабители были приравнены к тем, кто шел освобождать «гроб господень» в Иерусалиме. Следом за крестоносцами шли представители духовенства, чтобы среди оставшихся в живых искоренять дух ереси и безверия. Так, в замке Минерва, разрушенном крестоносцами, «благочестивые служители бога» нашли 140 еретиков и почти всех их сожгли на огромном костре. Только три человека, отрекшиеся от своих верований, не были брошены в пламя. Такие же действия имели место по всей Южной Франции. Католический монах Пьер де Во из Серне с чувством особого удовлетворения описывал ужасающие сцены, происходившие в первые годы XIII в. в богатейшей части Франции, обреченной папством на гибель. В награду за свои деяния папство обложило налогом все дома еретической провинции; деньги эти должны были взиматься светской властью и передаваться парижским банкирам для папы. Кроме этой ежегодной дани Лангедок должен был единовременно внести в ту же кассу тысячу марок. В дальнейшем римская курия предъявила претензии и на земли.
Графство Мельгейль было присоединено к владениям св. Петра. Оно должно было служить вознаграждением за оказанную югу Франции «помощь» со стороны Рима. По-видимому, управление из далекого Рима оказалось маловыгодным предприятием, и папа сдал эту область в аренду епископу Магелонны. В 1273 г. французский король за окончательное подавление папством альбигойской ереси подарил папе Венессенское графство, куда входили такие города, как Карпантра, Завайон, Вэзон и др. К этим папским владениям на французской территории прибавился в 1348 г. город Авиньон, проданный папе Клименту VI королевой Иоанной[36], надеявшейся дешевой продажей святому престолу искупить перед богом свои многочисленные грехи. Таким образом, с середины XIV в. папство стало обладателем во Франции территории, составлявшей около 3,5 тыс. квадратных километров.
Папство смотрело на свои обширные и богатые французские владения исключительно с финансовой точки зрения и сдавало все графство на откуп, приносивший значительный доход. «Верховным» откупщиком обыкновенно являлся епископ или архиепископ, который распределял эти земли среди мелких откупщиков, по преимуществу духовных лиц. Из финансовых соображений духовенство проявляло веротерпимость. Так, после изгнания евреев из Испании и Португалии здесь, наравне с Голландией, было оказано гостеприимство изгнанникам. Это обстоятельство немало способствовало экономическому расцвету Авиньона, Карпантра и других городов в папских владениях на юге Франции.
Дальнейшая «забота» папства о Лангедоке выразилась в предоставлении монаху Доминику (1170–1221), родом из Испании, чрезвычайных полномочий в борьбе с ересью, причем Доминик создал с этой целью в 1215 г. в Тулузе специальный орден доминиканцев, утвержденный папой Гонорием III в 1216 г.[37]. Доминиканцы быстро расширили пределы своей деятельности и охватили ею значительную часть Западной Европы. Через каких-нибудь 15 лет после основания своего первого монастыря доминиканцы уже располагали 60 монастырями. Папство взяло под свое особое покровительство основанный Домиником монастырь в Пруле близ Каркасона (Лангедок) и предоставило доминиканцам привилегию принимать исповедь и вне пределов их диоцеза. «Забота» о душах и борьба с ересью проводились доминиканцами с железной настойчивостью и жестокостью. Доминиканцы требовали предоставления им строжайшего надзора над всем образованием. Они прибирали к своим рукам обучение богословию и схоластике и не допускали никакого «вольнодумства». Их деятельность в Монпелье и Париже, Кельне и Праге, Болонье и Падуе,
