Во многих местах враждебные стороны имели одинаковые шансы на победу. Это обычно приводило к переходу власти в руки пришлого «счастливого солдата», кондотьера, который становился на какое-то время диктатором и превращал область или просто городок в свое миниатюрное государство. Иногда временный кондотьер настолько усиливался, что основывал «династию», которая рано или поздно свергалась противниками. Повсеместная гражданская война довела Папскую область до нищеты и голода. Летописцы Кампи и Блондус говорят об опустевших местечках папского государства, об исчезновении всего крестьянского имущества в ряде опустевших местностей, о заброшенных земельных участках мелкого дворянства, о сгоревших лесах и о других «печальных следах» этих событий. В общем, Папская область в эти годы распалась на отдельные коммуны, которые получили разную форму правления: одни имели во главе «тирана», другие были как бы республиками, третьи покупали свою свободу у папы и превращались в «свободных данников» Бонифация IX. Так, маленькая Читта-ди-Кастелло за ежегодный взнос в 1 тыс. золотых флоринов сделалась автономной коммуной на 10 лет. Фермо и Асколи за 2 тыс. флоринов купили городские вольности и превратились в «коммуны». Болонья, достигшая свободы путем острой борьбы, все же чувствовала себя неуверенной в своей победе и закрепила ее за 5 тыс. флоринов на срок в 25 лет. С некоторыми из городов по истечении «срока свободы» договор возобновлялся к обоюдному удовлетворению.
Во время гражданской войны ощутимо пострадало и духовенство Папской области: отдельные феодалы, городские власти, тираны и кондотьеры конфисковали у монастырей и церквей их движимое и недвижимое имущество. Особенно обильные конфискации имели место в Витербо, Тосканеле, Терни и Амелии. Некоторые монастыри были совершенно разорены; другие, наоборот, занимались спекуляцией и богатели за счет своих же «братьев по религиозной работе». Сами папы вынуждены были оплачивать «труд» кондотьеров. Для этого они, одновременно с повышением налогов, нередко конфисковали монастырские и церковные земли, не желая уменьшать своего собственного земельного фонда. Так, Бонифаций IX отдал могущественной римской семье Аннибальдески в «вечный лен» роскошный замок, принадлежавший монастырю св. Павла. Еще щедрее в этом отношении оказался Иоанн XXIII, который фактически покупал себе сторонников среди феодальной знати за счет земельного фонда как монастырей и церквей, так и тех светских лиц, в услугах которых он в данный момент не нуждался. Произошло значительное перемещение земельных владений в пределах папского государства. Появились богатые кондотьеры, зачастую авантюристы-иностранцы; усилились некоторые старые и новые роды, разрослись отдельные знатные семьи. Сильно пострадали те полугородские-полудеревенские элементы, которых было так много в XV в. в Северной Италии.
III
За папский престол боролись двое пап, проклинавших друг друга. Какой же папа является «наместником бога»? Ряд стран, связанных с Францией, группировался вокруг Климента VII (1378–1394), а англосаксонские и немецкие князья считали «своим» папой Урбана VI. Народы же должны были признавать папой того, кто им навязывался главой государства. Часть «христианского мира» считала первого папу антихристом и опаснейшим еретиком, в то время как другая половина мира точно так же относилась ко второму. Духовенство внутри каждой страны было тоже не всегда единодушно и, невзирая на распоряжения свыше, раскалывалось по вопросу об истинном папе.
Религиозный кризис, переживавшийся Западной Европой, нашел свое отражение и в литературе того времени. Петрарка в своих известных «Письмах без адреса» бичует острой сатирой развратные нравы папской столицы. Даже Генрих Лангенштейн оплакивает «наше время, когда осуществляется плач Иеремии». Ему вторит канонист Иоанн из Леньяно, доказывавший законность прав Урбана VI и «с ужасом» вспоминавший об антипапе Клименте VII. Летописец монастыря Сен-Дени ссылается на появление кометы, предсказывавшей скорое пленение одного папы в Авиньоне и изгнание другого из Рима. Джованни делла Делле впадает в полное уныние: ложно, по его мнению, утверждение, будто свет идет к обновлению, в действительности он быстрыми шагами идет к гибели. Пражский архиепископ Иоанн Иензенштейн шлет, что ни день, умоляющие письма Урбану VI, указывая ему, что кругом все рушится и все живое умирает.
Особенное впечатление производили выступления Николая из Климанжа (1363–1437), профессора Парижского университета. Широкими мазками набросал он картину разложения нравов духовенства, разврат, в котором оно погрязло. Заключительные главы известной книги Николая «О разложении церкви» гласили: «Происхождение раскола, корни схизмы и всех неурядиц — это деньги». Многие предсказывали близкую гибель мира; 1393 год почему-то особенно часто упоминается в этих произведениях. Одновременно наблюдалось развитие ересей, в первую очередь вальденской. Вальденсы — последователи лионского купца Пьера Вальдо, который в 1176 г. основал общину «совершенных»-секту, выступавшую против папства, права духовенства на собственность, отрицавшую ряд церковных догматов и таинств. Движение вальденсов, собравшее вокруг себя в основном крестьян и ремесленников, распространилось затем в Северной Италии, Германии, Чехии, Испании; жестоко преследовалось церковью. Юго-западная и прирейнская части Германии кишели вальденсами; немало их было в Австрии, Чехии, Силезии и даже в Пруссии. Всюду слышались призывы к расправе с ненавистными представителями церкви. Монах-инквизитор Петр из Мюнхена едва не был арестован в 1390 г. в Пассау и спасся лишь благодаря вмешательству светской власти. Майнцская летопись под 1401 г. с грустью констатирует, что лозунгом дня стали слова: «Будем избивать попов!»
Глубокий религиозный кризис этого времени порождался социальными сдвигами, происходившими в недрах разлагавшегося феодального общества. Социальное недовольство переплеталось с еретическим движением. Точнее, еретические движения были одной из форм проявления этого недовольства и социального протеста. Имущие классы испугавшись глубокого социального брожения, задумывались над вопросом, как бороться с расколом внутри церкви. Говорили о необходимости установления единства церкви, уничтожения двоепапства.
В течение тысячелетия папы утверждали, что никто не может судить папу и что папа выше всякого судилища. Это тысячелетнее учение закрывало путь к выходу из тупика, в котором очутилась церковь. И потому из рядов умеренных еретиков раздалось требование о созыве собора, долженствовавшего положить конец двоепапству. Этому голосу внял и Парижский университет. Созыв собора стал популярным лозунгом даже среди значительной части духовенства. От еретиков он почти незаметно перешел к «искренне верующим», и даже среди приближенных Урбана VI говорилось не без сочувствия о созыве собора. Можно думать, что те пять кардиналов, которые были зашиты в мешки Урбаном VI и по дороге в Геную были им брошены в море, имели отношение к сторонникам созыва собора, и папа именно потому так жестоко реагировал на «заговор» против него. Ни Урбан VI, ни французский папа Климент VII не хотели отказаться от папства. И даже смерть обоих этих пап не могла привести к избранию единого главы христианского мира. Снова Рим и Авиньон, независимо друг от друга и враждебно настроенные один к другому, провели выборы и избрали новых пап: в Риме-итальянцев Бонифация IX (1389–1404), а после него Иннокентия VII (1404–1406) и Григория XII (1406–1415). Последнего в 1409 г. Пизанский церковный собор объявил низложенным, но Григорий сложил свои полномочия лишь в 1415 г. перед Констанцским собором. В это же время в Авиньоне вступали один за другим на папский престол французские ставленники: избранный после смерти Климента VII в 1394 г. Бенедикт XIII, которого одновременно с римским папой Григорием XII сместил Пизанский собор в 1409 г., а вторично низложил Констанцский собор в 1417 г.
Подобно прежним, новые папы отказывались сложить свой сан, жалуясь в то же время, что двоепапство уменьшает папские доходы и что половинное поступление заставляет их увеличивать тяжесть налогов.
Во многих местах Европы народные массы с возмущением говорили о соперничавших в жадности двух папах, и нередки бывали случаи отказа платить традиционные повинности. Во Франции, Кастилии и Наварре все больше и чаще настаивали на прекращении двоепапства, причем во Франции заявляли, что церковь должна носить такой же характер, какой она имеет в Англии, то есть стать национальной церковью, и должны быть прекращены всякие платежи папам. Галликанизм и англиканизм готовы были позволить папе «пасти» паству, стричь же ее хотели сами короли, деля свои доходы с представителями национальной церкви.
Национальная церковь отвергала идею двоепапства и требовала единого папу с тем большей настойчивостью, чем меньше логики было в этом требовании, ибо национальная церковь ведь должна была бы говорить о «национальном» папе, а никак не о едином. Это противоречие находило свое разрешение в идее всеобщего собора, где «свободно» будут представлены все «национальные» церкви. Эта идея находила своих сторонников в различных кругах; за нее высказывались даже обе кардинальские коллегии — римская и авиньонская, с одной стороны, потому, что они материально страдали от раскола и вынужденного дележа доходов на две части, а с другой — потому, что видели неизбежность устранения двоепапства и предпочитали сами провести эту операцию, нежели предоставить ее выполнение светским владыкам. В таких условиях по инициативе значительной части кардиналов был созван собор в Пизе в 1409 г. Собор особенно горячо приветствовали Парижский и Болонский университеты.
Оба папы — Бенедикт XIII и Григорий XII — заранее прокляли тех, кто явится на собор, и еще до его открытия отрицали за ним право судить пап. Однако авторитет обоих соперничавших между собою пап был ничтожен и в Пизу съехалось свыше 600 человек.
Пизанский собор 1409 г. часто называют кардинальским, и ортодоксальные католики считают его противозаконным, так как одному лишь папе принадлежит право созыва соборов. Однако еще с конца XIV в. стало крепнуть мнение, что «ниспосланный богом раскол» является назидательным уроком, свидетельствующим о том, что зло существует для того, чтобы из него извлекали пользу. Раскол должен убедить всех, что высшей церковной инстанцией является всеобщий собор: «если бы Христос и не поставил во главе церкви римского епископа, то вселенский собор мог бы его поставить», и если кардиналы избирают папу, не отвечающего истинным интересам церкви, последняя имеет право пересмотреть решение своих эмиссаров, оказавшихся не на высоте своего положения. Обычное возражение, делавшееся против «всемогущества» соборов, сводилось к тому, что никто, помимо папы, не может их созывать, и, следовательно, попытка созыва собора кардиналами или императором является беззаконной. Сторонники «соборного движения» объявляли это возражение, по сути дела, неправильным. К законам надо подходить с аристотелевской снисходительностью, говорили они, помнить, что из понятия «вселенский собор» не вытекает, что он непременно созывается папой. Аристотелевская снисходительность была подхвачена в качестве удобного выхода из тупика, и немецкий ученый Конрад Гельнгаузен, пользуясь этим аргументом, уподоблял папство чиновничеству, считая вполне возможным смещать «несправляющихся со своей обязанностью пап-чиновников». Идея эта — не в столь примитивной форме — была выражена ректором Парижского университета Жаном Жерсоном в 1404 г. в Тарасконе в присутствии папы Бенедикта XIII. «Мир — таков высший закон церкви, — заявил Жерсон, — и лучшим средством, чтобы мир мог восторжествовать, является созыв собора».
Пизанский собор начал
