борьба, тем более что во всех странах Европы, по данному иезуитами сигналу, началась литературная кампания в защиту ордена и в опровержение «злостной клеветы», распространяемой «продажными перьями» против «храбрых миссионеров», какими себя будто бы везде проявили иезуиты.
В разгаре полемики между сторонниками усиления светских государственных начал и приверженцами установления церковной опеки над государством, на жизнь португальского короля было произведено покушение. Помбаль, служивший в течение нескольких лет центральной мишенью для нападок иезуитского ордена, обвинил в этом покушении иезуитов. Начались репрессии, главный удар которых был направлен против ордена. Много иезуитов было посажено в тюрьму, и их имущество было конфисковано; некоторые из них по обвинению в покушении на короля были казнены. В 1759 г. Помбаль издал указ, в силу которого все португальские иезуиты были схвачены, посажены на суда и отправлены в Папскую область. В 1761 г. была совершена конфискация движимого и недвижимого имущества ордена; папский представитель Ачайоли был выслан из Португалии. В том же году, по настоянию Помбаля, инквизиционный трибунал приговорил к сожжению патера Габриеля Малагриду, обвиненного в организации заговора против короля и даже в ереси. Дипломатические сношения между Римом и Португалией были прерваны. Подданные Португалии были высланы из Папской области, а подданные папы — из Португалии.
Климент XIII буллой «Apostolicum pascendi» от 1 января 1765 г. взял под свое покровительство иезуитский орден и резко порицал враждебное отношение к нему со стороны светских властей. Опубликование этой буллы было воспрещено не только в Португалии, но и во Франции, Неаполе, Венеции и Милане. Помбаль вступил в переговоры с державами о совместном обращении к папе Клименту XIII с целью добиться полного уничтожения ордена.
Обращение Помбаля встретило известное сочувствие, так как политика Климента XIII вызывала сильное недовольство. Незадолго до этого обращения на острове Корсике, принадлежащем Генуе, началось восстание. Генуэзское правительство не без основания утверждало, что повстанцев против Генуи возбуждало духовенство. Монахи, сочувствовавшие иезуитам и находившиеся в оппозиции к епископам, бывшим большею частью генуэзского происхождения, вели ожесточенную кампанию против генуэзских властей на Корсике. Епископы бежали в Геную, монахи же, а позднее и низшее духовенство примкнули к повстанцам и получили от их вождя Паоли ряд привилегий, одобренных Климентом XIII. Папа вступил в переговоры с Паоли как с «признанным главою» самостоятельного островного государства.
За Геную вступился Неаполь, однако — безрезультатно. Дело закончилось вмешательством в дела Корсики Франции. По свидетельству министра Пануччи, неаполитанского представителя при французском правительстве, у всех сложилось тогда мнение, что папа явно нанес удар независимой Генуэзской республике и вмешался в суверенные права чужого государства. Инцидент с корсиканским восстанием показал, что папство продолжало питать старую иллюзию о своей гегемонии над светскими государствами.
Вскоре возник новый конфликт. На этот раз дело касалось Пармы, на герцогском престоле которой с 1748 г. сидел представитель династии Бурбонов. В Пармском герцогстве две трети земли принадлежало церкви, которая претендовала на старые привилегии, освобождающие ее от каких бы то ни было платежей в пользу государства. Новый герцог, черпавший средства главным образом из земельных налогов своего маленького государства, не мог примириться с таким положением и добился согласия Бенедикта XIV на обложение налогом церковных владений.
Преемник Бенедикта XIV Климент XIII не только не думал об отказе от «своих» старинных прав, но считал уступки своего предшественника чрезмерными и потребовал от герцога прекращения взимания с церкви налога. Начались споры между Римом и Пармой. Вмешательство Франции и Испании не помогло ликвидации конфликта, и тогда герцог Пармы перешел в наступление. Церкви было запрещено приобретение новой земли; никто не имел права отныне искать суда за границей, то есть у римского папы; всякая земля, светская или духовная, должна была платить государству определенные налоги, размер которых устанавливался исключительно герцогской администрацией; всякого рода благотворительные учреждения подлежали контролю со стороны светской власти, а церковные бенефиции и другие доходные статьи могли передаваться исключительно жителям и уроженцам Пармы. Кроме того, всякие папские бреве, буллы, декреты и распоряжения должны были получить специальное разрешение пармского правительства, чтобы иметь силу в пределах Пармского герцогства.
В ответ на это папская булла от 30 января 1768 г. объявила «недействительным» все то, что «ущемило и оскорбило» интересы церкви в Парме. Согласно булле, виновники этих «опаснейших и позорнейших нововведений» подлежали отлучению от церкви, если они немедленно не отменят того, что они беззаконно совершили.
Булла 1768 г. вызвала возмущение далеко за пределами Пармы, так как в ней увидели возобновление политики Григория VII, Иннокентия III и других пап, мечтавших о гегемонии над светскими властями. Бурбонские дворы, то есть Франция, Испания и Неаполь, выступили с протестом против буллы и потребовали от Климента XIII немедленного удовлетворения за то оскорбление, которое он нанес одному из представителей Бурбонского дома. Но папа не только не согласился смягчить свою грозную буллу, но принял вызывающий тон по адресу трех «незваных защитников» оскорбителя папских прав в Парме. Началась резкая полемическая переписка между Римом и бурбонскими дворами. К ним вскоре присоединилась Португалия, министр которой Помбаль решил использовать «пармский инцидент» для окончательного сокрушения иезуитского ордена не только в романских странах, но и во всем мире.
Так как папа упорствовал, французские войска заняли Авиньон и Венессенское графство, а неаполитанские — Понтекорво и Беневент. Эти папские владения были взяты под залог и, как гласило официальное сообщение по этому поводу, подлежали возвращению папе, если он торжественно откажется от своих притязаний на вмешательство в дела суверенных государств. Папа, кроме того, должен был признать полный суверенитет светской власти над Пармой и отказаться от ленных прав на нее. Наконец, ставилось решительное требование о роспуске ордена иезуитов.
Среди самых влиятельных лиц папского двора заговорили о необходимости спасти «авторитет» и «вечное величие» папства путем принесения в жертву иезуитского ордена, считавшегося в глазах многих главным виновником агрессивной деятельности курии за последнее столетие. Дело в том, что фактически этот орден был помимо Португалии запрещен с 1764 г. во Франции, ас 1767 г. в Испании, Неаполе и Парме. Во всех этих государствах его запрещение сопровождалось разоблачениями, свидетельствовавшими о злоупотреблениях иезуитов, о жестокой эксплуатации ими народных масс, об использовании ими своего могущества во вред государственным интересам и для умственного и нравственного порабощения народов.
Иезуиты были так ненавистны широким слоям верующих католиков, что ненависть эта угрожала папству крупными недоразумениями и неприятностями, если бы оно вовремя не отмежевалось от солидарности с компрометировавшим его орденом. Это поняли некоторые представители высшего духовенства из папского окружения. Так завязалась борьба вокруг вопроса об иезуитах в недрах самой курии, причем Климент XIII поддерживал то одну, то другую сторону, не решаясь занять определенной позиции до самой своей смерти, наступившей 3 февраля 1769 г.
Выборы нового папы кардинала Ганганелли, назвавшего себя Климентом XIV (1769–1774), происходили в напряженной обстановке: понадобилось голосовать 185 раз, прежде чем Ганганелли собрал необходимое количество голосов. Конклав хорошо знал, что католические державы отпадут от Рима и провозгласят независимость отдельных национальных церквей, если выбор падет на иезуитского кандидата или даже на сторонника снисходительного отношения к иезуитскому ордену. Поэтому члены конклава значительным большинством голосов поддерживали лишь такие кандидатуры, которые не успели зарекомендовать себя в качестве сторонников иезуитов.
С другой стороны, конклав боялся голосовать за неиезуитского ставленника. Участники конклава долго не решались подавать свои голоса и за Климента XIV, который еще задолго до своего избрания был известен в качестве «затронутого» просветительными идеями кардинала и выступил в 1758 г. против обвинения евреев в употреблении христианской крови с ритуальной целью, когда подобному обвинению подверглись польские евреи в Ямполе на Днестре.
Этого выступления кардиналы никак не хотели простить Клименту XIV, тем более что папа не был склонен считаться с мнениями отдельных кардиналов и намеревался вести более или менее самостоятельную и независимую линию в вопросах, носивших тогда особенно острый характер, в частности в вопросе о иезуитском ордене.
После своего избрания Климент XIV начал переговоры с бурбонскими дворами и выразил готовность отменить буллу 1768 г. и заключить союз с Пармой, из-за которой разгорелась столь роковая для папства борьба. Это примирительное настроение папы вызвало раздражение иезуитов, они и слышать не хотели об уступках Бурбонам и стали резко нападать на папу. Они были недовольны, в частности, его распоряжением прекратить чтение в церквах в так называемый «великий четверг» буллы «In coena Domini» («На вечери господней»), изданной в 1536 г. Павлом III. В этой булле, как уже отмечалось, изрекалась анафема на всех еретиков, в частности и на тех, которые «позволяли» себе сомневаться в праве главы католической церкви вмешиваться во внутреннюю жизнь государств и диктовать свою волю тому или иному монарху. Отмена чтения этой буллы свидетельствовала об отказе курии от вмешательства в деятельность суверенных государств; но именно подобного рода отказ всего более и вызвал недовольство иезуитов. В десятках тысяч экземпляров они распространяли по всей Европе оскорбительные для Климента XIV комментарии по поводу этого шага папы. Одновременно с памфлетами против папы распространялись карикатуры на ряд министров и королей, причем чаще всех фигурировал испанский король Карл III в объятиях дьявола, подстрекающего его на борьбу с церковью, в частности на избрание папой такого человека, каким был кардинал Ганганелли.
Климент XIV одновременно вызвал недовольство и романских монархов, считавших недостаточными его уступки и продолжавших поэтому держать в своих руках Авиньон и другие владения курии, и иезуитского ордена, возмущавшегося готовностью папы идти навстречу таким требованиям королей, которые были «равносильны глумлению просветителей над истинным христианством».
Климент XIV медлил и колебался. Даже официальное требование португальского представителя, которого поддерживали три посланника бурбонских дворов, об упразднении ордена иезуитов не подействовало на папу. По-видимому, сочувствие Климента XIV, материально во многом связанного с иезуитским орденом, было, несмотря на все, на стороне иезуитов. Кроме того, он боялся этой прекрасно дисциплинированной и могучей организации. Португальскому представителю был дан уклончивый и неопределенный ответ, вызвавший новые нападки на «недостойного» наместника бога на земле. Положение обострялось. Иезуитский орден выступал как воинствующий авангард католицизма, олицетворяя его наиболее агрессивные тенденции, как носитель крайних идеи контрреформации и опасных для суверенитета государств средневековых идей. Его уничтожение представлялось широким кругам буржуазии особенно важным делом, без которого немыслимо было дальнейшее шествие по пути освобождения государства от церковной опеки. Но именно потому, что иезуитизм рисовался в виде главнейшего барьера, защищавшего привилегии, богатство, мощь и власть католической церкви, защита его казалась необходимой не только членам ордена, но и папству, не всегда во всем следовавшему за иезуитами. Были, однако, и такие деятели церкви, которые готовы были уступить «Бурбонам-заговорщикам», как называет немецкий историк Онкен
