сговорился с кем-то во Флоренции или расставил какую-нибудь западню. Эти свои подозрения они довели до сведения папы, уже, впрочем, осознавшего, какая ошибка наделять кого-либо слишком большой властью.
Но в то время как флорентийцы пребывали в таком смущении, счастливый случай предоставил им возможность обеспечить себе безопасность со стороны патриарха. Республика имела всюду весьма бдительных; соглядатаев, следивших за всеми, кто перевозил письма, чтобы выяснять, не затевается ли где что-нибудь против государства. Случилось, что в Монтепульчано перехватили письма патриарха к Никколо Пиччинино, написанные без ведома папы. Магистрат, ведавший военными делами, тотчас же доставил их папе. Хотя письма эти написаны были не обычными буквами,68 а содержание оказалось таким неясным, что из него нельзя было сделать определенных выводов насчет намерений патриарха, папу тем не менее напугали эти тайные сношения с неприятелем, и он решил принять соответствующие меры, а осуществление их поручил падуанцу Антонио Ридо, кастеллану римского замка.69 Получив распоряжение, Ридо стал дожидаться подходящего случая. Патриарх решил отправиться в Тоскану и накануне назначенного дня передал кастеллану, чтобы тот дожидался его утром на замковом мосту, так как им необходимо кое о чем переговорить. Антонио сообразил, что тут и предоставляется ожидаемый случай, дал своим людям необходимые указания и стал дожидаться патриарха на мосту, который примыкал к крепости и мог в случае нужды подниматься и опускаться. Когда патриарх прибыл, Ридо сперва задержал его немного под предлогом беседы, а затем подал знак, чтобы мост подняли: таким образом патриарх из главы папских войск превратился в пленника простого кастеллана. Находившиеся при нем сперва запротестовали, но, узнав о повелении папы, умолкли.
Кастеллан пытался успокоить патриарха и обнадежить его, но тот ответил, что людей, облеченных большой властью, лишают свободы не для того, чтобы вернуть им ее, а кто по своей вине захвачен, тот не заслуживает освобождения. И действительно, через некоторое время он умер в заключении,70 а папа назначил главой своих войск Лодовико, патриарху Аквилейского.71 Хотя до того папа не хотел вмешиваться в войну между герцогом и Лигой, теперь он решил принять в ней участие и пообещал направить в Тоскану для ее защиты четыре тысячи всадников и две тысячи пехотинцев.
XXVIII
Избавившись от этих опасений, флорентийцы остались лицом к лицу со своим страхом перед Никколо и неясностью положения в Ломбардии, которая еще усугублялась неладами между графом и венецианцами. Для того чтобы получше разобраться в этих делах, они послали в Венецию Нери ди Джино Каппони и мессера Джульяно Даванцати, поручив им договориться обо всем, что нужно было для продолжения войны в будущем году. Нери же было особо поручено, как только он узнает точку зрения венецианцев, отправиться к графу, выяснить его мнение и склонить к действиям, наиболее соответствующим интересам Лиги. Еще не успев доехать до Феррары, посланцы эти узнали, что Никколо перешел По с шестью тысячами всадников. Эта новость заставила их поторопиться. Прибыв в Венецию, они выяснили, что правительство республики настаивает на оказании помощи Бреше еще до наступления весны, ибо город этот не в состоянии дожидаться благоприятного времени года и постройки новой армады. Если ему не помочь немедленно, он вынужден будет сдаться неприятелю, а это означало бы полную победу герцога, а для них — потерю всех их владений на суше. Тогда Нери отправился в Верону выслушать, что может сказать граф против этого плана. Тот вполне основательно заявил, что поход на Брешу в такое время года бесполезен, а для будущих военных действий просто вреден, ибо, принимая во внимание и это время, и местоположение города, у Бреши ничего добиться не удастся: его войско только зря устанет и придет в расстройство, так что с наступлением весны надо будет возвращаться в Верону за снабжением всем, что было потрачено зимой, и необходимым для летней кампании, и, таким образом, все подходящее для военных действие время пройдет в переходах туда и обратно.
В Вероне при графе Сфорца находились два венецианских представителя мессер Орзатто Юстиньяни и мессер Джованни Пизани, которым поручено было договориться обо всех этих делах. После долгих препирательств с ними удалось прийти к соглашению, что Венеция в новом году выплатит графу восемьдесят тысяч дукатов, а другим войскам по сорок дукатов за копье и что граф поторопится с началом военных действий против герцога, дабы для того создалась ощутимая угроза, и он вынужден был отозвать Никколо из Ломбардии. Договорившись, оба представителя возвратились в Венецию, но так как сумма выплаты была весьма значительной, венецианцы действовали во всем с крайней медлительностью.
XXIX
Тем временем Никколо Пиччинино продолжал свое движение, достиг уже Романьи и сумел так улестить сыновей мессера Пандольфо Малатеста, что они порвали союз с Венецией и перешли на сторону герцога. Это вызвало крайнее неудовольствие в Венеции, но еще большее во Флоренции, ибо она рассчитывала сопротивляться герцогским войскам с помощью Малатесты. Видя, что Малатеста предали их, они трепетали при мысли, что Пьетро Джампаоло Орсини, командующий их войсками и находившийся во владениях Малатесты, может подвергнуться с их стороны нападению и быть обезоружен. Известие это не в меньшей мере смутило графа, опасавшегося, как бы с появлением Никколо в Тоскане он не потерял своих владений в Марке. Решив защищать свое добро, он отправился в Венецию и, будучи принят дожем, стал доказывать ему, что его переход в Тоскану был бы сейчас для Лиги гораздо полезнее, ибо вести военные действия следует там, где находится вражеский капитан со своим войском, а не там, где у него крепости и гарнизоны: если войско разбито — войне конец, а если крепости даже взяты, но войско сохранилось, война только еще больше разгорается. Он заявил также, что если Никколо не оказать решительного сопротивления, Марка и Тоскана будут утрачены, а это повлечет за собою и потерю Ломбардии, но при всех обстоятельствах, даже если бы в Ломбардии можно было сейчас действовать, он не собирается бросать на произвол судьбы своих подданных и своих друзей и, наконец, он явился в Ломбардию владетельным князем и не намерен уходить оттуда простым кондотьером. На это дож возразил, что если он уйдет из Ломбардии и переберется со своим войском на Противоположный берег По, это будет означать полную потерю Венецией всех ее владений на суше. Венецианцы приняли решение не тратиться больше на их защиту, ибо пытаться защищать то, что очевидно нельзя будет сохранить чистейшее безумие: потерять одни лишь владения и не так постыдно и не так болезненно, как потерять и земли и деньги. Если же венецианцы свои владения потеряют, тогда и станет ясно, как важно было для безопасности Тосканы и Романьи сохранение Венецией своего положения. Поэтому венецианцы совершенно несогласны с графом и полагают, что тот, кто оказался бы победителем в Ломбардии, одержал бы победу и во всех других местах. А это не так уж трудно, ибо уход Никколо с войском из Ломбардии настолько ослабляет герцога, что ему можно нанести сокрушительный удар до того, как он успеет вновь призвать Никколо или найти какие-либо иные средства защиты. Если разумно судить обо всех этих делах, то очевидным окажется, что герцог послал Никколо в Тоскану только для того, чтобы граф отказался от военных действий в Ломбардии и перенес их в другое место. Так что если граф без крайней необходимости начнет сейчас искать встречи с Никколо, это будет означать исполнение всех желаний герцога и осуществление всех его планов; если же он останется в Ломбардии, а Тоскана будет защищаться как сумеет, герцог вскоре поймет, как неправильны были его расчеты, и слишком поздно убедится, что потерял Ломбардию, не одержав победы в Тоскане.
После того как мнение каждого и его возражения были выслушаны, пришли к решению выждать несколько дней и посмотреть, что получится из соглашения между Никколо и Малатеста, могут ли флорентийцы рассчитывать на Пьетро Джампаоло и сдержит ли папа свое обещание действовать в союзе с Лигой. Вскоре после того выяснилось, что Малатеста заключили соглашение с Никколо больше из страха, чем из подлинно враждебных побуждений, что Пьетро Джампаоло со своим войском направился в Тоскану и что папа более чем когда-либо полон готовности помогать Лиге. Эти известия придали графу мужества, он согласился остаться в Ломбардии и отпустить с Нери Каппони во Флоренцию тысячу своих всадников и еще пятьсот других. Если же дела Тосканы пойдут так, что присутствие графа окажется необходимым, ему об этом сообщат, и он сможет направиться туда без задержки. Таким образом, Нери со своим войском явился в апреле во Флоренцию, и в тот же день туда подошел Джампаоло.
XXX
Пока происходили все эти события, Никколо Пиччинино, распорядившись по-своему в Романье, вознамерился спускаться в Тоскану. Наметив себе путь через высокие горы Сан Бенедетто и долину Монтоне, он убедился, что эти места отлично охраняются Никколо да Пиза, и понял, что тут все его усилия окажутся тщетными. Так как флорентийцы были не подготовлены к такому внезапному нападению и им не доставало войска и военачальников, они отправили на защиту этих горных проходов значительное количество граждан с наспех набранным пехотным ополчением. Среди них был рыцарь мессер Бартоломео Орландини, коему и поручили защиту замка Марради и проходов через горы. Никколо Пиччинино, рассудив, что ему не пройти через перевалы Сан Бенедетто из-за доблести того, кто их оборонял, решил, что ему легче будет справиться с Марради благодаря трусости того, кто поставлен был там для защиты. Замок Марради находится у подножья гор, отделяющих Тоскану от Романьи, но на склоне, обращенном к последней, у самого входа в долину Валь ди Ламона. Хотя место это не окружено стенами, река, горы и сами жители делают его труднодоступным для неприятеля, ибо жители отличаются таким воинственным характером и верностью, а берега реки так обрывисты и извилисты, что подойти к крепости со стороны долины невозможно, если небольшой мост через реку защищен, а со стороны гор берега так круты, что крепость почти недоступна. Однако трусость мессера Бартоломео свела на нет и мужество жителей, и выгодное расположение замка. Ибо едва он заслышал топот вражеского войска, как, бросив все на произвол судьбы, обратился со всеми своими людьми в бегство и остановился только в Борго-Сан-Лоренцо. Никколо вступил в эту оставленную крепость, немало дивясь тому, что ее не защищали, и радуясь легкой добыче, затем спустился в Муджелло, где занял несколько замков, и остановился в Монтепульчано, откуда делал набеги на всю округу вплоть до Фьезоланских гор, и в дерзости
