потому, что наша религия вообще исключает подобные страхи. Если бы нечто в этом роде все же произошло, надо подражать примеру древних. Если на тебя идет противник, ожесточенный до последнего предела голодом, нуждой или слепой яростью, оставайся в лагере и, насколько возможно, избегай сражения. Так поступали лакедемоняне в войне против мессенян и Цезарь в войне против Афрания и Петрея. [170] Консул Фульвий, начальствовавший над войсками, действовавшими против кимвров, несколько дней подряд вступал с ними в конные стычки и заметил, что неприятель всегда выходил из лагеря для преследования. Устроив позади неприятельского стана засаду, он опять напал конницей на кимвров, а когда те вышли из окопов на преследование, Фульвий внезапно бросился на вражеский лагерь и разгромил его. [171]
Очень полезной оказывалась и хитрость иного рода. Находясь на виду у противника, командующий раздавал своим войскам знамена, схожие с неприятельскими, и посылал их грабить собственную страну. Враги принимали их за прибывшие к ним подкрепления, присоединялись к грабившим отрядам, теряли боевой порядок и этим давали возможность себя разбить. Этой уловкой с успехом пользовались Александр царь Эпирский в войне с иллирийцами и сиракузянин Лептин против карфагенян. [172] Многие добивались победы тем, что притворялись устрашенными и бросали лагерь со всеми стадами и вином, предоставляя врагу объесться и перепиться, а затем нападали на обессилевших от обжорства неприятельских солдат и опрокидывали их. Так действовала Тамирис против Кира и Тиберий Гракх против испанцев. Другие старались облегчить себе успех тем, что отравляли вино и пищу. [173]
Я уже говорил вам, что не встречал у древних указаний на обычай высылать ночью велетов за лагерные укрепления, и объяснял это желанием предупредить возможную опасность. Часто оказывалось, что даже днем причиной поражения были велеты, высланные для наблюдения за неприятелем; их брали в плен и силой заставляли подать сигнал к вызову своих из лагеря, а войска, выступившие по данному знаку, истреблялись или захватывались.
Для обмана противника полезно иногда менять какую-нибудь установившуюся твою привычку, потому что неприятель, зная ее, сообразует с ней свои действия и этим себя губят. Так поступил однажды один начальник, который всегда давал знать своим о приближении неприятеля ночью огнями, а днем — густым дымом. Он приказал беспрерывно подавать сигналы и светом и дымом, но прекратить все, как только покажется неприятель. Враг, не видя обычных знаков, решил, что идет незамеченным, двинулся без всяких предосторожностей и был разбит. [174]
Желая выманить неприятеля из укрепленной позиции, Мемнон Родосский послал к врагам под видом перебежчика одного из своих воинов, который сообщил, что в войске начались бунты а большая часть его ушла совсем. Для подтверждения этого рассказа Мемнон устроил у себя в лагере притворный мятеж, а противник, решивший, что теперь ему удастся его опрокинуть, пошел на приступ и был разбит. [175] Не следует, однако, доводить врага до отчаяния; это понял Цезарь во время войны с германцами: он заметил, что невозможность отступления заставляет их биться до последней крайности, и открыл им дорогу, предпочитая преследование бегущих победе над защищающимися. [176] Лукулл, увидев, что часть бывшей в его войске македонской конницы переходит к неприятелю, сейчас же велел трубить наступление и приказал всем остальным войскам идти за перебежчиками. Противник решил, что Лукулл начинает бой и бросился на македонян с такой яростью, что тем пришлось защищаться и невольно из беглецов превратиться в бойцов. [177]
Очень важно после победы или до нее захватить город, которому ты не доверяешь; древность показывает нам немало примеров этого искусства. Помпей, не доверяя жителям Катины, предложил им впустить к себе нескольких заболевших римских солдат и послал под видом больных отборный отряд, который и захватил город. Публий Валерий, подозревавший эпидаврийцев, пригласил их в загородный храм на религиозные торжества, нечто вроде нашего отпущения грехов, и когда весь народ собрался, он велел запереть городские ворота и принял обратно только тех, кого считал надежными. Александр Великий, собираясь в Азию и желая обеспечить себя со стороны Фракии, взял с собой первых граждан страны, назначив их на разные должности в войске, и заменил их во Фракии людьми самого низкого происхождения. Таким образом, он удовлетворил аристократию деньгами и удержал в повиновении народ, лишив его вождей. [178]
Однако, лучшее средство привлекать на свою сторону народы — это целомудрие и справедливость, примеры чего показал в Испании Сципион, возвративший отцу и мужу плененную дочь и жену и завоевавший этим Испанию больше, чем оружием. Цезарь в Галлии велел заплатить за деревья, срубленные на тын для лагеря, и приобрел этим славу справедливости, облегчившую ему покорение страны. [179] Не знаю, могу ли я еще что-нибудь прибавить, так как рассмотрел как будто все, что можно сказать об этом предмете. Остается объяснить вам способы осады и защиты крепостей, и если вы не возражаете, я вам охотно о них расскажу.
БАТТИСТА: Ваша любезность так велика, что вы исполняете все наши желания, и мы даже не боимся оказаться нескромными, так как вы щедро даете нам больше, чем мы решились бы попросить. Скажу вам поэтому только одно, что вы не можете сделать нам большего одолжения, чем продолжив вашу речь. Я прошу вас только — ответьте сначала на один вопрос: следует ли продолжать войну также зимой, как это принято сейчас, или вести ее только летом, а на зиму отправляться на стоянку, как это делали в древности?
ФАБРИЦИО: Вот, что значит мудрый вопрошатель! Ведь я мог бы без него забыть о весьма важном предмете. Повторяю, что древние поступали во всем лучше и осторожнее нас. Если мы часто делаем ошибки в делах гражданских, то в делах военных мы ошибаемся всегда. Нет ничего опаснее и неосторожнее зимней войны, причем для наступающего она еще много опаснее, чем для обороняющегося. [180] Дело вот в чем: вся строгость военной дисциплины нужна только для того, чтобы войска были в полном порядке, когда наступает час сражения. Вот цель, к которой должен стремиться всякий полководец, ибо бой — это выигрыш или проигрыш войны.
Кто сумеет лучше к нему подготовиться и поддержать в своей армии большую дисциплину, тот приобретает безусловное преимущество над противником и может больше рассчитывать на победу. С другой стороны, нет ничего опаснее для движения войск, чем пересеченная местность или холодное и дождливое время. Неровная местность не позволяет развернуть войска по всем правилам военного искусства; ненастье и морозы не дают возможности держать их в совокупности и противопоставить противнику единую массу, а вынуждают располагать их разрозненно и в беспорядке, считаясь с требованиями замков, городов и деревень, которые могут их принять. Таким образом, весь труд, положенный на создание крепко устроенной армии, пропадет даром. Не удивляйтесь, что теперь воюют зимой, ибо плохо обученные войска не понимают вреда разрозненного расположения и вовсе не хотят утруждать себя воинскими занятиями и соблюдением дисциплины, которой у них нет. А ведь им следовало бы подумать о бедствиях, к которым вела зимняя война, и вспомнить, что в 1503 г. французов под Гарильяно победила зима, а не испанцы. [181]
Я уже говорил вам, что наступающему приходится особенно плохо, ибо дурная погода больше вредит тому, кто воюет на чужой земле. Чтобы не раздроблять своя силы, он вынужден терпеть ненастье и морозы, а если он захочет избежать этих неудобств, придется разделить армию на части. Обороняющийся может, наоборот, выбрать удобную местность и выжидать со свежими силами, а затем быстро их сосредоточить и напасть на отдельный неприятельский отряд, который перед ним не устоит. Так были разбиты французы и все, кто нападал зимой на осторожного противника. Поэтому каждый полководец, который не хочет, чтобы его войска утратили силу, порядок, дисциплину и доблесть, должен решительно восставать против зимней войны. Римляне хотели извлечь пользу из своих трудов и потому одинаково избегали зимних походов, горной войны, трудных условий местности и вообще всего, что помешало бы им показать во всей силе их искусство и доблесть. Этого довольно для ответа на ваш вопрос. А теперь перейдем к обороне крепостей, осаде городов и искусству возводить укрепления.
Книга седьмая
ФАБРИЦИО: Прежде всего вы должны знать, что сила города и крепости дается им или природой или искусством. [182] Они сильны от природы, если окружены водами или болотами, подобно Мантуе и Ферраре, или построены на скале или крупной горе, как Монако и Сан-Лео. Наоборот, крепости, расположенные на высотах, более или менее доступных, очень слабы, особенно при современных пушках и подкопах. Поэтому их строят большей частью на ровных местах и укрепляют с помощью искусства.
Первое требование — это возводить стену в виде ломаной линии, по возможности умножая число исходящих и входящих углов. Противник не может тогда близко подойти, так как подвергает себя опасности нападения не только с фронта, но и с фланга. [183] Если стена высока, она слишком открыта для пушечного огня; если она низка, на нее легко взобраться. Если вырыть перед стеной рвы, чтобы затруднить приступ, то многочисленный неприятель легко их засыплет, и стена будет захвачена.
Поэтому я считаю (я, конечно, могу ошибаться), что во избежание этой двойной опасности надо строить высокие стены и устраивать рвы за ними, а не снаружи. Это лучший способ строить укрепления, ибо он защищает тебя одинаково от артиллерии и от приступа, не давая вместе с тем врагу возможности засыпать рвы. Итак, высота стены должна быть во всяком случае достаточной, а ширина — не менее трех локтей, чтобы труднее было ее разрушить.
По крепостной стене стоят башни на расстоянии 200 локтей друг от друга; внутренний ров должен быть шириной не меньше 30 и глубиной в 12 локтей. Вынутая земля вся выбрасывается в сторону города и подпирается стеной, начинающейся от подошвы рва и возвышающейся над насыпью на человеческий рост, благодаря чему увеличится глубина рва. На дне его через каждые 200 локтей будут устроены казематы, вооруженные пушками, которые уничтожат всякого, кто попытается спуститься в ров. Крупные орудия, защищающие город, ставятся за стеной, замыкающей ров, ибо для защиты наружной стены удобны вследствие ее высоты только небольшие или средние орудия.
Если враг решается на приступ, его сразу же задержит высокая внешняя стена. Если он подойдет с артиллерией, то должен будет сначала эту внешнюю стену разрушить, но при этом пострадает сам, так как стена всегда обваливается в сторону обстрела, и образуются огромные груды обломков, которым осыпаться некуда, так что они только еще увеличивают
