Скачать:PDFTXT
Золотой осел

кто на кормежку злы.

Обожрались они на вашем свете.

Былые лакомки теперь козлы.

Но полно. Бесконечны двери эти.

Не осмотреть зверинца до зари.

Зверьем забиты закуты и клети.

А вот на эти двери посмотри.

Ведут они к слонам, пантерам, ланям.

Животные безвыходно внутри.

Пора нам восвояси часом ранним.

Однако же задержимся вот тут.

На эту дверь двустворчатую глянем.

И ты, пожалуй, не сочти за труд,

Хотя, конечно, этот запах гадок,

Узнай, какие звери здесь живут.

Не стану задавать тебе загадок.

Поведаю в подробностях, каков

В загоне установленный порядок.

Так, хищники всех видов и родов

От крокодила до гиппопотама

Закрыты непременно на засов.

Но видишь двери перед нами прямо.

Тут позволяют выйти за порог.

Тут как бы ваша долговая яма.

И, стало быть, режим не очень строг.

И на площадке этой могут звери

Прогуливаться вольно, без морок.

Ты сможешь по одной такой вольере

Судить о многочисленных других.

По ней поймешь о прочих в полной мере.

И в этой же вольере, во-вторых,

Заключены не кто-нибудь, а те, кто

Был особливо знаменит и лих.

Теперь они бесчувственная секта.

Но приглядись: был знаменит любой.

Узришь во всяком важного субъекта».

И повела в сторонку за собой.

И мы открыли дверь очередную.

И замер я пред новою гурьбой.

Узрел колосса я и обрисую:

Не виделось ему концов-начал —

Огромному гранитному статую.

Как на слоне когда-то Ганнибал,

Глядел он горделиво, разудало,

Несокрушимость камня выражал.

И примостились, как и подобало,

У каменных несокрушимых ног

Тот, и другой, и третий прихлебала.

Кто честолюбец, тот не одинок,

«Ты видишь: родина его — Гаэта.

Как извещает лавровый венок, —

Сказала донна, — за тщеславье это

Цирцея удостоила вельми

Сего аббата, якобы поэта —

В зверинце возвышаться над зверьми.

А по такому горе-корифею,

Какое тут собранье, сам пойми.

Но надобно спешить. Не то Цирцею,

С тобою загулявшись тут вдвоем,

Я обмануть сегодня не сумею.

Идем же далее. Ступай в проем

И в новый переход за мною выйди.

В одну-другую клеть еще зайдем.

Надеюсь, на меня ты не в обиде».

Мадонна резким сдвинула ударом

Задвижку, распахнула дверь, и мы

Порог переступили. И недаром.

Тут кто-то был. Послышались из тьмы

Загадочные в закуте зловонном,

Но явственные звуки и шумы.

Не знаю, бросился навстречу кто нам.

Освободила донна от пелен

Светильник, прикрываемый хитоном.

О небеса! Как был я изумлен.

Увидел я в пределах как бы зала

Зверей не пять, не десять, но мильон.

«Ты удивился, — спутница сказала. —

Увидевши не группу, но орду.

Действительно, животных здесь немало.

Четвероногих, и других найду —

Тут обитает и змея, и птица.

Вон, погляди, порхает какаду».

И разглядел я — живность суетится

У наших ног. Кого тут только нет!

Поверьте описанью очевидца!

Я, каюсь, — не ученый-зверовед,

Но рассказать хочу о многих разом

Животных с особливостью примет.

Вот, помнится, в углу, за дикобразом,

Лежала кошка, не ловя мышей,

Наказанная за ленивый разум.

А вот дракон, стоглав и кривошей,

Летал, кружил, то далеко, то близко,

Не мог угомониться, хоть убей.

Спала поодаль хитренькая лиска,

И туг же лаял бестолковый пес

На юный месяц, как на василиска.

А рядом самого себя до слез

Кусавший лев, рыча от боли глухо,

Вину за глупые советы нес.

А вот картина — общая поруха:

Животные за прошлые грехи

Сидели кто без глаза, кто без уха.

Теперь все стали смирны и тихи.

Всех больше было, помнится, баранов,

И кроликов, и прочей чепухи.

И вдруг увидел я, подальше глянув,

Что меж непривлекательных тетерь,

Окраской изумительно каштанов,

И вдруг увидел я, подальше глянув,

Что меж непривлекательных тетерь,

Окраской изумительно каштанов,

Красив и соразмерен, как ни мерь,

С приятностью, прошу прощенья, морды,

Сидит невиданный, изящный зверь.

Глаза его, презрительны и горды,

Блистали, но без злобы и угроз,

Оглядывая сборища и орды.

У зверя Я увидал Себя услужливостью наказав,

Всю залу обходил, как раб триклиний,

И перед каждым шею гнул жираф.

Но чванился узорчатостью линий

И словно говорил: «На всех плюю!» —

Павлин, распахивая хвост павлиний.

И чудо-юдо, помнится, свою

Диковинную спину изогнуло,

Дав место ворону и воробью.

Зверь или не зверь стоял в углу сутуло.

Он показался мне, безрог, кургуз,

Ублюдком каракатицы и мула.

А вон — ишак. Он не терпел обуз.

Не подходи, мол, я тебе не кляча!

Он от безделья пухнул, как арбуз.

А тут, и там, назойливо маяча,

Вынюхивала вдоль и поперек

Ищейка, за пронырливость незряча.

И под ногами был так мал хорек,

Что бегая от края и до края,

От тумаков себя не уберег.

Во все углы влетая и влезая,

То лаяла, то делала апорт

Хозяина искавшая борзая…

Многообразие голов и морд

С годами подзабыв,поди попробуй

Теперь в подробностях писать рапорт!

Все ж вспоминаю: буйвол крутолобый

Набычивался, душу леденя,

И на меня таращился со злобой.

А вот сама боялась, как огня,

Очами увлажненными блистая

Олениха, отпрянув от меня.

И вперемешку копошилась стая,

Но в одиночестве сидел беляк,

Напоминавший спесью горностая.

Мартышка же, кривляка из кривляк,

Сидела, точно вовсе без извилин.

Всех передразнивая так и сяк.

Веселая синица, мрачный филин,

И зверь вон тот, и пташечка вон та…

Но нет, я перечислить всех бессилен.

Вдали он слон, вблизи же — мелкота.

И часто по ошибке за Катона

Я принимал облезлого кота!

И в наше время, как во время оно,

Такие недоразуменья сплошь:

Летит, как сокол, сядет, как ворона

Но как же я средь этих морд и рож

Без толмача по-волчьи, по-бараньи

Поговорю про истину и ложь?

Я снова был отчаянья на грани,

Но прошептали милые уста:

«Я обо всем подумала заране.

Мы в этом помещенье неспроста.

Ты погулял тут, подивился всяко.

Гляди-ка в направлении перста.

Вон, у корыта, экий раскоряка

И я узрел в посудине бурды

Огромного недвижимого хряка.

В сравненье с ним и жирные худы!

Не знаю, королем ли мясобоен

Назвать его, но весил он пуды.

И спутница рекла: «Будь смел, как воин,

Тогда вниманья этого «гуся»

Ты, несомненно, будешь удостоен.

Его послушай, впрочем, не прося,

Чтоб воротился он к привычкам старым.

И в этом суть, я полагаю, вся:

Его ведь не заманишь и нектаром

Стать человеком и уйти домой.

Но только время потеряешь даром».

И был обескуражен разум мой.

А донна без дальнейших разговоров

Меня ведет в потемки по прямой.

И вот к нам рыло поднимает боров.

Он поднимает нехотя хлебало

От тошнотворного корыта; близ,

Сказать по правде, сильно в нос шибало.

Скотину облепляли грязь и слизь.

И около корыта море жижи

И нечистоты вонью разнеслись.

Я подошел из вежливости ближе.

«Словам твоим, — промолвил я ему, —

Да внемлет небо. Так моим внемли же!

Смотрю я на тебя и не пойму,

Какое до зловонной лужи дело

Людскому благородному уму?

На невидаль взираю обалдело.

Но в эти земли, временно видать,

Того, чьей благодати нет предела,

Меня к тебе прислала благодать,

Чтоб мудрости у твоего корыта

Мне, неучу, немного преподать.

Но радуйся: и шкуру, и копыта

Ты можешь наконец оставить. Я

Возьму тебя обратно. Дверь открыта».

Но мне без отговорок и вранья

Стоявшая в блевотине и кале

Начистоту ответила свинья:

«Не знаю, ты пришел издалека ли,

Но я с тобой назад не побегу.

Напрасно вы засовы отмыкали.

Вот мой ответ. И больше — ни гу-гу.

К тому добавлю лишь, что вашей чаши

Испить не пожелаю и врагу.

А вы воображаете, что краше

Порядков ни во сне, ни наяву

Не может во вселенной быть, чем ваши!

Но ты меня послушай — и плеву

Подобных заблуждений, как радетель

Об истине, я с глаз твоих сорву.

Признаю, правы те — отцы ли, дети ль,

Коль осмотрительность им дорога

Как важная для жизни добродетель.

С ней отличаешь друга от врага,

Иначе обманули б, обобрали,

А то бы и наставили рога.

Что ж! Говорю, не будучи в запале,

Что с нашей осмотрительностью мы,

Животные, ушли намного дале.

К примеру, кто освободил из тьмы

И знаньем и люцерны, и цикуты

Образовал звериные умы?

И, ни бедой, ни хворью не согнуты,

Живем. И без боязни и возни

Меняем и стоянки, и закуты.

Да! В холоде разумнейше одни,

В тепле другие, ищем, где отрада.

Природа нам понятна и сродни.

Тогда как не от зноя не от хлада

Туда-сюда по свету мельтеша,

Вы рыщете, где надо и не надо.

И ваша надрывается душа,

Порвав необходимые оковы

Тепла и ласки ради барыша.

За золотом стремитесь далеко вы.

И к черту на куличики за ним,

Вы и туда отправиться готовы.

Мы лишь от непогод себя храним,

А вы и нег, и роскоши вкусили.

И погляди, как человек раним.

А не поговорить ли нам о силе?

Что скажем, коль начнем судить по ней?

Так что ж выносливее: люди или?..

Как дважды два понятно: не сильней

Вы ни гиппопотамов, ни тапиров.

И даже ни баранов, ни коней.

Да, ваш наряд узорчат и порфиров,

А что до благородства, вот уж ой!

Герои вы, другому яму вырыв.

Как римляне, и старший, и меньшой,

Благотворившие не славы ради,

Мы, звери, вас прекрасней и душой.

И гордый лев мечтает о награде

За подвиг свой, а зла не вспомянет —

На злоумышленника и не глядя.

Иные звери рвутся из тенет,

Не уступая никаким оковам,

И гибель выбирают, но не гнет!

Ведь непонятно только бестолковым,

Что для животных гнет невыносим.

До нас и в вольнолюбье далеко вам.

Скажу о воздержании засим.

Ведь наше поклоненье и Венере

Разумнее. И тут мы не форсим.

В любви умеренны и строги звери.

А посмотри-ка, люди каковы.

Не помнят ни о здравье, ни о мере.

Поев порою мяса иль травы,

Легки мы и подвижны в промежутке.

А что и сколько лопаете вы!

О до чего изощрены и жутки

Количеством и качеством харчи,

Которыми язвите вы желудки!

Нет, мало вам пекомого в печи —

Полезли в закрома и к океану.

Так кто умней, отсюда заключи.

А на счастливых и несчастных гляну —

Не знаю, что об этом скажешь ты,

Но я о вас заплачу и не спьяну.

Живя без сплетен и без маеты,

Мы от природы доблестны, как люди,

А вы неблагородны, как скоты.

Да тут и спорить не о чем. А буде

Ты истины еще не видишь сей,

Ее я поднесу тебе на блюде.

У всех без исключения зверей —

Чутье, слух, зренье и другие снасти.

Чем оснащен двуногий фарисей?

Ну, осязаньем. Но от глаз не засти

И очевидность, что добро, и то

У вас пособница порочной страсти.

А наше платье? Жадно нажито?

Нет, но закрыты мы от ветра или

От холода теплее раз во сто.

Ну, а у вас растительность на рыле,

А остальное вечно непутем.

Ни чешуя, ни мех вас не укрыли.

Родимся мы — спокойно и растем.

А ваша родилась и плачет кроха.

Не мило вам на свете и дитем.

И до последнего вопите вздоха

Вам, плачущим недаром и невдруг,

До гробовой доски живется плохо.

Природой, кроме пары жадных рук,

Вам дан язык — для вашего же блага.

Но, дуракам, вам и язык не друг.

Да, от природы ваше племя наго.

Но и фортуна не щедра к нему.

И для него не сделает и шага.

И я страстишек ваших не пойму,

В вас перемешанных единой кучей,

И вашему не поклонюсь уму.

Бессильный гад меж нами редкий случай,

А между вами чуть не все подряд.

Вы и слабее зверя и колючей.

Ответь: у тигров ли, у поросят,

У пеликанов, у слонов, у блох ли —

Кто был себе подобными распят?

Нет, пусть кажусь я апатичней рохли.

Ты о моем возврате не радей.

Давненько слезы у меня просохли.

Не верь, когда какой-то лицедей

Кричит, что жизнь ему отрада, дескать.

Отраднее, чем жить среди людей,

Со свиньями в хлеву помои трескать».

Скачать:PDFTXT

Золотой осел Макиавелли читать, Золотой осел Макиавелли читать бесплатно, Золотой осел Макиавелли читать онлайн