утрам он является взорам;
Когда разгорается в небе денница,
Мы Аруну видим: он — солнца возница…
И стала Вината, — глаголет преданье,-
Полтысячи лет проводить в ожиданье.
В то время к двум сестрам приблизился белый
Божественный конь, горделивый и смелый,
Скакун вечно юный, скакун быстроногий,-
Его почитали и славили боги.
А был он подобен, скакун драгоценный,
Потоку нагорному с белою пеной.
Он вышел из влаги молочной, из масла,
Его красота не старела, не гасла.
Потом вы узнаете важные вести:
На свет появился он с амритой вместе…
Воскликнула Кадру, вкушавшая счастье:
«Скажи мне, какой он, по-твоему, масти?»
«Он — белый, — Вината промолвила слово,-
С тобой об заклад я побиться готова».
«О, мило смеющаяся, дорогая
Сестра, ошибаешься ты, полагая,
Что масти он белой. Ответ мой бесспорен:
Я вижу, я знаю, что хвост его — черен.
Давай об заклад мы побьемся с тобою,
А кто проиграет, пусть будет рабою
У той госпожи, что окажется правой!» –
Воскликнула Кадру с улыбкой лукавой.
Они разошлись по домам со словами:
«Мы завтра увидим, исследуем сами».
Но Кадру, сказав: «Победить мы сумеем!» –
Велела тогда сыновьям своим o— змеям:
«О дети, должна я прибегнуть к обману,
Не то у Винаты рабынею стану.
Сейчас предо мной волосками предстаньте,
К хвосту скакуна черной краской пристаньте».
Но змеи не приняли слов криводушных,
И мать прокляла сыновей непослушных:
«Придет Джанамеджая, змей уничтожит,
Змеиному роду конец он положит.
Придет властелин в заповедное время,
Предаст он огню ядовитое племя».
Такой приговор, и жестокий и строгий,
Одобрили Брахма-создатель и боги:
Воистину, всем существам угрожало
Губительным ядом змеиное жало!
Вот солнце явилось, проснулись Вината
И Кадру-красавица, гневом объята.
Они полетели быстрей урагана
Взглянуть на коня посреди океана.
Увидели тот океан необъятный,
Ужасный для смертных, бессмертным приятный,
Чудесный, бушующий, неукротимый,
И неизмеримый, и непостижимый;
То солнцу подвластный, то мраку покорный,
Он амритой — влагой владел животворной.
Колеблемый ветром, метался он дико,
Подземного пламени вечный владыка;
Вместилище вод многошумных, священных,
И всяких щедрот, и камней драгоценных;
Вместилище змей и подводных чудовищ,
И демонов черных, и светлых сокровищ;
В нем были киты, крокодилы и рыбы,
В нем воды рождались и рушились глыбы;
Порою, веселья безумного полный,
Плясал оп: как руки, он вскидывал волны;
Порою был мрачен и страшен от рева,
От хохота, воя всего водяного;
Его приводило всегда в исступленье
Луны прибавленье, луны убавленье;
Он смертью грозил и растеньям и тварям,
Над реками был он царем-государем;
Обширный, подобно небесному своду,
Вздымал он и гнал он извечную воду!
Над влагой безмерною Кадру с Винатой
Промчались, исполнены силы крылатой.
Пред ними божественный конь показался,
Рожденный из пены, он пены касался.
Взглянули на хвост и увидели сами,
Что черными он испещрен волосами:
То змеи, страшась материнского гнева,
Чернели в средине, и справа, и слева.
И, Кадру-сестрой побежденная в споре,
Ей стала Вината рабыней. О, горе!
Настала пора и тоски и терзанья…
На этом главу мы кончаем сказанья.
О том, как добыли амриту
Теперь поведем стародавние были,
Расскажем, как амриту боги добыли.
Есть в мире гора, крутохолмная Меру,
Нельзя ей найти ни сравненье, ни меру.
В надмирной красе, в недоступном пространстве,
Сверкает она в золотистом убранстве.
Блистанием солнца горят ее главы.
Живут на ней звери, цветут на ней травы.
Там древо соседствует с лиственным древом,
Там птицы звенят многозвучным напевом.
Повсюду озера и светлые реки,
Кто грешен, горы не достигнет вовеки.
Презревшие совесть, забывшие веру,
И в мыслях своих не взберутся на Меру!
Одета вершина ее жемчугами.
Сокрыта вершина ее облаками.
На этой вершине, в жемчужном чертоге,
Уселись однажды небесные боги.
Беседу о важном вели они деле:
Напиток бессмертья добыть захотели.
Нараяна молвил: «Начнем неустанно
Сбивать многоводный простор океана,
Пусть боги и демоны, движимы к благу,
Как сливки, собьют океанскую влагу.
Мы амриту, этот напиток волшебный,
Получим совместно с травою лечебной.
Давайте же пахтать волну океана!» –
Нараяна молвил, вселенной охрана.
Есть в мире гора, над горами царица.
С ее высотою ничто не сравнится.
На Мандаре птицы живут и растенья,
На Мандаре — диких животных владенья.
Ее оглашает напев стоголосый,
Зубчатым венцом украшают утесы.
И вырвать хотели в начальную пору
Небесные боги великую гору,
Чтоб Мандарой гордой сбивать неустанно
Безмерную синюю ширь океана.
Но гору не вырвали, как ни трудились.
К Нараяне, к вечному Брахме явились:
«Хотя домогаемся амриты чудной,
Одни мы с работой не справимся трудной»,
Всесущие боги, к добру тяготея,
Тут кликнули Шешу, могучего змея.
И встал он, и вырвал он гору из лона
С цветами, зверями, травою зеленой.
Направились боги с горою великой
И речь повели с океаном-владыкой;
«Сбивать твою воду горою мы будем,
Мы амриту, влагу бессмертья, добудем».
Сказал океан: «Не страшусь я тревоги,
Но дайте мне амриты долю, о боги!»
Тогда-то к царю черепах, на котором
Стоит мирозданье, пришли с разговором
И боги и демоны: «Сделай нам милость,
Чтоб эта гора на тебе утвердилась».
Тогда черепаха подставила спину,
Подняв и подножье горы и вершину.
Могучие сделали гору мутовкой,
А Васуки, длинного змея, — веревкой,
И стали, желая воды животворной,
Сбивать океан, беспредельно просторный.
Сбивали, как масло хозяйки-подружки
Из сливок отменных сбивают в кадушке.
И стали совместно растягивать змея,
Конец у премудрых, у демонов — шея,
Вздымал его голову бог непрестанно
И вновь опускал в глубину океана.
Из пасти змеиной, шумя над волнами,
Взметались и ветры, и дымы, и пламя,
И делались дымы громадой летучей.
Обширной, пронизанной молнией, тучей.
На демонов, мучимых жаром жестоким,
Она низвергалась кипящим потоком,
Из горной вершины, во время вращенья,
Как ливень, струились цветы и растенья,
Сплетались цветы в вышине лепестками,
На светлых богов ниспадали венками.
Вращалась гора, — обреченные смерти,
Тонули насельники вод в круговерти,
Земля сотрясалась, и влага, и воздух,
Валились деревья с пернатыми в гнездах,
И древо о древо, и камень о камень,
Столкнувшись, рождали неистовый пламень.
Как синее облако — молнийным жаром,
Он искрами прыскал, он мчался пожаром.
В том пламени гибли неправый и правый,
И хищные звери, и кроткие травы.
Но Индра, играя громами, с отвагой
Огонь погасил бурнохлещущей влагой.
Тогда в океан устремились глубокий
И трав и деревьев душистые соки.
Вода в молоко превратилась сначала,
Затем благодатные соки впитала
И в сбитое масло затем превратилась,-
На время работа богов прекратилась.
Взмолились премудрые: «Дароподатель,
Смотри, как устали мы, Брахма-создатель!
Мы силы лишились, нам больно, обидно,
Что все еще амриты дивной не видно!»
Нараяне Брахма сказал первозданный;
«Дай силу свершающим труд неустанный».
В них силу вдохнул небожитель безгневный,
И месяц возник, словно друг задушевный.
Излил он лучи над простором безбрежным,
Он светом зажегся прохладным и нежным.
Затем, в белоснежном своем одеянье,
Любви, красоты появилась богиня,
За чудной богиней, могуч, как твердыня,
Божественно белый скакун показался,
Рожденный из пены, он пены касался.
Явился врачующий бог, поднимая
Сосуд: это — амрита, влага живая!
Все демоны ринулись жадно к сосуду.
«Мое!», «Нет, мое!» — раздавалось повсюду.
Тогда-то Нараяна, вечный, всевластный.
Предстал перед ними женою прекрасной.
Увидев красавицу, демоны разом
От вспыхнувшей страсти утратили разум.
Вручили сосуд появившейся чудом –
Нараяна скрылся с желанным сосудом,
И амриты дивной испили впервые
Премудрые боги, созданья благие,
Испили впервые — и стали бессмертны,
А демоны двинулись, грозны, несметны,
Рубили мечами, дрались кулаками,-
Так начали демоны битву с богами.
И в гуле проклятий, вблизи океана,
Столкнулись две рати, боролись два стана,
О палицу меч и копье о дубину
Сгибались, и падала кровь на долину.
Тела без голов на долине скоплялись,
А мертвые головы рядом валялись.
Пусть не было демонской рати предела,
Нечистые гибли, их войско редело,
И падали наземь в крови исполины,
Как яркие, красные кряжей вершины.
Багровое солнце мен; тем восходило,
Скопления демонов таяла сила,
Но бой продолжался ужасный, великий,
Повсюду гремели свирепые клики:
«Руби! Нападай! Бей наотмашь и в спину!
Коли! Налетай! Заходи в середину!»
И демоны злые, теснимы богами,
Построили воинство за облаками,
Бросали с небес и утесы и кручи,-
Казалось, что дождь низвергался из тучи,-
Громадные горы бросали в смятенье,
Вершины срывались при этом паденье.
Земля содрогалась: такого обвала,
С тех пор как возникла, она не знавала!
Встал к месту сраженья Нараяна близко,
В небесные своды из грозного диска
Метнул заостренные золотом стрелы,
Огонь охватил небосвода пределы,
Вершины, дробясь, исчезали во прахе,
И полчище демонов ринулось в страхе,
С протяжными воплями, с криком и стоном,
Сокрылись в земле, в океане соленом.
А боги, когда торжество засияло,
Поставили Мандару там, где стояла,
И, амриту спрятав в надежном сосуде,
Пошли, говоря о неслыханном чуде.
Пошли они, силы познав преизбыток,
Хвалили бессмертья волшебный напиток.
Пошли они, преданы твердым обетам…
Главу «Махабхараты» кончим на этом.
Гаруда решает похитить амриту
Пять полных столетий с тех пор миновало.
Вината рабыней сестры пребывала.
Но срок наступил, и родился Гаруда,
Разбил он яйцо и взлетел из сосуда.
Сверкал он, исполненный силы великой,
Громадою пламени многоязыкой.
Казалось, он рос без предела и края,
Пылая и ужас в живое вселяя.
Все твари пред Агни предстали с мольбою:
«Владыка огня, мы сгорим под тобою!
Ты в каждом земном существе обитаешь,
Миров разрушитель, ты всех очищаешь.
Чего ты огнем ни коснешься лучистым,
Становится светлым, становится чистым.
О жертв пожиратель, всевидящим взглядом
Следишь ты за жертвенным каждым обрядом.
О бог семипламенный, силы ты множишь,-
Ужели ты все существа уничтожишь?
Расширилось тело твое огневое,-
Ужели ты хочешь пожрать все живое?»
Ответил им Агни: «Ошиблись вы, твари,
Не я виноват в этом грозном пожаре.
Есть новое в мире, мне равное чудо –
Отважная, сильная птица Гаруда».
Собранье богов, мудрецы-ясновидцы
Явились тогда к обиталищу птицы,
Сказали Гаруде: «Владеешь ты славой,
Душою премудрый и видом кудрявый.
Пернатого царства ты царь благородный,
Ты — света источник, от мрака свободный.
Ты — мысли паренье, ты — мысли пыланье,
Причина и действие, подвиг и знанье.
Ты — длительность мира, его быстротечность,
Мгновенье и тленье, нетленность и вечность!
Ты — ужас вселенной, ты — жизни защита,
Гаруда, тебе наше сердце открыто!»
Так мир потрясенный пернатого славил,
И мощь свою гордый Гаруда убавил.
Гаруда, стремительной мысли подобный,
Менять свою силу и облик способный,
Помчался над влагой безмерной и синей
Туда, где Вината служила рабыней…
Однажды Винате, покорной всецело,
Чтоб слышал Гаруда, сестра повелела:
«Среди океана, во чреве пучины,
Есть остров прекрасный, есть остров змеиный.
Неси меня к змеям, сестра дорогая!» –
Воскликнула Кадру, глазами сверкая.
Вината взяла себе Кадру на плечи
И с матерью змей полетела далече,
А тысячу змей, по приказу Винаты,
Гаруда понес, повелитель пернатый,
И к солнцу поднялся он, мысли быстрее,
И впали от жара в бесчувствие змеи.
Но Кадру к властителю грома взмолилась;
«О Индра, даруй мне великую милость!
Ты — лето и осень, ты — зимы и весны,
Ты — ливень свирепый, ты — дождь плодоносный.
Ты — горькая участь, ты — радостный жребий,
Ты — молния в тучах, ты — радуга в небе.
То громом бушуешь, то ветром холодным,-
Пролейся же, Индра, дождем полноводным!»
Мгновенно разверзлись небесные своды,
На землю низверглись несметные воды.
Казалось: неслись по всему мирозданью,
Друг друга осыпав отборною бранью,
Гремящие тучи одна за другою;
Как чаша, земля наполнялась водою,
Дождил Громовержец из неба-громады,
А змеи смеялись, довольны и рады.
На остров прекрасный Гаруда принес их,
Где слышалось пение птиц стоголосых,
Где травы цвели на широких просторах,
Где лотосы были в прудах и озерах,
Деревья водой упивались проточной
И змей обдавали струею цветочной.
Воскликнули змеи: «Неси нас отсюда
На более дивное место, Гаруда!
Неси нас на остров другой, сокровенный,
Ты сам насладишься красою вселенной!»
Подумав, Гаруда спросил у Винаты:
«О милая мать, объяснить мне должна ты,
Скажи, почему отказаться не смеем,
Во всем подчиняться обязаны змеям?»
«О сын мой, — сказала Гаруде Вината,-
Я в нашей неволе сама виновата.
Обманом сестрой побежденная в споре,
У Кадру живу я рабыней в позоре».
И стала Гаруды печаль тяжелее.
Он молвил: «Всю правду скажите мне, змеи!
Разведать мне тверди, разведать мне воды
Иль подвиг свершить, чтоб добиться свободы?»
Сказали: «От рабства себя ты избавишь,
Как только ты амриту змеям доставишь».
«О мать, — услыхала Вината Гаруду,-
Я голоден. Амриту ныне добуду».
Уверившись в силе его исполинской,
Но все же тревоги полна материнской,
Вината, взволнована в это мгновенье,
Гаруде промолвила благословенье:
«Лети по пути многотрудному смело,
Лети и сверши благородное дело.
Возьми
