отдаешь, ничего ты не просишь,

Что брахмана встретить не можешь отказом:

Ты все, что имеешь, отдашь ему разом!

Как брахман, появится Индра гремящий,

Чтоб выпросить серьги и панцирь блестящий.

Ты должен быть ласков, почтителен с богом,

Однако же, под благовидным предлогом,

Другие вручи Громовержцу даренья,

Но только не серьги, о полный смиренья!

Все доводы ты приведи без пристрастья,

Дай женщин ему, ожерелья, запястья,

Но только не серьги: меня ты состаришь,

И сам ты умрешь, если серьги подаришь!

Владея серьгами и в панцирь одетый,

От вражеских стрел не погибнешь нигде ты.

Из амриты серьги и панцирь возникли:

Храни их, чтоб годы твои не поникли».

Карна: «Кто ты, мудрый, как брахман одетый,

Явивший мне дружбу, дающий советы?»

А брахман: «Я тот, кто лучами владеет,

О благе твоем наивысшем радеет».

Карна: «Благо есть уже в том, что с речами

Благими пришел ты, богатый лучами.

Молю я тебя, чьи реченья отрада:

Меня отвращать от обета не надо.

Обет мой таков: отдаю, что имею,-

Для брахманов я ничего не жалею!

И если, чтоб были довольны пандавы,

Придет ко мне Индра как брахман лукавый,-

Отдам ему серьги и панцирь отменный,

Да слава не меркнет моя во вселенной.

Со славою смерть, гибель в битве неравной –

Стократно достойнее жизни бесславной!

Я серьги и панцирь — сей дар небывалый –

Отдам Сокрушителю Вритры и Балы,

Защитнику братьев-пандавов. И прав я:

Мне слава нужна, — бог добьется бесславья!

Со славой достигну я выси небесной,

Кто славы лишен, — поглощается бездной.

Бесславье в живом убивает живое,

А слава дает нам рожденье второе.

О славе людской, — о блистаньем высокий,-

Создатель сложил эти древние строки:

«Здесь, в мире земном, слава — жизни продленье,

А в мире ином слава — к свету стремленье».

Обет исполняя достойный и правый,

Я серьги и панцирь отдам ради славы,

А если я в битве погибну кровавой,

То, с жизнью расставшись, останусь со славой.

Детей, стариков и жрецов ограждая,

Щажу оробевших в сраженье всегда я,

Тем самым я славы достигну по праву:

Ведь жизнью готов заплатить я за славу.

Поэтому Индре явлю свою милость,

Чтоб слава моя в трех мирах утвердилась!»

А Сурья: «Карна, мощнорукий и смелый,

Ни детям, ни женам дурное не делай.

Прославиться люди хотят во вселенной,

При этом не жертвуя жизнью бесценной.

А ты? Платой жизни за славу ты платишь,

Однако и славу и жизнь ты утратишь!

Живое живет для живого на свете,-

И мать, и отец, и супруга, и дети.

Для жизни нужна властелинам отвага,

Лишь в жизни, о бык средь людей, наше благо!

Живые нуждаются в славе с хвалою,-

Что делать со славою ставшим золою?

Услышат ли мертвые голос хвалебный?

Ужели усопшим гирлянды потребны?

Я знаю, ты предан мне, муж крепкостанный,

Поэтому стал я твоею охраной,

Но если пришел я, тебе помогая,-

Причина для этого есть и другая.

Во мне она скрыта, и что ни твори ты,

А тайны бессмертных от смертных сокрыты.

Поэтому я умолкаю. Однако

Со временем тайну исторгну из мрака.

Я вновь говорю, отправляясь в дорогу:

Серег не давай громоносному богу!

Серьгами блистаешь ты, воин суровый,

Как месяц в созвездии Вишакхи новый.

Не мертвому слава нужна, а живому:

Серег не давай Сопричастному Грому!

Придет к тебе бог с громовою стрелою,-

Встречай его лестью, почтеньем, хвалою,

Дай все, украшая учтивостью речи,-

Но только не серьги, не серьги при встрече!

Пойми: совладаешь с любыми врагами,

Пока обладаешь такими серьгами.

Пусть Индра для Арджуны станет стрелою,

Не справится Арджуна грозный с тобою.

Тогда только Арджуну в прах ты повергнешь,

Когда домогательства Индры отвергнешь».

Карна: «Я привержен тебе, всеблагому,

О Жарколучистый, — тебе, не другому!

Дороже ты мне, чем сыны и супруга,

Чем сам я, чем родича близость и друга!

А к преданным люди с великой душою

Относятся с лаской, с любовью большою.

Вот истина: к прочим богам равнодушен,

Тебе лишь я предан, тебе лишь послушен!

Но, снова и снова склонясь пред тобою,

К тебе обращаюсь, о Светлый, с мольбою:

Не смерти страшусь, а боюсь я обмана,

А смерть ради жизни жреца мне желанна.

А если сказал ты об Арджуне слово,

То горя не должен ты знать никакого:

Ты видишь, как славно мечом я владею,-

Врага без серег победить я сумею!

Обету позволь же мне следовать строго:

Отказом не встречу могучего бога».

«Коль серьги, — сказал Обладающий Светом,-

Отдашь, то условье поставишь при этом:

«Вручи мне копье, чтоб враги оробели,

Копье, что без промаха движется к цели,

Тогда-то, о Тысячи Жертв Приносящий,

Я дам тебе серьги и панцирь блестящий!»

Есть в этом условье надежда и разум:

Копьем, что подарено Тысячеглазым,

Врагов сокрушишь, проявляя геройство.

Известно копья драгоценное свойство:

К бойцу не вернется обратно, доколе

Всех недругов не уничтожит на поле!»

Сказав, он сокрылся, великолучистый,

А утром, пред Солнцем, с молитвою чистой

Склонившись, с любовью и верой во взоре,

Поведал Карна о ночном разговоре.

И бог, что всегда лучезарен и светел,-

«Воистину так», — улыбаясь, ответил.

Узнав, что в словах о копье нет обмана,

Стал думать Карна о копье постоянно,

Стал думать о встрече с царем над богами,

Хотя и пришлось бы расстаться с серьгами…

Но тайну какую, одетый лазурью,

Сокрыл от Карны Озаряющий Сурья?

Да скажет мудрец: этот панцирь — откуда?

Откуда те серьги, таящие чудо?

И что утаил Обладающий Светом?

Правдивую повесть расскажем об этом.

Брахман дарит царевне Кунти заклинание

К царю Кунтибходже явился когда-то

Высокого роста, прямой, бородатый,

С косой заплетенною брахман суровый,

Могучий сложением, желтомедовый,

Готовый на подвиг, исполненный рвенья,

Со взором, в котором — огонь откровенья.

«О добрый, — сказал сей источник сиянья,-

В жилище твоем я прошу подаянья.

И если и ты, и твои домочадцы

Меня не принудят страдать, огорчаться,

И если тебе это будет угодно,

То стану я жить у тебя, благородный.

Когда пожелаю, уйду и приду я.

Тогда лишь покину тебя, негодуя,

Когда уличу вас в дурном поведенье,-

И ложе мое оскорбят и сиденье».

А царь: «Твой приход, о безгрешный, прекрасен,

О жрец, я на большее даже согласен!

Есть дочь у меня, что горда, и стыдлива,

И благочестива, и трудолюбива.

Зовут ее Кунти. Кротка, добронравна,

Тебе она будет служить преисправно».

Почтил он жреца и со словом наказа

Направился к дочери огромноглазой:

«О милая! Светел душой, как денница,

Решил в нашем доме святой поселиться.

Я верю: служить ему будешь любовно,

Что скажет, исполнишь ты беспрекословно.

Служением брахману сердце очисти,

И что ни попросит — отдай без корысти,

Затем, что жрецы — это блеск беспримерный

И подвиг безмерный и неимоверный.

Ватапи, что славился демонской властью,

Разгневал своим поведеньем Агастью:

К жрецам непочтителен был он, — за это

Его уничтожил блюститель обета.

Когда бы не брахманов мудрых моленья,

Сокрылось бы Солнце от нашего зренья.

Отраду, святому служа, обретаешь.

Я знаю, ты с детства почтенье питаешь

К жрецам и родителям, к близким и слугам

И к каждому, кто нам приходится другом.

Все в городе нашем довольны тобою.

Ты ласкова даже с бесправной рабою.

О дочь, за тебя мое сердце спокойно.

Гневливому гостю служить ты достойна.

Ты, Кунти, мне дочерью стала приемной,

Отец тебя отдал с любовью огромной.

«Она, — он сказал мне, — сестра Васудевы,

Померкли пред ней наилучшие девы».

Ты, в доме рожденная славном и знатном,

Мне стала сокровищем, сердцу приятным.

Как лотос из озера в озеро снова,

В мой дом перешла ты из дома родного.

Средь девушек низкорожденных, не строго

Воспитанных в доме, — испорченных много.

А ты унаследовала и величье

Властителей, и послушанье девичье.

Поэтому ты безо всякой гордыни

Служи многомудрому брахману ныне,

А если рассердится дваждырожденный,-

Погибнет мой род, на костер осужденный!»

Царевна: «О Индра среди властелинов!

Служить ему буду, гордыню отринув!

Я счастье и благо найду, молодая.

Жрецу угождая, тебя почитая.

Придет ли он рано, вернется ли поздно,-

Я сделаю так, чтоб не гневался грозно.

Мне радостно брахманам мудрым служенье:

В подобном служенье — мое возвышенье.

Мудрец будет мною почтительно встречен,

И будет уход за жрецом безупречен.

На пользу тебе и на благо святому

С усердьем начну хлопотать я по дому.

О царь, из-за брахмана смуты не ведай:

Служенье ему завершится победой.

Виновных пред брахманом ждет наказанье.

Ты вспомни, — беда угрожала Суканье:

Был Чьявана-жрец погружен в созерцанье,

Тогда муравейник — высокое зданье –

Создать вкруг него муравьи попытались:

Глаза только видными в куче остались!

Царевна Суканья, увидев два ока,

В них палкою ткнула. Рассержен жестоко,

Хотел наказать ее дваждырожденный,

Но отдал отец ее брахману в жены…»

Приемную дочь повелитель восславил

И мудрому брахману Кунти представил:

«Вот дочь моя, брахман. Не надобно злиться

На девушку, если она провинится:

Великий судьбою на старых и малых

Не сердится, если проступок узнал их.

Довлеет от брахманов, мир утешая,

Большому проступку и кротость большая.

О лучший из мудрых, явив снисхожденье,

Припять от нее соизволь угожденье».

Ответил согласием знающий веды,

И царь, осчастливленный ходом беседы,

Отвел ему дом, что своей белизною

Соперничал с лебедем или с луною,

И там, где священное пламя хранилось,

Дал пищу, сиденье и всякую милость.

Отбросив гордыню и леность, царевна

Служила святому прилежно, безгневно,-

Ему, что покорен обету, упорно,

Как богу, служила, обету покорна!

«Я утром приду», — говорит он порою,

А ночью придет иль с вечерней зарею,

Подвижнику девушка не прекословит,-

И воду, и пищу, и ложе готовит,

И что он ни сделает, — лучше и чище

Становятся ложе, сиденье, жилище.

Придет на рассвете иль ночью глубокой,

От девушки брахман не слышит упрека.

Нет пищи? «Подай!» — говорит он сурово,

А девушка с кротостью: «Пища готова!»

И с радостью хочет ему подчиниться,

Как дочь, как сестра, как его ученица.

Доволен был брахман ее поведеньем,

Ее обхожденьем, ее угожденьем.

«Доволен ли жрец?» — вопрошал каждодневно

Отец. — «О, весьма!» — отвечала царевна.

Предметом внимательнейшего ухода

Был брахман на всем протяжении года.

Сказал он: «О ты, с безупречным сложеньем!

Весьма я доволен твоим услуженьем.

Увидев добро, мы добра не забудем.

Дары назови, недоступные людям,

Чтоб тяжкий твой труд был достойно увенчан,

Чтоб стала ты самою славной из женщин».

А Кунти: «И ты и отец мой довольны,

И в этом — дары для меня, сердобольный».

А жрец: «Если дара не хочешь, то дать я

Хочу тебе чудную силу заклятья.

Какого захочешь ты вызовешь бога,

Бессмертным приказывать сможешь ты строго,

И все, что прикажешь, заклятью подвластны,

Исполнят, — пусть даже с тобой не согласны».

Вторично она отказаться страшилась:

В проклятье могла обратиться немилость!

И жрец даровал ей слова заклинанья

Из древних письмен сокровенного знанья.

Затем он сказал Кунтибходже: «Приемной

Твоею доволен я дочерью скромной.

Я жил у тебя, наслаждаясь покоем.

Прощайте, я вам благодарен обоим».

Сказав, он исчез, растворясь в отдаленье,

И царь Кунтибходжа застыл в изумленье.

Кунти соединяется с богом солнца

Шло время. Красавицу дума томила:

«Какая в заклятье содержится сила?

Мне брахман его даровал не случайно,

Настала пора, чтоб открылась мне тайна».

Так думала думу, и стало ей видно,

Что месячные наступили. И стыдно

Ей было, повинной и чистой, и внове:

Пошли у нее до замужества крови!

Взглянула — и Солнца увидела прелесть:

Так ярко лучи поутру разгорелись.

И было дано ей чудесное зренье,

И бога увидела в жарком горенье:

Серьгами украшен Властитель Рассвета,

А тело в сверкающий панцирь одето!

Тогда, любопытством объята, решила

Узнать, какова заклинания сила.

Глаза, уши, губы и ноздри водою

Смочила и древнею речью святою

Создателю Дня появиться велела.

И Солнце коснулось земного предела,

И бог снизошел, покорясь ее власти,

Слегка улыбаясь, в венце и запястье,

Могучий, высокий, медвяного цвета

И все озаряющий стороны света.

Он с помощью йоги тогда раздвоился:

На небе взошел и пред Кунти явился.

Он нежно сказал: «Ради силы заклятья

Твои приказанья готов исполнять я.

Я все для тебя сотворю, о царица,

Обязан я воле твоей подчиниться».

А Кунти: «Мое любопытство виною

Тому, что тебя позвала. Надо мною

Ты смилуйся, бог, и на небо вернись ты!»

«Уйду, как велишь ты, — ответил Лучистый,-

Но, бога призвав, ты не вправе без дела

Его отсылать… О, скажи, ты хотела

(Не высказана, мне известна причина)

От Солнца родить