патриархальный строй получил уже своё утверждение, но матриархат ещё не совсем был преодолён и силы его искали себе выражения.
Общественная жизнь была в руках мужчин, но в домашнем быту тяжесть семейной жизни, повседневной заботы о детях падала главным образом на женщину. Это закалило её характер, стимулировало её волю, создало типы, с такой яркостью сохранённые эпосом.
Отсюда, по-видимому, проистекает индийское учение о пассивности мужского начала и об активности женского, отмеченное выше, как характерная черта древнеиндийской философии.
МИФОЛОГИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПОЭМ
«Миф есть экзегеза символа»
Бахгофен
В древности философия без ясных границ сливалась с мифом. Она раскрывала символы, в которые древняя мудрость облекала своё миропонимание. Поэтому эпос носит не только исторические и художественные черты, но и мифологические и религиозно-философские. Подобно тому, как для греков “Илиада” и “Одиссея” были не только историческими сказаниями о героях и о прошлых судьбах народа, но и священными кодексами, на которых воспитывалось моральное и религиозно-философское сознание народа, так и “Рамаяна” и “Махабхарата”, быть может, ещё в большей степени являлись для древних индийцев священными книгами, не только историческими, но и философскими, а поэтому даже в таком беглом очерке, как настоящий, нельзя обойти молчанием и эту сторону предлагаемых вниманию читателей поэм.
Индийский эпос создавался веками, он исключительно богат, разнообразен, как исключительно богата и мифология Индии. Любая фольклорная “ходячая” тема нашла отражение в санскритской эпической литературе. С мифологической точки зрения рассматриваемые поэмы представляют неравный интерес.
“Наль” — это яркий пряный цветок индийской поэзии, дающий художественное отражение быта и нравов древней Индии. Это — роман, не перестающий пленять своими художественными достоинствами не только индийцев, но и каждого, кто знаком с их литературой. Нравственное значение поэмы отходит на второй план. Правда, “Налю” приписывается сила мантры (заговора) против злого духа Кали (игры в кости): Кто будет прославлять Наля, читая сказание о нём, тот избегнет власти Кали (ср. гл. XX, 36—37). Иными словами, поучительная история Наля предостережёт внимающего ей от влечения азартом игры. Но такое понимание поэмы довольно поверхностно, оно навязано произведению и является своего рода рекламой, обеспечивающей ей распространение: не следует забывать, что произведения индийской литературы веками передавались изустно из поколения в поколение. Обещание всяких благ сказителю и слушателю произведения — приём довольно обычный для древности, он объясняется трудностями распространения литературы в эпоху до книгопечатания.
Совсем иное — “Величие супружеской верности”. И по содержанию, и по форме эта поэма близка мистериальному действу. В ней миф не является случайным элементом, как в “Нале”, а лежит в основе произведения и составляет его сущность. Поэма есть сказание о родоначальнице племени, а следовательно, о богине, как то знаменует и само имя героини.
Савитри есть женская ипостась Савитара (Спасителя), одного из олицетворений Солнца, значит в основе произведения лежит солнечный миф. Сизигии индийской мифологии построены так, что активной является женская ипостась сизигии, о чём уже упоминалось.
Вариант солнечного мифа, развитый в поэме, можно назвать темой “танатомахии” — борьбы со смертью, преодоление её. Это — один из важнейших мотивов в цикле солнечных мифов. Можно сказать, что нет ни одной, более или менее сформировавшейся религиозной системы, где бы эта тема не была затронута, ибо это одна из основных проблем, над которыми издревле работала человеческая мысль. Многие религии в основу своей системы полагают мотив — танатомахии (например, религии Диониса, Озириса, Митры…).
Если тематика танатомахии, с одной стороны, тесно связана с астральными мифами, в частности с солнечным, то, с другой стороны, она тесно связана с биологическими (любовь и смерть) и социальными мифами (хлеб). Отсюда чрезвычайное разнообразие соответствующих мифов, теснейшим образом переплетающихся друг с другом. Так, например, миф об Озирисе является столько же солнечным, космологическим, сколько и социальным, и оба элемента в нём почти неотделимы один от другого. Более того, он является и биологическим мифом, на что ясно указывает роль Изиды и Нефтис в ритуале погребения Озириса (а следовательно, и каждого египтянина), момент восстановления семени Озириса в звезде Сотис (Сириусе).
Одна из основных схем танатомахии, под которую можно подвести миф о Савитри, строится так: существует любящая чета — сизигия. Один из супругов гибнет, другой отправляется в царство смерти спасать погибшего. Эта попытка может закончиться или неудачей, или успехом, обычно относительным. Схема распадается на два варианта: мужской и женский.
Мужской вариант, как правило, оканчивается трагически, в каком бы аспекте (космологическом, биологическом или социальном) не развивалась тематика. Типичным примером мужского варианта, преимущественно в биологическом аспекте, является миф об Орфее и Эвридике; сюда же относится миф о Геракле и “Белой Деве” — Иоле из Эхалии (“города исчезновения”), миф о Зигфриде и Брунгильде, только в обоих последних мифах сильно подчёркнут эсхатологический момент. Не следует упускать из виду, что миф об Орфее относится к дионисийскому циклу и само сказание о Дионисе-Загрее разворачивает всё ту же тему танатомахии.
Не имея возможности более подробно останавливаться на указанных мифах, напомним только, что все они кончаются трагически: Орфей навсегда утрачивает Эвридику, титаны разрывают Диониса-Загрея, Зигфрид гибнет в волнах Рейна, Геракл, хотя и совершает свой последний подвиг — нисхождение в Аид, но затем трагически гибнет на костре Этны.
Приведённые примеры достаточно ярко иллюстрируют выдвинутое положение: танатомахия мужского типа, как правило, кончается трагически. Вспомним, что и само слово “трагедия” возникло на почве мистериального изображения мужского танатомахического мифа.
Женские варианты танатомахии кончаются относительно благополучно: Изида воскрешает Озириса, малоазийские богини типа Иштар-Кибелы возвращают к жизни своих Адонисов.
Следует подчеркнуть, что женские варианты танатомахии развиты преимущественно в биологическом аспекте. Задача преодоления смерти разрешается продлением жизни рода женщиной.
Мужчина в этих мифах — обычно представитель индивидуального самосознания, личности, а женщина — представительница родового сознания, жизни Природы. Это справедливо даже для таких резко патриархальных религий, как еврейская: “Человек (Адам) назвал жену свою Хава (Жизнь), ибо она стала матерью всего живущего” (кн. Берейшит, III, 2). Миф о Савитри относится к женскому варианту танатомахии. Астральные его элементы намечены в связи Савитри, жены Сатьявана, с богиней Савитри, женской ипостасью, энергией (шакти) Савитара-Солнца.
Возможно, что годовой срок жизни Сатьявана нужно понимать в том смысле: Сатьяван, муж Савитри, олицетворяя Солнце, должен неизбежно умереть в конце годового цикла, а солнечная Энергия Шакти-Савитри возвращает его к жизни на основании неизменных причинно-следственных законов (дхарма). Тогда и трёхдневное неподвижное стояние Савитри следует толковать в смысле трёхдневного зимнего солнцестояния.
Древние славяне, в частности украинцы, говорили: “Солнце столбом стоит три дня”.
В поэме есть отдалённый намёк на сближение Сатьявана с Ашвинами, о нём говорится, что он прекрасен, как Ашвины, и носит он прозвище “Читрашва” — “Пегий конь”. Аналогия ослабляется тем, что образ Сатьявана не парный, тогда как образ Ашвин, как правило, парный — сравнить, например, образы Накулы и Сахадэвы в “Махабхарате”, Косьмы и Дамиана в христианской агиографии, Кастора и Поллукса у греков. Точный перевод слова “Ашвины” — “Всадники”; так олицетворялись утренние и вечерние сумерки. В танатомахических мифах Сумерки принимают известное участие: умирая вечером, они возрождаются утром.
В качестве всадников они являются и в русских сказках: всадники Бабы-Яги, Смерти, Зимы. Биологический аспект мифа выражен в поэме резче, чем астральный: поэма даёт образ женщины-матери, родоначальницы, подобно Деметре, устрояющей человеческое общество на основе неизменных и благих законов (ср. элевзинские таинства и сказание о странствованиях Изиды).
*
* *
Настоящим очень кратким разбором мы пытались наметить основные идейные вехи предлагаемых памятников, показать их большое культурное и литературно-художественное значение. Они вводят русского читателя в мало ему знакомый мир культурных сокровищ Индии, по заслугам издревле пользующийся славой “Страны Чудес”.
СКАЗАНИЕ О НАЛЕ
(Махабхарата, III, гл. 52 — 77, шл. 2073 — 3099)
Глава I
Брихадашва сказал:
1. Был раджа, Наль* его звали, могучий сын Вирасены*.
Полный достоинств желанных, знаток лошадей знаменитый.
2. Как царь богов, главенствуя между земных властелинов,
Он высоко над всеми сиял, подобно солнцу.
3. Витязь, владыка нишадхцев благочестивый, знал Веды,
Полководец искусный, правдивый, он в кости* играть был охотник;
4. Прекрасный, сдержанный в чувствах, желанный для женщин,
Меткий стрелок, защитник, видом Ману* подобный.
5. А в земле видарбхийской жил страшный отвагой Бхима,
Многодостойный витязь, бездетный, желал он потомства;
6. Лишь о потомстве мысля, тяжкие нёс обеты.
Однажды к нему брамин явился по имени Дамана*, Бхарата,
7. Желая потомства, угостил превосходного Бхима, знаток закона;
Царица и царь наславу приняли гостя,
8. Дамана, довольный приёмом, желанный дар им предоставил:
Дочь красоты несказанной и трёх сыновей превосходных, преславных,
9. Их звали Дама, Данта, Дамана и прекрасная Дамаянти.
(Юноши были) полны достоинств, грозны, отважны,
10. А Дамаянти красою, стройностью, блеском, счастьем,
Нежностью во (всех) народах стяжала славу.
11. Когда же стала юницей, служанки, одетые пышно,
Сотни подруг её окружали, как Шачи (апсары).
12. В богатых, роскошных нарядах дочь Бхимы
Среди подруг выделялась, с молнией сходная блеском;
13. Как длинноокая Шри*, дева красы безупречной,
Между богов и якшей* по красоте ей не видано равных.
14. А средь людей никогда о деве подобной не слыхали,
Как богиня прекрасной, пьянящей сердце.
15. Наль был меж витязей тигром* и на земле — несравнимым,
Как воплощённый Кандарпа*, красавец жил в своём царстве.
16. Наля в присутствии девы с восхищением все прославляли.
А при Нишадхце хвалили Дамаянти снова и снова.
17. Слушая эти хвалы, они заочно друг в друга влюбились,
Это влеченье друг к другу всё возрастало, Каунтея.
18. Наль, устав сдерживать страсть в своём сердце,
В придворцовую рощу (однажды) скрылся,
19. Там златопёрых фламинго* увидел стаю.
Наль поймал одну птицу из бродивших в чаще;
20. Тогда пернатый промолвил Налю разумное слово:
“Я ещё пригожусь, не убивай меня, раджа!
21. Нишадхец, о тебе я расскажу Дамаянти
И кроме тебя, ни об одном человеке она не будет думать”.
22. Внял словам фламинго, выпустил его владыка;
И птицы, взлетев, устремились в видарбхийскую землю.
23. Достигнув столицы Видарбхи, спустились вблизи Дамаянти
Эти пернатые (гости); она увидала стаю,
24. Их красотой чудесной с толпою подруг любовалась;
Весело за легкокрылыми стала гоняться,
25. Но разлетелись фламинго по восхитительной роще;
Девушки (все) врассыпную пернатых преследовать стали.
26. Когда же Дамаянти совсем настигла фламинго,
Он языком человечьим ей молвил:
27. “Дамаянти, есть раджа, Наль, владыка нишадхцев,
Словно Ашвины* прекрасный, с ним никому из людей не сравняться!
28. Если женой его станешь, ты, что всех девушек краше,
Тонкостанная, небесплодным будет твоё воплощенье и прелесть.
29. Мы богов, гандхарвов*, людей, ракшасов*, змиев*
(Много) видали, но равных ему — никогда не встречали!
30. Ты — драгоценность средь женщин, Наль — средь мужчин украшение,
Союз превосходного и превосходной будет прекрасным”.
31. Дамаянти, выслушав речь, повелитель народа,
Отвечала фламинго: “Расскажи это Налю!”
32. “Выполню”, — так Видарбхийке молвил яйцерождённый.
Вернувшись в нишадхскую землю, он всё поведал Налю.
Так гласит в святой “Махабхарате”,
в книге “Лесная” 52 глава
ПОВЕСТЬ О НАЛЕ
Глава II
Брихадашва сказал:
1. Дамаянти, выслушав речи фламинго, Бхарата*,
Стала сама не своя, томилась по Налю;
2. Предаваясь печальным мыслям, поблекла, совсем исхудала,
(В тоске) Дамаянти тяжко, глубоко вздыхала,
3. Как безумная видом, задумчиво вверх глядела
Или внезапно бледнела, терзаясь любовной мыслью.
4. Не наслаждалась ни сном, ни пищей, ни ложем,
Ни днём ей,
