совершался не так быстро, как изображает индийский эпос: для завершения его понадобилась жизнь не одного Рамы, но здесь вступает в свои права народное поэтическое творчество. Любому народному герою приписывается не только то, что он совершил, но и многое другое.

В конце «Повести» снова разворачивается тематика кастовой борьбы кшатриев и браминов. Узурпаторская верхушка браминов оказывается побежденной (Кумбхакарна, Равана), а здоровое ядро, действительные искатели Истины (Вибхушана), заключает союз с кшатриями.

Само собой разумеется, что содержание поэмы неизмеримо шире только что намеченной схемы, даже в его конспективном изложении в МБх-е. Как археолог, изучая материальную культуру древности, различает много слоёв на одном и том же месте, так и исследователь литературного памятника древности, народного эпоса не только может, но и должен раскрывать в нем много исторических и смысловых слоёв. Сделанный выше социально-политический анализ вовсе не исключает, а даже предполагает анализ религиозно-мифологический, психологический, философско-этический и пр.

«Сказание о Раме» не совсем идеализирует и касту кшатриев: сцена разговора Дашаратхи с Кайкаей раскрывает весьма неприглядную сторону деспотии маленького восточного князька (ср. III, 277, 22 и сл.), по рассуждению которого все богатства принадлежат ему и в его воле оставить или отнять их у кого ему вздумается; впрочем Дашаратха благоразумно оговаривает: только не у браминов; с этими сильными соперниками ему лучше, до поры до времени, ладить и он остерегается распространять на них свой произвол. Князёк убеждён, что казня «не подлежащего казни» и оправдав «заслуживающего казнь» он всегда окажется правым, ибо его формула не «я хочу того, что законно», а «то законно, чего я хочу». С изумительной художественной выразительностью, глубоко психологически «Сказание» завершает эту сцену: сам попав под такой же произвол жены, Дашаратха теряет свой жизненный стержень, выражаясь языком современной психофизиологии у него получается «срыв высшей нервной деятельности», психический шок, повлекший за собой смерть.

Глубоко правдивая психологически, эта сцена и социально глубоко правдива: отними у такого князька его власть, от него ничего не останется. В подобных моментах эпос выходит за пределы одного класса, касты, в нем звучит общенародное сознание; это даёт право утверждать, что перед нами настоящее эпическое произведение, а не дворцовая поэма.

Так и в киевском цикле былин наряду с положительными качествами Владимира «Красное Солнышко» выводятся и отрицательные его качества и былины не раз ставят его в невыгодное и смешное положение (например, «полез под стол от посвиста Соловья Разбойника» и пр.).

Очень знаменательна и социально-психологическая характеристика Дашаратхи и его сына Рамы. В Дашаратхе изображен просто заурядный феодальный князёк, какие ещё и в наше время существуют в Индии (ср. изображение такого князька в романе Ходжа Ахмад Аббаса «Сын Индии»), а в Раме — народный вождь, становящийся выше своего класса.

Для исследователя экономики древних народов, для изучающего материальную культуру древних индийцев, Махабхарата представляет буквально неисчерпаемую сокровищницу различных сведений. Один анализ имён уже много может дать; например, Дашаратха значит «десятиколесничный», что даёт представление, как тогда ценилась колесница; обладание десятью колесницами характеризует княжеское достоинство.

«Сказание о Раме» дает очень интересные сведения и о военном деле времен Эпоса. Нужно отметить, что тогда уже у арийцев существовала стратегия, как наука; у греков времен Илиады военное дело сводилось к личной отваге и силе героя, каждый полководец действовал, как умел. «Сказание» прямо говорит о военной науке (III, 284, 1–2), подробно описывает систему построения крепости (пура), описывает разнообразное оружие, даёт понятие о военном праве. Рама считает ниже своего достоинства начать войну внезапно, без предупреждения, не попытавшись разрешить вопрос мирным путём, переговорами даже с личным врагом, нанесшим ему личное оскорбление. Рама не позволяет своим войскам бесчинно грабить земледельческое население: только в силу необходимости он пользуется урожаем садов Ланки, но не разрушает самих садов; «Сказание» замечает, что во время продвижения войск на юг, войско пользовалось плодами земли, через которую проходило, но не опустошало её «чрезмерно» (III, 283, 21). Это вполне соответствует законам Аштамбхи, запрещавшим войску грабить мирное земледельческое население. «Сказание» сообщает нам также о существовании при войсках маркитантов (III, 283, 28). Мы узнаём, что у арийцев в те времена существовало мореходство, они уходили в море не только на плотах, но и на кораблях, как это видно из той же 283 главы, описывающей военный совет перед походом на Ланку.

Из других мест МБх-ы, в частности из «Путешествия Бхагавана», мы узнаём, что в те времена существовал строго определенный состав войск; полное войско называлось «четырехчленным» потому, что в него входили четыре составные части: пехота, кавалерия, войско на колесницах и на слонах. Из этих частей по численности основу составляла пехота, но придавалось огромное стратегическое значение колесницам. По-видимому, именно этот вид войск решал сражение, так как здесь находились лучшие воины и эпитет «великого колесничего» был равносилен эпитету «великий воитель». Предводители выезжали в битву на колесницах (ср., например, выезд Кумбхакарны, III, 287), выезд Арджуны (Бхагавадгита, I, 20–22 и пр.). Слоны в то время, по-видимому, играли меньшую роль, хотя уже столетия через полтора во время битвы с Александром Македонским у Инда этот вид войск решил исход сражения.

Из оружия, упоминаемого в Эпосе не всё удаётся отождествить с достаточной точностью; так, например, не ясно, что за оружие названо в «Сказании о Раме» «стосмертельным»; загадочны и «огненные стрелы», не раз упоминаемые в МБх-е, в частности в «Сказании о Раме» говорится, что Рама «зажег ими Ланку». Было бы слишком поверхностно понимать это указание, как простую метафору, и видеть в «горящих стрелах» лишь мифологический момент — стрелы громовника. Для такой метафоры должен быть реальный повод. Эпос знает целый ряд различных стрел, носящих специальные названия, и об огненных стрелах, которыми пользовались разные герои (Рама, Арджуна и др.), говорит совершенно определенно. Возможно, что эти зажигательные стрелы пускались с каким-то зажжённым горючим; так делали, например, византийцы. Исход сражения, как это обычно для войн прошлого, зачастую решал поединок между выдающимися воинами обеих ратей. В этом смысле поединки, описанные в последних главах «Сказания о Раме» ничем не отличаются от поединков под стенами Трои.

*

* *

На значение Рамаяны, как земледельческого мифа, указывалось в литературе давно. Во второй половине прошлого столетия исследователи увлекались солнечным мифом, отыскивали его всюду, где он есть и где его не было. Однако нельзя отрицать важное значение в фольклоре поэтического олицетворения явлений природы: чем ближе человек к природе, чем больше он слит с ней, тем больше он воспринимает всепроникающую Жизнь.

Уже простой анализ имен показывает, что историю Рамы и Ситы следует рассматривать и с точки зрения мифологизации явлений природы. Имя Сита значит Борозда, её мать — Земля, а отец — Джанака («Порождающий») вынул её из борозды, проведенной плугом.

Ситу, плодородие нивы, Равана «Вызывающий рыданья» увлекает за собой на палящий юг. Для Северо-Западной Индии юго-восточный ветер с пустынного, накаленного плоскогорья центральной части полуострова есть поистине «злой людоед», похищающий плоды полей. Борьба народа за плод борозды и символизировалась в борьбе Рамы за Ситу. Построение такой схемы не лишено оснований, в ней есть своя доля правды. Но её нельзя делать ведущей в истории Рамы и доказательством этому является то обстоятельство, что эта схема не получила дальнейшего развития в позднейшей санскритской литературе. По мере развития религиозно-философских спекуляций, вылившихся в прочную философскую систему, ещё и до ныне не утратившую своего значения для Индии, всё больше и больше развивалась мистическая концепция истории Рамы и Ситы. Из реального человека, вождя народа, Рама превратился в философскую абстракцию, в образ Абсолютного Духа, Абсолютной Реальности, а Сита — в символ индивидуальной души. Как шла такая эволюция можно проследить, сравнивая «Рамаяну» Вальмики, и особенно простое «Сказание о Раме» МБх-ы, с «Рамаяной» Тульси Даса, переведенной и обширно комментированной академиком Баранниковым.

…Поражает полное совпадение схемы «Повести о Раме» со схемой «Руслана и Людмилы» Пушкина (колдун похищает жену, муж отыскивает колдуна, сражается с ним и возвращает жену). Представляло бы большой литературоведческий интерес выяснить, какими путями дошла до Пушкина эта схема.

ПУТЕШЕСТВИЕ БХАГАВАНА

Вместе с «Кайратой» и «Восхождением на небо Индры» «Путешествие Бхагавана» относится к эпизодам основной тематики МБх-ы. «Путешествие Бхагавана» содержит много намёков на предшествующие события. Здесь выводятся фигуры, в которых читателю трудно будет разобраться без знакомства, хотя бы схематичного, с основным сюжетом поэмы, с её основными действующими лицами. Перевод I книги, сделанный Кальяновым, облегчит понимание предлагаемого эпизода. В предисловии и комментариях к этому переводу читатель найдёт нужные сведения, подробное изложение содержания поэмы. Однако для удобства чтения, здесь нужно напомнить основную схему. Разобраться в родственных отношениях отдельных лиц поможет прилагаемая схема родословной Бхаратов (по Дейссену), и толковый словарь имён и терминов, а также примечания, где приводятся все необходимые для понимания текста сведения.

«Путешествие Бхагавана» относится к V книге МБх-ы. Основное действие уже развернулось и близится великая битва на поле Куру. Эпизод повествует о последней попытке Шри Кришны сохранить мир.

Существует единый род Бхаратов, ведущий свой род от Солнца через Пуррураву и Урваши, прекрасную апсару, играющую такую видную роль в «Путешествии на небо Индры». Род этот к моменту действия поэмы разделился на две большие ветви потомков двух братьев, Дхритараштры и Панду. Хотя, широко говоря, всё это — бхараты, но в поэме принято под именем Бхаратов подразумевать потомков Панду, а под именем Кауравов — потомков Дхритараштры. Впрочем, этот принцип выдерживается не очень строго и в ту и в другую сторону.

После смерти раджи Панду, по различным сложным мотивам, достаточно подробно изложенным в «Путешествии Бхагавана», законным претендентом на престол является Юдхиштхира, а с ним остальные четыре его брата. Но старший сын Дхритараштры, Дурйодхана, решил всеми правдами и неправдами отбить у них вотчину. Во второй книге поэмы подробно повествуется, как он с помощью своих приспешников, в особенности Шакуни, и Карны, затянул Юдхиштхиру в игру в кости, которую вел бесчестно. Обманом он приводит Юдхиштхиру к полному проигрышу не только царства, но и собственной свободы и свободы своих братьев, которыми он распоряжается по праву старшего брата, заменяющего умершего отца, свободы их общей их жены Драупади. Победители с восторгом и издёвками притаскивают её в собрание и даже пытаются обнажить. Об этом моменте, как особенно оскорбительном, многократно упоминается в «Путешествии Бхагавана». Благодаря вмешательству Бхишмы, старшего в роде, рабство заменяется для всех братьев Пандавов и для их общей жены изгнанием в лес сроком на 12 лет с условием, что если их местопребывание будет открыто за это время, кауравы имеют право убить их, причём Пандавы не имеют права сопротивляться. По истечении 12 лет Пандавы могут жить в населенных местах, но ещё год они должны жить тайно: открытие их местонахождения влечет за собой