своего действия нетотализуемые структуры социума). В условиях капитализма, являющего собой, по Делезу и Гваттари, предельное отрицание всех предыдущих социальных формаций, степень удаленности «производства желания» от социального производства достигает высшей степени — степени полной несовместимости. Естественным продуктом детерритора-лизации желаний выступает «шизо-индивид», шизофреник — субъект декодированных потоков на «теле без органов». «Шизофреник расположен на пределе капитализма, представляя собой его зрелую тенденцию, прибавочный продукт, пролетария и ангела-истребителя» (Гваттари, Делез). Основанием же обстоятельства, что капитализм и шизофрения внешне выглядят как антиподы, считается стремление первого не столько кодировать и перекодировать потоки желаний, сколько установку на декодирование их. Шизофрения в этой диаде выступает как предел более высокого порядка, «внешний» предел, ибо она осуществляет процедуры декодирования на десоциализованном «теле без органов» в отличие от капитализма, который трансформирует потоки желания на «теле» капитала как детерриториализованного социуса. Капитализм в результате оказывается вынужденным адаптировать, аксиоматизировать и декодировать шизофренические реальности, будучи радикально идентичен шизофрении в поле деко-дировок и выступая ее антиподом в сфере репертуаров аксиоматизации: «Денежные потоки являют собой совершенно шизофренические реальности, но они существуют и функционируют лишь в рамках имманентной аксиоматики, которая заключает и отталкивает их реальность. Язык банкира, генерала, промышленника, чиновника… является совершенно шизофреническим, но статистически он работает лишь в рамках опошляющей его аксиоматики, ставящей его на службу капиталистическому строю…» (Делез, Гваттари). Авторы Ш., таким образом, интерпретируют свободное от нормативирую-щих структур общества поведение индивида, который может свободно реализовывать свои желания как «деконструиро-ванный субъект» — как «шизоидное»: но не в качестве поступков психически больного человека, а как линию поведения лица, сознательно отвергающего каноны общества в угоду своему естественному «производящему желанию», своему бессознательному. Требование слушаться голоса собственного «шизо-» (т.е. «шизомолекулы» — основания человека) ведет не просто к необходимости редуцировать из психической жизни нормативные конструкты, навязанные культурой, но, что еще более важно для понимания доктрины Ш., — к постулированию желательности максимального снижения роли разума, которую тот играет, выступая арбитром во всех связях и отношениях субъекта. Именно сознание (терминологически в Ш. не осуществляется разделения сознания и разума) как первоначальный репрессивный механизм сдерживает свободную деятельность «желающей машины». Бессознательное же, выступая по сути как «желающее производство», очищено, по версии Ш., от структурирующей роли разума и таким образом может характеризоваться как машинный процесс, не имеющий других причин своего возникновения, нежели он сам, и не имеющий, кроме этого, также и целей своего существования. Согласно Гваттари и Делезу, «речь идет не о том, чтобы биологизировать человеческую или антропологи-зировать естественную историю, но о том, чтобы показать общность участия социальных и органических машин в машинах желания». Безумная природа творческого преобразователя социальной действительности капиталистического общества стала в дальнейшем символом множества философских версий постструктурализма, а главным этапом в определении революционного субъекта, как «социального извращенца», стал провозглашенный в рамках традиции Ш. отказ разуму в его созидательной мощи и определение всей культуры, построенной по канонам рациональности, как тупиковой. Таким образом, Делез и Гваттари связали с личностным типом «шизо-» надежды на возможность освобождения человека и общества от репрессивных канонов культуры капитализма, являющих собой, согласно Ш., основополагающие причины процессов массовой невротизации людей. Пробуждение в индивидах имманентных «машин желания» сопряжено с высвобождением процессов «производства желания», разрушающих несвободу людей во всех ее формах (навязываемое структурное единство, индивидуализация, фиксированное тождество и т.п.). Такой освободительный потенциал, присущий «шизо-«, а также его способность к критическому, отстраненному анализу реальности — обусловливаются, по схеме Ш., еще и тем, что данный социально-психический тип мыслится как маргинальный субъект, не включенный в форматирующую сознание систему капиталистического общества и дистанцированный от нее. Главным способом высвобождения, раскрепощения желаний, согласно Ш., выступает «ускользание» от определенностей любого рода — определенностей как негативных, так и позитивных. Любая определенность, однозначность — это социальная ловушка: борьба никогда не является проявлением воли к власти. «Ускользание» индивидов разрушает тождественность общества в целом самому себе; по утверждению Делеза и Гваттари, «…порядочные люди говорят, что убегать не нужно, что это не эффективно, что необходимо трудиться во имя реформ. Но всякий революционер знает: ускользание революционно…». Лишь в рамках таких репертуаров индивидуального поведения (наиболее типичными примерами которых являются шизофрения, искусство и наука, ориентированные на процесс и производство, а не на цель и выражение) «производство желания» способно подчинить себе социальное производство. По схеме Гваттари и Делеза, «производство желания» неодномерно и плюралистично по своей структуре: целое в принципе не может объединять части, будучи потенциально способно лишь примыкать к ним: «…целое есть продукт, производимый как часть наряду с другими частями, которые оно не объединяет и не тотализует, но применяется к ним, устанавливая типы отклоняющейся коммуникации между несообщающимися сосудами, поперечное единство элементов, которые остаются полностью различными в своих собственных измерениях…». Несущей конструкцией теоретической схемы различения «производства желания» и социального производства в Ш. является отображение и фиксация природы и динамики всего существующего в границах гипотезы о существовании «молярных» и «молекулярных» образований. Шизофрения — это граница между «молекулярной» множественностью желаний и «молярной» организацией. «Молекулярная» организация интегрирована в «молярный» макромир общественных формаций, располагаясь в его основании: именно микробессознательные «сексуальные инвестиции» фундируют сознательные инвестиции экономических, политических и иных общественных макроструктур. По Делезу и Гваттари, «нет машин желания, которые бы существовали вне социальных машин желания, которые заполняют их в малых масштабах». Два этих уровня организации реальности, согласно Ш., выступают как предпочтительные по отношению к различным типам желающих субъектов. Молярные («макрофизические») совокупности, относящиеся к статистическому порядку «больших чисел», — поля действия для параноика. «Микрофизический» же уровень, лежащий вне «притоков больших чисел», — ориентир для шизофреника, при этом не менее сложный, чем в первом случае. Инвестиции в «производство желания» в контексте данного различения — оппозиционно разновекторны: «… один — это инвестиция группы-подчинения, вытесняющая желания личностей, другая — это инвестиция группы-субъекта в поперечных множественностях, относящихся к желанию как молекулярному явлению» (Делез, Гваттари). «Молярные» образования представлены индивидами, классами, государством, культурой и ее частными составляющими: наукой, искусством и т.д. К «молекулярным» же образованиям Ш. относит непосредственно сами «желающие машины», структурно разграниченные на отдельные элементы. Учитывая, что вышеохарактеризованное «тело без органов» содержит все возможные модели развития производственных связей и алгоритмы деятельности «машин желания», то, заключают Делез и Гваттари, «тело без органов» служит своеобразным агентом «молярных» образований. Оно останавливает деятельность «машин желания» или осуществляет «запись» производственных процессов на «тело без органов» таким образом, чтобы уже будучи «считываемыми», они не могли мыслиться иначе, как произведенными из «тела без органов». Вступая в эти отношения, «работающие органы» как бы «вступают в брак» со считанными моделями, технологиями или видами деятельности, а значит «машина желания» оказывается не в силах на свободное «самопроизводство бессознательного». «Молярные» образования образуют строгие структуры, важным качеством которых становятся уникальность и специфичность, в результате чего они ускользают от воздействия «молекулярных» систем и становятся инструментами подавления желаний. Согласно Ш., «молярные» системы через агента — «тело без органов» способны переходить на «молекулярный» уровень, т.обр. возникают всевозможные проникновения этих уровней друг в друга. «Молекулярные» системы, по модели Ш., нуждаются в «молярных», в существовании на уровне специфических, а не универсальных множеств. Необходимо обнаружение у каждого индивида собственной «машины желания»: «шизоаналитик — это механик, шизоанализ чисто функционален… он не может остановиться на герменевтическом (с точки зрения бессознательного) обследовании социальных механизмов…» (Гваттари, Делез). Ш. не претендует на статус политически ориентированной либо идеологически ангажированной философско-психоаналитиче-ской системы, он базируется на уверенности в абсолютном характере природы «машин желания». «Если мы призываем желание как революционную силу, то делаем это потому, что верим, что капиталистическое общество может выдержать множество проявлений интересов, но ни единого проявления желания, которое в состоянии взорвать его базовые структуры…» (Делез и Гваттари). В этом плане каждый человек, с точки зрения авторов Ш., потенциально обладает шансом начать жить согласно естественным законам желания, восстановив гармоничные отношения с природой, обществом и самим собой.