этом, а не в перераспределении богатств и
уравнивании классов, состоит новая стратификация развитого индустриального
общества.
Однако под консервативно настроеннной основной массой народа скрыта
прослойка отверженных и аутсайдеров, эксплуатируемых и преследуемых
представителей других рас и цветов кожи, безработных и нетрудоспособных. Они
остаются за бортом демократического процесса, и их жизнь являет собой самую
непосредственную и реальную необходимость отмены невыносимых условий и
институтов. Таким образом, их противостояние само по себе революционно,
пусть даже оно ими не осознается.
Это противостояние наносит системе удар снаружи, так что она не в силах
уклониться; именно эта стихийная сила нарушает правила игры и тем самым
разоблачает ее как бесчестную игру. Когда они (отверженные) объединяются и
выходят на улицы, безоружные, беззащитные, с требованием самых простых
гражданских прав, они знают, что столкнутся с собаками, камнями, бомбами,
тюрьмами, концентрационными лагерями и даже смертью. Но их сила стоит за
каждой политической демонстрацией жертв закона и существующего порядка. И
тот факт, что они уже отказываются играть в эту игру, возможно,
свидетельствует о том, что настоящему периоду развития цивилизации приходит
конец.
Нет оснований полагать, что этот конец будет благополучным. Обладая
значительными экономическими и техническими возможностями, существующие
общества уже вполне могут позволить себе пойти на приспособительные шаги и
уступки обездоленным, а их вооруженные силы достаточно натренированы и
оснащены, чтобы позаботиться об экстренных ситуациях. Однако призрак конца
цивилизации продолжает блуждать внутри и за пределами развитых обществ.
Напрашивается очевидная историческая параллель с варварами, некогда
угрожавшими цивилизованной империи; вторым периодом варварства вполне может
стать продолжение империи самой цивилизации. Но вполне вероятно, что
исторические крайности — высшая степень развития сознания человечества и его
наиболее эксплуатируемая сила — могут сойтись и на этот раз. Это — не более,
чем вероятность.
Критическая теория общества не располагает понятиями, которые могли бы
перебросить мост через пропасть между его настоящим и будущим; не давая
обещаний и не демонстрируя успехов, она остается негативной. Таким образом,
она хочет сохранить верность тем, кто, уже утратив надежду, посвятил и
продолжает посвящать свои жизни Великому Отказу. В начале периода фашизма
Вальтер Беньямин написал:
Nur urn der Hoffnungslosen wiUen ist uns die Hoffnung gegeben.
Только ради потерявших надежду дана нам надежда.