извне. Скорее это собственный ответ литературы на
угрозу тотального бихевиоризма — попытка спасти ра-
циональность негативного, в которой великая <консерва- тивная> сила литературы объединяется с радикальным
активизмом. Поль Валери настаивает на приверженнос-
ти поэтического языка отрицанию. На этом языке стихи
^ Они говорят
о том, что, отсутствуя, преследует утвердившийся уни-
версум как его возможность, подвергаемая табуиро-
1 ИМ., р. 76.
2 Had., р. 63.
^ Говорят <лишь о предметах отстутствующих> (фр.). См. П.Валери,
Поэзия и абстрактная мысль//П.Валери, 06 искусстве, М» 1993, с. 323.
87
- Одномерное общество
ванию с наибольшей суровостью,-ни ад и ни рай,
ни добро и ни зло, но всего лишь . Таким
образом, поэтический язык говорит о том, что принад-
лежит этому миру, что видимо, осязаемо, слышимо
в человеке и природе — но также и о том, чего нельзя
ни увидеть, ни коснуться, ни услышать.
Творя посредством представления того, что отсут-
ствует, поэтический язык как язык познания способ-
ствует подрыву положительности (the positive). Поэзия
в своей поэтической функции выполняет великую за-
дачу мышления’.
ie travail qui fait vivre en nous ce qui n’existe pas’.
Понятие <вещей отсутствующих> подтачивает власть
вещей существующих; более того, это — проникнове-
ние иного порядка в уже существующий — ^.
Способность поэтического языка выразить этот дру-
гой порядок, который является трансцендированием в
пределах единого мира, зависит от трансцендирующих
элементов в обычном языкез. Однако тотальная моби-
лизация всех средств массовой информации для защиты
существующей действительности привела к такому со-
гласованию выразительных средств, что сообщение транс-
цендирующего содержания стало технически неосуще-
ствимым. Призрак, не покидавший художественное со-
знание со времен Малларме,- невозможность избежать
овеществления языка, невозможность выразить нега-
1 Усилие, которое <наделяет в нас жизнью несуществующее> (фр-)-
См. там же, с. 331.
2 <Рождение мира> (фр.). См. там же, с. 326.
^ См. ниже гл. 7.
88
- Победа над несчастным сознанием
тивное — перестал быть призраком. Эта невозможность
материализовалась.
Для подлинно авангардных литературных произве-
дений само разрушение становится способом общения.
В лице Рембо, а затем дадаизма и сюрреализма лите-
ратура отвергает саму структуру дискурса, который на
протяжении всей истории культуры связывал художес-
твенный и обыденный языки. Система суждений^ (в
которой единицей значения является предложение) бы-
ла тем посредником, который делал возможными встре-
чу, общение и сообщение двух измерений реальности.
К этому средству выражения прибегали равно самая
возвышенная поэзия и самая низкая проза. Однако
позднее современная поэзия <разрушила реляционные связи языка и превратила дискурс в совокупность оста- новленных в движении слов>2.
Слово отвергает объединяющие, осмысливающие пра-
вила предложения. Оно взрывает предустановленную
структуру значения и, превращаясь в <абсолютный объ- ект>, становится знаком невыносимого, самоуничтожа-
ющегося универсума — дисконтинуума. Такой подрыв
лингвистической структуры предполагает переворот в
переживании природы:
Природа здесь превращается в разорванную совокупность
одиноких и зловещих предметов, ибо связи между ними имеют
лишь потенциальный характер; никто не подбирает для этих
предметов привилегированного смысла, не подыскивает им упо-
требления или использования, не устанавливает среди них иерархи-
ческих отношений, никто не наделяет их значением, свойственным
1 См. ниже гл. 5.
2 P. Барт, Нулевая степень письма/’/Семиотика, М» 1983, с. 331
(курсив мой). (Цитата несколько изменена.- Прим. перев).
89
- Одномерное общество
мыслительному акту или практике человека, а значит, в конечном
счете, не наделяет их человеческой теплотой… Эти слова-объек-
ты, лишенные всяких связей, но наделенные неистовой взрыв-
чатой силой… Эти поэтические слова нс признают человека:
каша современность не знает понятия поэтического гуманизма:
эта вздыбившаяся речь способна наводить только ужас, ибо ее
цель не в том, чтобы связать человека с другими людьми, а в
том, чтобы явить ему самые обесчеловеченные образы При-
роды — в виде небес, ада, святости, детства, безумия, наготы
материального мира и т.п.’
Традиционные средства искусства (образы, гармонии,
цвета) вновь появляются только как <цитаты>, останки
прежнего значения в контексте отказа. Таким образом,
сюрреалистические картины
являются воплощением того, что функционализм прикрывает
посредством табу, ибо оно напоминает ему о его овеществляющей
сущности и о том, что его рациональность неисправимо ир-
рациональна. Сюрреализм собирает то. в чем функционализм
отказывает человеку; искажения здесь суть свидетельства того,
во что табу превратило предмет желания. С их помощью сюр-
реализм спасает отжившее, альбом идиосинкразий, в которых
требование счастья дышит тем, что отнято у человека в его
собственном технифицированном мире.»
Другой пример — произведения Бертольда Брехта,
которые сохраняют , содержащий-
ся в романсе и киче (лунное сияние и синее море;
мелодия и уютный дом; любовь и верность), превращая
его в политический фермент. Его персонажи поют об
утраченном рае и незабываемой мечте ( <Jedoch eines Tages, und
1 Там же, с. 332.
2 Theodor W. Adomo, Noten zur literatur. (Berlin-Frankfurt, Sulirkamp,
1958), S. 160.
90
- Победа над несчастным сознанием
der Tag war blau>. . . .)* -но в то же время это песня
жестокости и жадности, эксплуатации, обмана и лжи.
Обманутые поют о своем обмане, но тем самым они
как бы учатся (или научились) понимать причины,
потому что только так они могут вернуть истину своей
мечты.
Усилия вновь обрести Великий Отказ в языке лите-
ратуры обречены на то, чтобы быть поглощенными тем,
что они пытаются опровергнуть. В качестве современ-
ных классиков авангардисты и битники равно выпол-
няют развлекательную функцию, так что спокойная
совесть людей доброй волн может чувствовать себя в
безопасности. Технический прогресс, облегчение ни-
щеты в развитом индустриальном обществе, завоевание
природы и постепенное преодоление материального не-
достатка — таковы причины и поглощения литературы
[одномерным обществом], и опровержения отказа, и, в
конечном счете, ликвидации высокой культуры.
Лишая значения издавна хранимые образы транс-
цендирования путем встраивания их в безграничную
повседневную реальность, общество тем самым свиде-
тельствует о том, насколько возросла способность управ-
лять неразрешимыми конфликтами — насколько траге-
дия и романтическая ностальгия, архетипические мечты
и тревоги стали подвластными техническому разре-
шению и разрушению. Дон Жуан, Ромео, Гамлет, Фауст,
- <И вот вам лупа над Сохо>, <Но в одни прекрасный безоблачный день>, <Давным-давно в былые времена>, <И корабль под семью пару- сами>, <Под древней луной Вильбао, где еще живет любовь>.
91
/. Одномерное общество
как и Эдип, стали пациентами психиатра. Правители,
решающие судьбы мира, теряют свои метафизические
черты. Непрерывно фигурирующая по телевидению, на
пресс-конференциях, в парламенте и на публичных ме-
роприятиях их внешность теперь вряд ли пригодна для
драмы, кроме драматического действия в рекламном
ролике’, в то время как последствия их действий далеко
превосходят масштаб драмы.
Установки бесчеловечности и несправедливости по-
рождаются рационально организованной бюрократией,
жизненный центр которой, однако, скрыт от взора. Душе
оставлено немного таких тайн, которые нельзя было
бы хладнокровно обсудить, проанализировать и вынести
на голосование. Одиночество, важнейшее условие спо-
собности индивида противостоять обществу, ускользая
из-под его власти, становится технически невозможным.
Теперь, когда логический и лингвистический анализ
показал иллюзорность старых метафизических проблем,
поиск <смысла> вещей может быть переформулирован
как поиск смысла слов, в то время как существующий
универсум дискурса и поведения может предоставить
безукоризненные и адекватные критерии ответа.
В этом рациональном универсуме всякая возмож-
ность ухода блокируется размером и оснащенностью
его аппарата. В своем отношении к действительности
повседневной жизни высокая культура прошлого озна-
чала множество вещей: оппозицию и украшение, протест
и резиньяцию. Но прежде всего она создавала види-
мость царства свободы: отказ повиноваться. Подавить
1 Еще существует легендарный революционный герой, способный
устоять перед телевидением и прессой — в мире <слаборазвитых> стран.
92
- Победа над несчастным сознанием
такой отказ невозможно без компенсации, которая обе-
щает большее удовлетворение/чем сам отказ. Преодо-
ление и унификация противоположностей, которые на-
ходят свой идеологический триумф в трансформации
высокой культуры в поп-культуру, осуществляются на
материальной основе увеличивающегося удовлетворения.
Именно эта основа открывает возможность стремитель-
ной десублимации.
Художественное отчуждение является сублимацией.
Оно создает образы условий, непримиримых с утвер-
дившимся Принципом Реальности, к которым, однако,
именно как к культурным образам общество относится
толерантно и даже находит им применение, тем самым
их обесценивая. Вносимые в атмосферу кухни, офиса,
магазина, используемые в коммерческих и развлека-
тельных целях, они как бы претерпевают десублимацию,
т.е. замещение опосредованного удовлетворения непо-
средственным. Однако эта десублимация осуществля-
ется с <позиции силы>, со стороны общества, которое
теперь способно предоставить больше, чем прежде, по-
тому что его интересы теперь стали внутренними по-
буждениями его граждан и потому что предоставляемые
им удовольствия способствуют социальной сплочен-
ности и довольству.
Принцип Удовольствия поглощает Принцип Реально-
сти: происходит высвобождение (или скорее частичное
освобождение от ограничений) сексуальности в соци-
ально конструктивных формах. Это понятие предполагает
существование репрессивных форм десублимации’, в
сравнении с которыми сублимированные побуждения
1 См. мою кнн1у <Эрос и цивилизация*-, в особенности гл. 10.
93
- Одномерное общество
и цели содержат больше свободы и более решительный
отказ скрывать социальные табу. Кажется, что репрес-
сивная десублимация происходит прежде всего в се-
ксуальной сфере, и в случае с десублимацией высокой ^
культуры она является побочным продуктом форм соци-
ального контроля технологической реальности, расширя-
ющей свободу и одновременно усиливающей господство.
Эту связь между десублимацией и технологическим
обществом, вероятно, лучше всего может осветить об-
суждение изменений в социальном использовании энер-
гии инстинктов.
В этом обществе не всякое время, потраченное на
обслуживание механизмов, можно назвать рабочим вре-
менем (т.е. лишенным удовольствия, но необходимым
трудом), как и не всякую энергию, сэкономленную
машиной, можно считать энергией труда. Механизация
также <экономит> либидо, энергию Инстинктов Жизни,
т.е. преграждает ей путь к реализации в других формах.
Именно это зерно истины заключает в себе романтичес-
кое противопоставление современного туриста и бро-
дячего поэта или художника, сборочной линии и ремес-
ла, фабричной буханки и домашнего каравая, парусника
и моторной лодки и т.п. Да, в этом мире жили нужда,
тяжелый труд и грязь, служившие фоном всевозможных
утех и наслаждений. Но в этом мире существовал также
<пейзаж>, среда либидозного опыта, которого нет в
нашем мире.
С его исчезновением (послужившим исторической
предпосылкой прогресса) целое измерение человечес-
кой активности и пассивности претерпело деэротизацию.
94
- Победа над несчастным сознанием
Окружающая среда, которая доставляла индивиду удо-
вольствие — с которой он мог обращаться почти как
с продолжением собственного тела,- подверглась жест-
кому сокращению, а, следовательно, сокращение пре-
терпел и целый либидозно наполняемый <универсум>.
Следствием этого стали локализация и сужение либидо,
а также низведение эротического опыта и удовлетво-
рения до сексуального^
Если сравнить, к примеру, занятие любовью на лугу
и в автомобиле, во время прогулки любовников за
городом и по Манхэтгэн-стрит, то в первых примерах
окружающая среда становится участником, стимулирует
либидозное наполнение и приближается к эротическому
восприятию. Либидо трансцендирует непосредственно
эрогенные зоны, т.е. происходит процесс нерепрессив-
ной сублимации. В противоположность этому, меха-
низированная окружающая среда, по-видимому, пре-
граждает путь такому самотрансцендированию либидо.
Сдерживаемое в своем стремлении расширить поле эро-
тического удовлетворения, либидо становится менее
<полиморфным> и менее способным к эротичности за
пределами локализированной сексуальности, что при-
водит к усилению последней.
Таким образом, уменьшая эротическую и увеличивая
сексуальную энергию, технологическая действительность
ограничивает объем сублимации, а также сокращает по-
требность в ней. Напряжение в психическом аппарате
^ В соответствии с терминологией, используемой в поздних работах
Фрейда.- сексуальность является <специализированным> частным вле-
чением, в то время как Эрос — влечением всего организма.
95
- Одномерное общество
между объектом желания и тем, что разрешено, по-
видимому, значительно снижается, и Принцип Реаль-
ности больше не требует стремительной и болезненной
трансформации инстинктивных потребностей. Индивид
должен приспособиться к миру, который уже, кажется,
не принуждает к отказу от глубинных потребностей,
миру, который утратил враждебность.
Преформирование подготавливает организм к спон-
танному принятию предложенного. В той мере, в какой
большая свобода ведет скорее к сужению, чем к рас-
ширению и развитию инстинктивных потребностей и
действует скорее в пользу, чем против status quo общего
подавления,- можно говорить об <институционализи- рованной десублимации>. Именно она, по-видимому,
становится первостепенным фактором формирования
авторитарной личности в наше время.
Часто отмечалось, что развитая индустриальная ци-
вилизация предоставляет большую степень сексуальной
свободы — <предоставляет> в том смысле, что послед-
няя получает рыночную стоимость и становится факто-
ром [развития] общественных нравов. Не прекращая
быть инструментом труда,
