привела к ее ис-
толкованию в терминах математических структур, отде-
лила действительность от всех присущих ей целей и,
следовательно, отделила истину от добра, науку от эти-
ки. Не имеет теперь значения, как наука определяет
объективность природы и взаимосвязи между ее час-
тями, ибо она не в состоянии научно постигать ее в
терминах <конечных причин>. Не важно также, на-
сколько конститутивной может быть роль субъекта как
пункта наблюдения, измерения и исчисления, если этот
субъект не играет никакой научной роли как этический,
эстетический или политический агент. Напряжение
между Разумом, с одной стороны, и потребностями .и
желаниями основного населения (которое чаще бывает
объектом и редко субъектом Разума), с другой, сопут-
ствовало философской и научной мысли с самого на-
чала. <Природа вещей>, включая общество, была опре-
делена так, чтобы оправдать подавление как совершенно
разумное. Истинные же знание и разум требуют гос-
подства над чувствами — если не освобождения от них.
Уже у Платона союз Логоса и Эроса вел к преобладанию
Логоса; у Аристотеля отношение между богом и движи-
мым им миром <эротично> только в смысле аналогии.
В дальнейшем непрочная онтологическая связь между
Логосом и Эросом рвется, и научная рациональность
рождается уже как существенно нейтральная. То, к чему
может стремиться природа (включая человека), может
быть рационально понято наукой только в терминах 193 II. Одномерное мышление общих законов движения — физических, химических
или биологических. За пределами этой рациональности человек живет в
мире ценностей, а ценности, отделенные от объективной
реальности, становятся субъективными. Единственный
путь сохранить за ними некую абстрактную и без-
вредную значимость — метафизическая санкция (бо-
жественный или естественный закон). Но такая санкция
неверифицируема, а значит, не имеет отношения к объ-
ективной действительности. Ценности могут обладать
высоким достоинством (моральным и духовным), но
они не действительны и, следовательно, немногого сто-
ят в делах реальной жизни — и тем меньше, чем выше
они подняты над действительностью. Такой же дереализации подвергаются все идеи, ко-
торые по самой своей природе не поддаются верифика-
ции научными методами. Независимо от того, насколько
они могут быть признаны, почитаемы и освящены в
их собственной правоте, такого рода идеи страдают
пороком необъективности. Но именно недостаток объ-
ективности превращает их в движущие силы социаль-
ного сплачивания. Гуманистические, религиозные и мо-
ральные идеи — не более чем <идеалы>, которые не
доставляют больших хлопот установившемуся жизнен-
ному укладу и которые не теряют своего значения от
того, что они находятся в противоречии с поведением,
диктуемым ежедневными потребностями бизнеса и по-
литики. Если Добро и Красота, Мир и Справедливость не-
выводимы ни из онтологических, ни из научных поло-
жений, то их всеобщая значимость и действительность 194 От негативного мышления к позитивному не могут получить логического обоснования. В терминах
научного разума они остаются делом предпочтения, и
никакое воскрешение аристотелевской или томистской
философии не может спасти ситуации, ибо обоснование
ценностей научной рациональностью a priori отвергнуто
научным разумом. Ненаучный характер этих идей фа-
тально ослабляет их противостояние существующей ре-
альности; идеи становятся просто идеалами, а их кон-
кретное критическое содержание испаряется в этичес-
кую или метафизическую атмосферу. Однако, как это ни парадоксально, объективный мир,
за которым признаются только количественно опре-
делимые качества, в своей объективности становится
все более зависимым от субъекта. Этот долгий процесс
начинается с алгебраизации геометрии, заменяющей
<визуальные> геометрические фигуры чисто мысли-
тельными операциями. Свое крайнее выражение это
получает в некоторых концепциях современной научной
философии, которые все содержание физической науки
стремятся разложить на математические или логические
отношения. Разлагается, кажется, само понятие объ-
ективной субстанции, противопоставляемой субъекту.
У ученых и философов самых разных направлений
возникают сходные гипотезы, исключающие конкрет-
ные виды сущего. Например, физика <не измеряет объективных свойств внешнего и материального мира — они возникают лишь как результат выполнения соответствующих операций>’.
Объекты продолжают существовать только как <удоб- 1 Herbert Dingier, Nature, vol. 168 (1951), p. 630. 195 II. Одномерное мышление ные посредники>, как устаревшие <культурные посту- латы>’. Плотность и непроницаемость вещей испаряет-
ся: объективный мир теряет свой <сопротивляющийся>
(objectionable) характер, свою противоположность субъ-
екту. Испытывая недостаток в интерпретации в тер-
минах пифагорейско-платонической метафизики, ма-
тематизированная Природа, научная действительность
становится, по-видимому, идеациональной действитель-
ностью*. Такие утверждения суть крайности, которые отвер-
гаются более консервативными интерпретациями, на-
стаивающими на том, что суждения современной фи-
зики относятся все же к <физическим вещам>2. Однако
физические вещи оказываются <физическими события- ми>, и тогда суждения относятся к (и только к) свой-
ствам и отношениям, характеризующим разнообразные
виды физических объектов и процессов^. По утверж-
дению Макса Борна: 1 Куайн рассматривает <миф физических объектов> и говорит, что
<в смысле эпистемологического обоснования физические объекты и [гомеровские] боги отличаются только степенью, а не качественно> (там
же). Но миф физических объектов эпистемологически важнее <тем, что он оказался более эффективным, чем другие мифы, как инструмент внедрения поддающейся контролю структуры в поток опыта>. В этой
оценке научной концепции в терминах <эффективный>, <инструмент>,
<поддающийся контролю> раскрываются ее манипулятивно-технологи-
ческие элементы… W.V.O.Quine, From a Logical Point of View, Cambridge,
Harvard Univ.Press (1953), p. 44. 2 H. Reichenbach, in Philipp G. Frank (ed.) The Validation of Scientific
Theories (Boston, Beacon Press, 1954), p. 85 f. (quoted by Adolf GrOnbaum.). 3 Adolf GrOnbaum, iUd., S. 87w. T.e. теоретической конструкцией, которая служит целям научного
познания и (как показывает дальше автор) целям практического заво-
евания природы и которую нельзя назвать реальной вещью, вещью
самой по себе. Термин Э.Гуссерля. 196 От негативного мышления к позитивному …теория относительности …никогда не отказывалась от попы-
ток приписывать [какие-либо] свойства материи… [Но] часто
измеримое количество является не свойством объекта, а свой-
ством его отношения к другим объектам …Большая часть изме-
рений в физике имеет дело не с самими нас интересующими
объектами непосредственно, а с некоторого рода их проекцией,
где это слово понимается в самом широком смысле.’ Так же и у Гейзенберга: То, что мы устанавливаем математически, лишь в малой
степени является <объективным фактом>, большей частью —
это обзор возможностей.^ Теперь <события>, <отношения>, <проекции>, <воз- можности> могут иметь объективное значение только
для субъекта — и не только с точки зрения наблюда-
емости и измеримости, но и с точки зрения самой
структуры события или отношения. Иными словами,
вовлеченный в них субъект играет конституирующую
роль — как возможный субъект, для которого некото-
рые данные должны или могут быть мыслимы как
событие или отношение. Если это так, то по-прежнему
сохраняет свою силу утверждение Райхенбаха о том,
что высказывания в физике могут быть сформулирова-
ны безотносительно к действительному наблюдателю,
а <возмущение посредством наблюдения> вызывается
не наблюдателем, а инструментом как <физическим объектом>^ Разумеется, мы можем принять то, что выведенные
математической физикой уравнения выражают (фор- 1 lUd., S. 88w. (курсив мой). « <Uber den Begriff «Abgeschlossene Theorie»*//Dialectica, Bd.ll, I,
1948, S. 333. 3 Philipp G. Frank, loc. at., p. 85.
197 II. Одномерное мышление мулируют) действительное расположение атомов, т. е.
объективную структуру материи. Безотносительно к ка-
кому бы то ни было наблюдению и измерению <вне>
субъекта А может <включать> В, <предшествовать> В,
<иметь результатом> В; В может располагаться <между>
С, может быть <больше, чем> С, и т.п.- для этих
отношений по-прежнему оставалось бы верным то, что
они предполагают местонахождение, различение и тож-
дество в различии А, В, С. Таким образом, за ними
предполагается возможность (capasity) быть тождест-
венными в различии, быть соотнесенными с чем-либо
специфическим способом, быть сопротивляющимися
другим отношениям и т.п. Только эта возможность
была бы присуща самой материи, и тогда сама материя
объективно обладала бы структурой сознания — оче-
видно, что эта интерпретация содержит сильный эле-
мент идеализма: …неодушевленные предметы так, как они существуют, непос-
редственно соответствуют (are integrating) уравнениям, о кото-
рых они не имеют представления. В субъективном смысле при-
роде не присуще сознание (is not of the mind) — она не мыслит
математическими понятиями. Но в объективном смысле природа
связана с сознанием — и ее можно мыслить с помощью мате-
матических понятий^ Менее идеалистическая интерпретация предложена
Карпом Поппером^ который полагает, что в своем исто-
рическом развитии физическая наука вскрывает и опре- 1 C.F. von WeizsScker, The History of Nature (Chicago: University of
Chicago Press, 1949), p. 20. 2 В кн.: British Philosophy in the Mid-Century (N.Y.: Macrnillan, 1957),
ed. by C.A. Mace, p. 155 ff. Также: Maroi Bunge, Metasdentific Queries
(Springfield, III.: Charles C.Thomas,1959), p. 108 ff. 198 От негативного мышления к позитивному деляет различные слои одной и той же объективной
реальности. В этом процессе исторически исчерпанные
(surpassed) понятия отбрасываются, и их направлен-
ность усваивается приходящими им на смену. Такая
интерпретация, как нам кажется, имеет в виду прогресс
в направлении подлинной сердцевины действительно-
сти, т.е. к абсолютной истине. ‘В противном случае
действительность может оказаться лишенной сердце-
вины, а, следовательно, опасности подвергается само
понятие научной истины. Я не утверждаю, что философия современной физики
отрицает или хотя бы подвергает сомнению реальность
внешнего мира, скорее, тем или иным способом, она
временно откладывает суждение о том, какова эта дей-
ствительность сама по себе, или считает сам вопрос
лишенным значения и неразрешимым. Претворенное в
методологический принцип, это откладывание имеет
двоякие следствия: (а) оно усиливает сдвиг теорети-
ческого акцента с метафизического <Что есть..?> (ri
eoriv) в сторону функционального <Каким образом..?>
и (Ь) устанавливает практическую (хотя ни в коем
случае не абсолютную) достоверность, которая в своих
операциях с материей ничем не обязана какой-либо
субстанции вне операционального контекста. Иными
словами, теоретически для трансформации человека и
природы не существует других объективных пределов,
кроме заданных самой грубой фактичностью материи,
ее по-прежнему несломленным сопротивлением знанию
и управлению. В той степени, в какой эта концепция
становится применимой и эффективной в реальности, 199 II. Одномерное мышление последняя превращается в (гипотетическую) систему
средств; метафизическое <бытие-как-таковое> уступает
место <бытию-инструменту>. Более того, эта концепция,
которая доказала свою эффективность, действует как
некое a priori’, она предопределяет опыт, проектирует
направление преобразования природы — она органи-
зует целое. Мы только что увидели, что современная философия
науки как бы ведет борьбу с элементом идеализма и
в своих крайних формулировках приближается пугаю-
ще близко к идеалистическому пониманию природы.
Однако новый способ мышления вновь возвращает иде-
ализму его позиции. Гегель кратко изложил идеали-
стическую онтологию следующим образом: если Разум
представляет собой общий знаменатель субъекта и объ-
екта, то только как синтез противоположностей. Имен-
но посредством этой идеи, пропитанной конкретностью,
онтология сумела уразуметь напряжение между субъ-
ектом и объектом. Действительность Разума представ-
ляла собой своего рода проигрывание этого напряжения
в природе, истории, философии. Таким образом, даже
самые крайние монистические системы сохраняли идею
субстанции, которая развертывает себя в субъекте и
объекте — идею антагонистической действительности.
Современная философия науки, в которой научный дух
значительно ослабил этот антагонизм, вполне может
начинать с понятия двух субстанций, res cogitans и res
extensa — но, поскольку раздвинутая материя поддает-
ся познанию в математических уравнениях, которые,
будучи перенесенными в технологию, <преобразуют> 200 От негативного мышления к позитивному эту материю, res extensa теряет свой характер неза-
висимой субстанции. Старое деление мира на объективные процессы в пространстве
и времени и на сознание, которое эти процессы отражает —
другими словами, картезианское различение между res cogitans
и res extensa — больше не является подходящим исходным
пунктом для нашего понимания современной науки.’ Картезианское деление мира также было подвергнуто
сомнению, которое исходило из его собственных осно-
ваний. Гуссерль указывал, что картезианское Эго было,
в конце концов, не действительно независимой суб-
станцией, а скорее <остатком> или пределом кванти-
фикации; по-видимому, в картезианской концепции а
priori доминировала галилеевская идея мира как <все- общей и абсолютно чистой> res extensa . В таком случае
картезианский дуализм был бы обманчивым, а