лишь <выходя за их пределы>. Опыт совершается
перед опущенным занавесом, и если мир — лишь внеш-
няя сторона чего-то, что находится за занавесом, то,
говоря словами Гегеля, именно мы сами находимся за
занавесом. Мы сами — не в качестве субъектов здра-
вого смысла, как в лингвистическом анализе, и не в
качестве <очищенных> субъектов научных измерений,
но в качестве субъектов и объектов исторической борь-
бы человека с природой и обществом. И факты суть
то, что они есть, именно как события этой борьбы. Их
фактичность — в их историчности, даже тогда, когда
речь идет о факте дикой, непокоренной природы. В этом интеллектуальном развеществлении и даже
ниспровержении данных фактов и состоит историческая
задача философии и философского измерения. Науч-
ный метод также идет дальше и даже против фактов
непосредственного опыта. Он развивается в напряжении
между внешностью и действительностью. Однако опо-
средование субъекта и объекта мышления носит суще-
ственно иной характер. Инструментом науки является 243 II. Одномерное мышление наблюдающий, измеряющий, вычисляющий, экспери-
ментирующий субъект, лишенный всех прочих качеств;
абстрактный субъект проектирует и определяет абстрак-
тный объект. Напротив, объекты философского мышления соот-
несены с сознанием, для которого конкретные качества
входят в понятия и отношения между ними. Фило-
софские концепции схватывают и эксплицируют те до-
научные опосредования (ежедневную практику, эко-
номическую организацию, политические события), ко-
торые сделали объект-мир таким, каков он на самом
деле,- миром, в котором все факты суть события,
происшествия в историческом континууме. Отделение науки от философии само по себе явля-
ется историческим событием. Аристотелевская физика
была частью философии и, как таковая, преддверием
<первой науки> — онтологии. Аристотелевское поня-
тие материи отличается от галилеевского и постгалиле-
евского не только в смысле различных этапов в раз-
витии научного метода (и в исследовании различных
<слоев> действительности), но также, и, вероятно, преж-
де всего, в смысле различных исторических проектов,
иной исторической практики (enterprise), сформировав-
шей как иную природу, так и иное общество. Новое
переживание и понимание природы, историческое ста-
новление нового субъекта и объекта-мира делает аристо-
телевскую физику объективно неверной, причем фаль-
сификация аристотелевской физики распространяется
назад, в прошлые и преодоленные опыт и понимание*. 1 См. главу 6 выше, в особенности с. 216. 244 Триумф позитивного мышления: одномерная философия Но независимо от того, интегрируются они наукой
или нет, философские понятия остаются антагонистич-
ными царству обыденного дискурса, ибо они сохраняют
в себе содержание, которое не реализуется ни в слове
разговора, ни в публичном поведении, ни в могущих
быть воспринятыми условиях или преобладающих при-
вычках. Философский универсум, таким образом, по-
прежнему включает в себя <призраки>, <фикции> и
<иллюзии>, которые могут быть более рациональными,
чем их отрицание, поскольку они являются понятиями,
распознающими ограниченность и обманчивость господ-
ствующей рациональности. Они выражают опыт, отвер-
гаемый Витгенштейном,- а именно, то, что <вопреки нашим предвзятым идеям, вполне допустимо мыслить «такой-то» (such-and-such), что бы это ни значило>’. Пренебрежение или устранение этого специфическо-
го философского измерения привело современный по-
зитивизм в синтетически обедненный мир академичес-
кой конкретности, к созданию еще более иллюзорных
проблем, чем те, которые он разрушил. Философия
редко демонстрирует более неискренний esprit de se-
rieux*, чем обнаруживаемый в анализах вроде интерпре-
тации <Трех слепых мышек> в исследовании <Метафи- зического и идеографического языка>, с его обсуждением
<искусственной Троичной ассиметричной последователь- ности принципа-Слепоты-Мышиности, сконструирован- ной в соответствии с чистым принципом идеографии>^ 1 Witgenstein, foe. dt., p. 47. 2 Margaret Mastennan, in: British Philosophy in the Mid-Century, ed.
C. A. Mace (London, Alien and Unwin, 1957), p. 323. Дух серьезности (фр.).
245 II. Одномерное мышление Возможно, этот пример несправедлив. Но вполне
справедливым будет указание на то, что самая заумная
метафизика не демонстрировала таких искусственных
хлопот с жаргоном, вроде тех, которые возникли в
связи с проблемами редукции, перевода, описания, озна-
чивания, имен собственных и т.д. Причем в примерах
искусно сбалансированы серьезное и смешное: разница
между Скоттом и автором <Уэверли>; лысина нынеш-
него короля Франции; состоявшаяся или не состояв-
шаяся встреча Джо Доу с <рядовым налогоплатель- щиком> Ричардом Роу на улице; поиск мною здесь и
теперь кусочка красного и высказывание <это красное>;
или обнаружение того факта, что люди часто описывают
чувства как дрожь, приступы боли, угрызения совести,
лихорадку, тоску, зуд, озноб, жар, тяжесть, тошноту,
страстное желание, оцепенение, слабость, давление, тер-
зание и шок’*. Этот вид эмпиризма взамен ненавистного мира при-
зраков, мифов, легенд и иллюзий преподносит мир
умозрительных или чувственных осколков, слов и вы-
ражений, которые впоследствии организуются в фило-
софию. И все это не только легитимно, но, пожалуй,
даже правильно, поскольку обнаруживает то, насколько I Gilbert Ryle, The Concept of Mind, loc.cit., p. 83 f. В английском языке эти слова (дрожь, волнение), ,
, (угрызения совести), (щемящая тоска),
(зуд), (покалывание), (озноб, лихорадка),
(жар), (бремя, тяжесть), (ужас, тошнота),
(страстное желание), (слабость), (на-
пряжение), (терзание), (шок) описывают душевные
движения через описание физических явлений. В данном случае они
все стоят во множественном числе, что свидетельствует об их употреб-
лении в переносном смысле. 246 Триумф позитивного мышления: одномерная философия неоперациональные идеи, стремления, воспоминания и
образы обесценились и стали иррациональными, пута-
ными или бессмысленными. Расчищая этот беспорядок, аналитическая филосо-
фия концептуализирует поведение в современной тех-
нологической организации действительности, но при
этом она соглашается с вердиктами этой организации;
развенчивание старой идеологии становится частью но-
вой идеологии. Причем развенчиваются не только ил-
люзии, но и все истинное в этих иллюзиях. Новая
идеология находит свое выражение в утверждениях
типа <философия лишь констатирует то, что признается всеми>, или объявляет, что наш общий словарный запас
включает в себя <все отличительные признаки, которые люди сочли заслуживающими внимания>. Что представляет собой этот <общий запас>? Вклю-
чает ли он платоновскую <идею>, аристотелевскую <су- щность>, гегелевский Geist, Verdinglichung* Маркса (хотя
бы в сколько-нибудь адекватном переводе)? Включает
ли он ключевые слова поэтического языка? Сюрре-
алистической прозы? И если это так, то содержатся
ли они в нем в негативном смысле — т.е. как вскрытие
недействительности универсума общепринятого слово-
употребления? Ведь если нет, то весь комплекс отличи-
тельных признаков, который люди сочли заслужива-
ющим внимания, оказывается отброшенным в область
вымысла или мифологии; увечное, ложное сознание
провозглашается истинным сознанием, которому предо-
ставлено право распоряжаться значением и выражением Овеществление (нем.). 247 II. Одномерное мышление того, что есть. Все остальное объявляется — и этот
приговор принимается — вымыслом или мифологией. Однако неясно, какая из сторон переходит в мифо-
логию. Разумеется, мифология, в собственном смыс-
ле,- это примитивное и неразвитое мышление, и циви-
лизационный процесс разрушает миф (что почти входит
в определение прогресса). Но он также способен воз-
вратить рациональное мышление в мифологическое со-
стояние. В последнем случае теории, которые опреде-
ляют и проектируют исторические возможности, могут
стать иррациональными или скорее представляться та-
ковыми, поскольку они противоречат рациональности
установившегося универсума дискурса и поведения. Таким образом, в процессе развития цивилизации
миф о Золотом Веке и втором пришествии претерпевает
прогрессивную рационализацию. Невозможное (исто-
рически) отделяется от возможного, мечта и вымысел —
от науки, технологии и бизнеса. В девятнадцатом веке
теории социализма перевели исходный миф на язык
социологических терминов — или скорее обнаружили
в данных исторических возможностях рациональное
ядро этого мифа. Однако в дальнейшем произошло
обратное движение. Сегодня вчерашние рациональные
и реалистичные понятия, сталкиваясь с действитель-
ными условиями, снова кажутся мифологическими.
Действительное состояние рабочего класса в развитом
индустриальном обществе превращает Марксов <проле- тариат> в мифологическое понятие, а действительность
современного социализма превращает марксову идею в
фантазию. Это переворачивание понятий вызвано про- 248 Триумф позитивного мышления: одномерная философия тиворечием между теорией и фактами — противоре-
чием, которое само по себе еще не опровергает первую.
Ненаучный, спекулятивный характер критической тео-
рии проистекает от специфического характера ее поня-
тий, обозначающих и определяющих иррациональное
в рациональном, мистификацию в действительности.
Мифологическое качество этих понятий отражает ми-
стифицирующее качество реальных фактов — обман-
чивую гармонизацию социальных противоречий. Технические достижения развитого индустриального
общества и эффективное манипулирование интеллек-
туальной и материальной продуктивностью произвели
сдвиг фокуса мистификации. Если высказывание, что
идеология воплощается в самом процессе производства,
имеет смысл, то, возможно, также имело бы смысл
предположить, что иррациональное становится наибо-
лее эффективным носителем мистификации. Miivftiic о
том, что возрастание подавления в современном обще-
стве обнаруживает себя в идеологической сфере прежде
всего подъемом иррациональных псевдо-философий (Le-
bensphilosophie*, представления Общины против Обще-
ства; Кровь и Земля и т.п.), было опровергнуто фашиз-
мом и национал-социализмом. Всесторонняя техничес-
кая рационализация аппарата этими режимами означала
отрицание как этих, так и своих собственных иррацио-
нальных <философий>. Это была тотальная мобили-
зация материального и интеллектуального механизма,
который делал свое дело, устанавливая свою мисти-
фицирующую власть над обществом. В свою очередь, Философия жизни (нем.). 249 II. Одномерное мышление эта власть служила тому, чтобы сделать индивидов
неспособными увидеть <за> механизмом тех, кто его
использовал, кто извлекал с его помощью прибыль и
кто его оплачивал. Сегодня мистифицирующие элементы освоены и по-
ставлены на службу производственной рекламе, пропа-
ганде и политике. Магия, колдовство и экстатическое
служение ежедневно практикуются дома, в магазине,
на службе, а иррациональность целого скрывается с
помощью рациональных достижений. Например, науч-
ный подход к наболевшей проблеме взаимного уничто-
жения — математический расчет способности уничто-
жить друг друга, причем уничтожить несколько раз,
измерение выпадающих и <вообще-то не выпадающих>
радиоактивных осадков, эксперименты на выживание
в экстремальных ситуациях — все это мистификация
в той мере, в какой это способствует (и даже принуж-
дает к) поведению, принимающему безумие как норму.
Таким образом, оно противодействует подлинно рацио-
нальному поведению — а именно, отказу присоеди-
ниться и попыткам покончить с условиями, порожда-
ющими безумие. Следует провести различение в отношении этой но-
вой формы мистификации, превращающей рациональ-
ность в ее противоположность. Рациональное — все же
не иррациональное, и отличие точного знания и анализа
фактов от смутной и эмоциональной спекуляции не
менее существенно, чем прежде. Проблема состоит в
том, что статистика, измерения и сбор данных в эмпири-
ческой социологии и политологии недостаточно раци-
ональны. Им свойственна мистификация в той мере, в 250 Триумф позитивного мышления: одномерная философия какой они изолированы от подлинно конкретного кон-
текста, который создает факты и определяет их функ-
цию. Этот контекст гораздо обширнее, чем контекст
исследуемых заводов и магазинов, крупных и мелких
городов, территорий и групп, подвергающихся опросу
или изучаемых в отношении шансов на выживание.
И он также более действителен в том смысле, что он
создает и определяет исследуемые факты, которые вы-
явлены путем опросов и вычислений. Этот действитель-
ный контекст, в котором конкретные субъекты получают
свой действительный смысл, способна определить толь-
ко теория общества, ибо движущие силы фактов не
даны непосредственному наблюдению, измерению и оп-
росу. Они становятся данными только в ходе анализа,
который способен вычленить структуру, объединяющую
части и процессы общества и определяющую их от-
ношения. Сказать, что этот мета-контекст является Обществом
(с большой буквы!), значит гипостазировать целое преж-
де и помимо его частей. Однако это гипостазирование
происходит в самой действительности, оно есть сама
действительность, и анализ может преодолеть ее только
признанием этого гипостазирования и познанием его
масштаба и его причин. Общество действительно пред-
ставляет собой целое, которое осуществляет свою не-
зависимую власть над индивидами, и это Общество —
вовсе не неуловимый <призрак>. Оно обладает эмпири-
ческим твердым ядром в виде системы институтов —
отвердевших межчеловеческих отношений. Абстраги-
рование от этого фальсифицирует данные опросов и
вычислений — но фальсифицирует в измерении, кото- 251 II. Одномерное мышление рое не фигурирует в опросах и вычислениях и которое,
таким образом, не вступает с ними в противоречие и
не беспокоит их. Они сохраняют свою точность, но в
самой своей точности они представляют собой ми-
стификацию. Разоблачая мистифицирующий характер трансцен-
дентных терминов, неясных понятий, метафизических
универсалий и т.п., лингвистический анализ мисти-
фицирует термины обыденного