не так, как человек на улице,
а скорее как иностранец, как нездешний. Нам придется
вас несколько урезать, вскрыть ваши уловки, очистить
вас. Мы будем учить вас говорить то, что вы имеете в
виду, <сознаваться>, <выкладывать свои карты на стол>.
Конечно, мы не связываем вас и вашу свободу мысли
и слова; вы можете думать, как хотите. Но раз вы
говорите, вы должны передавать нам ваши мысли —
на нашем или на своем языке. Разумеется, вы можете
разговаривать на своем собственном языке, но он до-
лжен быть переводим, и он будет переведен. Вы можете
говорить стихами — ничего страшного. Мы любим по-
эзию. Но мы хотим понимать ваши стихи, а делать это
мы сможем только в том случае, если сможем интер-
претировать ваши символы, метафоры и образы в тер-
минах обыденного языка. Поэт мог бы ответить, что, конечно, он хочет, чтобы
его стихи были понятны и поняты (для этого он их и
пишет), но если бы то, что он говорит, можно было
сказать на обычном языке, он бы, наверное, прежде
всего так и поступил. Он мог бы сказать: понимание
моей поэзии предполагает разрушение и развенчание
того самого универсума дискурса и поведения, в кото-
рый вы хотите перевести их. Мой язык можно изучить
как любой другой (фактически, это тоже ваш соб-
ственный язык), и тогда окажется, что мои символы,
метафоры и т.д. вовсе не символы, метафоры и т.д.,-
они обозначают именно то, что говорят. Ваша тер-
пимость обманчива. Выделяя для меня специальную
нишу смысла и значения, вы предоставляете мне сво- 253 II. Одномерное мышление боду не считаться со здравым смыслом и разумом, но,
мне кажется, сумасшедший дом находится в другом
месте. Поэт может также почувствовать, что неприступная
трезвость лингвистической философии говорит на до-
вольно предубежденном и эмоциональном языке — язы-
ке сердитого старика или молодого человека. Их словарь
изобилует словами <неуместный>, <странный>, <абсурд- ный>, <говорящий загадками>, <чудной>, <бормочу- щий>, <невнятный>. Необходимо устранить неуместные
и сбивающие с толку странности, если мы стремимся
к здравому пониманию. Общение не должно быть выше
понимания людей; содержание, выходящее за пределы
здравого и научного смысла не должно беспокоить
академический и обыденный универсум дискурса. Но критический анализ должен отделять себя от
того, что он стремится познать; философские термины
должны отличаться от обыденных, чтобы прояснить
полное значение последних’. Ибо существующий уни-
версум дискурса повсюду сохраняет отметины специ-
фических форм господства, организации и манипулиро-
вания, которым подвергаются члены общества. Жизнь
людей зависит от боссов, политиков, работы, соседей,
которые заставляют их все говорить и подразумевать
так, как они это делают; в силу социальной необхо-
димости они принуждены отождествлять <вещь> (вклю-
чая себя самого, свое сознание, чувства) с ее функцией.
Откуда мы знаем? Мы смотрим телевизор, слушаем ^ Современная аналитическая философия по-своему признала эту
необходимость как проблему метаязыка-, см. стр. 235 и 256 — 257- 254 Триумф позитивного мышления: одномерная философия радио, читаем газеты и журналы, разговариваем с лю-
дьми. В этих обстоятельствах сказанная фраза является
выражением не только высказывающего ее индивида,
но и того, кто заставляет его говорить так, как он это
делает, и какого-либо напряжения или противоречия,
которое может их связывать. Говоря на своем соб-
ственном языке, люди говорят также на языке своих
боссов, благодетелей, рекламодателей. Таким образом,
они выражают не только себя, свои собственные знания,
чувства и стремления, но и нечто отличное от себя.
Описывая <от себя> политическую ситуацию или в
родном городе, или на международной арене, они (при-
чем это <они> включает и пае, интеллектуалов, которые
знают и критикуют это) описывают то, что им расска-
зывают <их> средства массовой информации — и это
сливается с тем, что они действительно думают, видят
и чувствуют. Описывая друг другу наши любовь и ненависть, на-
строения и обиды, мы должны использовать термины
наших объявлений, кинофильмов, политиков и бестсел-
леров. Мы должны использовать одни и те же термины
для описания наших автомобилей, еды и мебели, коллег
и конкурентов — и мы отлично понимаем друг друга.
Это необходимо должно быть так, потому что язык не
есть нечто частное и личное, или, точнее, частное и
личное опосредуется наличным языковым материалом,
который социален. Но эта ситуация лишает обыденный
язык обосновывающей функции, которую он выполняет
в аналитической философии. <Что люди имейт в виду, когда говорят…> связано с тем, чего они нс говорят. 255 II. Одномерное мышление Или, то, что они имеют в виду, нельзя принимать за
чистую монету — и не потому, что они лгут, но потому,
что универсум мышления и практики, в котором они
живут,- это универсум манипуляций противоречиями. Подобные обстоятельства могут быть нерелевантны-
ми для анализа таких утверждений, как <мне не тер- пится> или <он ест мак> или <сейчас это кажется мне красным>, но они могут стать существенно релевант-
ными там, где люди действительно что-то говорят (<она просто любила его>, <у него нет сердца>, <это нечестно>,
<что я могу поделать?>), и они существенны для лин-
гвистического анализа этики, политики и т.п. Без этого
лингвистический анализ не способен достичь большей
эмпирической точности, чем та, которой требует от
людей данное положение вещей, и большей ясности,
чем та, которая позволена им в этом положении ве-
щей — т.е. он остается в границах мистифицированного
и обманчивого дискурса. Там же, где анализ, как кажется, выходит за пределы
этого дискурса (как в процедурах логической чистки
понятий), от его универсума остается лишь скелет —
призрак, еще более призрачный, чем те, с которыми
сражается этот анализ. Если философия — это больше
чем профессия, то она указывает причины, превраща-
ющие дискурс в увечный и обманчивый универсум.
Оставить эту задачу коллегам из цеха социологии или
психологии значит возвести установившееся разделение
труда в методологический принцип. Причем от этой
задачи нельзя отделаться простым указанием на то, что
лингвистический анализ преследует очень скромную
цель прояснения <запутанного> мышления и речи. Если 256 Триумф позитивного мышления: одномерная философия такое прояснение выходит за пределы простого пе-
речисления и классификации возможных значений в
возможных контекстах, оставляя широкий выбор для
любого [носителя языка] в зависимости от обстоя-
тельств, тогда это что угодно, кроме скромной задачи.
Такое прояснение включало бы в себя анализ обычного
языка в действительно спорных областях, распознавание
запутанного мышления там, где оно кажется наименее
запутанным, раскрытие ложности в считающемся нор-
мальным и ясным словоупотреблении. Только тогда
лингвистический анализ достиг бы уровня, на котором
специфические общественные процессы, формирующие
и ограничивающие универсум дискурса, становятся ви-
димыми и понятными. Здесь-то и возникает проблема <метаязыка>; тер-
мины, в которых анализируется значение других тер-
минов, должны отличаться или хотя бы быть отли-
чимыми от этих последних. Они должны быть не просто
синонимами, которые все-таки принадлежат тому же
(непосредственному) универсуму дискурса. Если цель
этого метаязыка действительно состоит в том, чтобы
пробить брешь в тоталитарном горизонте существу-
ющего универсума дискурса, в котором интегрированы
и ассимилированы различные измерения языка, он дол-
жен быть способен дать обозначения общественным
процессам, которые определили и <сомкнули> устано-
вившийся универсум дискурса. Следовательно, это не
может быть технический метаязык, построенный глав-
ным образом с позиций семантической или логической
ясности. Скорее желательно, чтобы существующий язык
сам говорил, что он скрывает или исключает, ибо то, 257 II. Одномерное мышление что должно быть обнаружено и осуждено, действует
внутри универсума обыденного дискурса и действия,
и метаязык содержится в самом преобладающем языке. Это пожелание претворилось в работе Карла Крауса.
Он продемонстрировал, как <внутреннее> исследование
разговорной и письменной речи, пунктуации и даже
типографских ошибок может выявить целую моральную
или политическую систему. Однако же это исследо-
вание не выходит за пределы обыденного универсума
дискурса; оно не нуждается в искусственном языке
<более высокого уровня> для экстраполяции и прояс-
нения исследуемого языка. Слово, синтаксическая фор-
ма прочитываются в том контексте, где они возникли —
например, в газете, на страницах которой в определен-
ной стране или городе помещаются определенные мне-
ния определенных людей. Таким образом, лексико-
графический и синтаксический контекст раскрывается
в другое измерение — причем не внешнее, а консти-
тутивное для значения и функции слова — измерение
венской прессы во время и после первой мировой
войны; отношение ее редакторов к кровопролитию, мо-
нархии, республике и т.д. В свете этого измерения
употребление слова, структура предложения приобре-
тают значение и функцию, незамечаемые при <неопо- средованном> чтении. Наблюдающиеся в стиле газеты
преступления против языка относятся к ее политичес-
кому стилю. Синтаксис, грамматика и словарь стано-
вятся моральными и политическими актами. Можно
взять также эстетический и философский контекст:
литературная критика, выступление перед научным об-
ществом и т.п. Здесь лингвистический анализ стихо- 258 Триумф позитивного мышления: одномерная философия творения или эссе сталкивается с данным (непосред-
ственно) материалом (языком соответствующего стихо-
творения или эссе), который автор обнаружил в лите-
ратурной традиции и который он преобразовал. Такой анализ требует развития значения термина
или формы в многомерном универсуме, в котором любое
выраженное значение причастно нескольким взаимо-
связанным, друг друга перекрывающим и антагони-
стичным <системам>. Например, оно принадлежит: (а) индивидуальному проекту, т.е. определенному сообще-
нию (газетной статье, речи), сделанному по определен-
ному случаю с определенной целью; (Ь) существующей сверхиндивидуальной системе идей, цен-
ностей и целей, к которой причастен и индивидуальный
проект; (с) некоторому обществу, которое само интегрирует раз-
личные и даже находящиеся в конфликте друг с другом
индивидуальные и сверхиндивидуальные проекты. В качестве иллюстрации: определенная речь, газетная
статья или даже частное сообщение производится опре-
деленным индивидом, который является (уполномо-
ченным или неуполномоченным) представителем опре-
деленной группы (профессиональной, территориальной,
политической, интеллектуальной) в определенном об-
ществе. Эта группа обладает своими собственными ценно-
стями, целями, кодами мышления и поведения, которые
входят — утверждаемые или отрицаемые — с различ-
ной степенью осознания и выраженности в индивиду-
альное сообщение. Последнее, таким образом, <индиви- дуализирует> сверхиндивидуальную систему значений,
которая устанавливает измерение дискурса, несовпада- 259 II. Одномерное мышление ющее, но однако же сообщающееся с системой значений
индивидуального сообщения. В свою очередь, эта сверх-
индивидуальная система является частью всеобъемлю-
щей, вездесущей сферы значений, развившейся и <зам- кнувшейся> в обыденный универсум благодаря социаль-
ной системе — той системе, внутри которой происходит
общение и которой оно порождается. Распространение и объем социальной системы зна-
чений значительно отличается в различные истори-
ческие периоды и зависит от достигнутого уровня куль-
туры, но его границы поддаются довольно четкому
определению, если сообщение относится к чему-то боль-
шему, чем к однозначным предметам и ситуациям по-
вседневной жизни. В настоящее время социальные си-
стемы значений объединяют различные национальные
государства и языковые группы, причем эти обширные
системы значений обнаруживают тенденцию к совпа-
дению со сферой влияния более или менее развитых
капиталистических обществ, с одной стороны, и со
сферой влияния развитых коммунистических обществ,
с другой. В то время как детерминирующая функция
социальной системы значений утверждает себя наи-
более жестко в дискуссионном, политическом универ-
суме дискурса, она также действует в гораздо более
скрытой, бессознательной и эмоциональной форме в
обыденном универсуме дискурса. Подлинно философ-
ский анализ значения должен принимать во внимание
все эти измерения значения, поскольку лингвистичес-
кие выражения причастны им всем. Следовательно, лин-
гвистический анализ в философии несет экстралии-
гвистическую нагрузку (coinmitment). И если он берется 260 Триумф позитивного мышления: одномерная философия различать легитимное и нелегитимное словоупотреб-
ление, аутентичное и иллюзорное значение, смысл и
бессмыслицу, он неизбежно прибегает к политическому,
эстетическому или моральному суждению. Можно возразить, что такой <внешний> анализ (в
кавычках, потому что здесь на самом деле не внешнее,
а скорее внутреннее развитие значения) особенно не-
уместен в случае, когда цель заключается в том, чтобы
схватить значение терминов с помощью анализа их
функции и употребления в обыденном дискурсе. Но я
придерживаюсь той точки зрения, что именно