и отношениях. Они соучаствуют в нем (в
очень неравной мере); оно определяет их существование
и их возможности. Таким образом, призрак реален, ибо
это призрак действительности, признающей только си-
лу,- т.е. отделившейся и независимой власти целого
над индивидами. Причем это целое — не просто вос-
принимаемый Gestalt (как в психологии), не метафи- Fran^ois Perroux, La Coexistence padfiqw, loc. cit. vol. Ill, p. 631.
272 Историческое обязательство философии зический абсолют (как у Гегеля) и не тоталитарное
государство (как в скудной политической науке) — это
существующее положение дел, определяющее жизнь ин-
дивидов. Однако, даже если мы приписываем такого рода
реальность этим политическим категориям, значит ли
это, что все остальные категории обладают совершенно
иным статусом? Да, это так, но их анализ слишком
легко удерживается в рамках академической филосо-
фии. Последующее обсуждение не претендует на вхож-
дение в <проблему универсалий>, но лишь пытается
осветить (искусственное) ограничение масштаба фило-
софского анализа и указать на необходимость выйти
за пределы этих ограничений. Обсуждение будет снова
сосредоточено на субстанциальных,- в отличие от логи-
ко-математических категорий (множество, число, класс
и т.д.),- причем прежде всего на наиболее абстрактных
и спорных понятиях, являющих собой реальный вызов
философскому мышлению. Субстанциальная категория не просто абстрагируется
от конкретной сущности, она также обозначает иную
сущность. Сознание не совпадает с осознанными дей-
ствиями и поведением. Его реальность можно попы-
таться описать как способ или форму, в которых эти
отдельные действия синтезируются и интегрируются
индивидом. Соблазнительно было бы сказать — a priori
синтезируются <трансцендентальной апперцепцией>, в
том смысле, что интегрирующий синтез, который делает
частные процессы и действия возможными, предше-
ствует им, формирует их и отличает их от <других сознаний>. Однако эта формулировка была бы наси- 273 III. Шанс альтернативы лием над понятием Канта, поскольку приоритет такого
рода сознания эмпиричен и включает в себя сверх-
индивидуальный опыт, идеи и устремления определен-
ных социальных групп. С учетом этих характеристик сознание вполне можно
было бы назвать склонностью, предрасположенностью
или способностью. Однако это не одна склонность или
способность человека среди других, но, в строгом смыс-
ле, общая склонность, которая присуща в различной
степени членам одной группы, класса, общества. На
этой основе различие между истинным и ложным со-
знанием приобретает большое значение. Первое должно
синтезировать данные опыта в понятиях, отражающих,
насколько возможно полно и адекватно, данное обще-
ство в данных фактах. Я предлагаю это <социологичес- кое> определение не из-за какого-либо предубеждения
в пользу опыта, а из-за фактического вторжения обще-
ства в данные опыта. Следовательно, подавление обще-
ства в формировании понятий равносильно академичес-
кому ограничению опыта, урезыванию значения. Более того, нормальное ограничение опыта порож-
дает всепроникающее напряжение, даже конфликт, меж-
ду <сознанием> и психическими процессами, между
<сознанием> и сознательными действиями. Если я го-
ворю о сознании человека, я имею в виду не просто
его психические процессы, как они обнаруживаются в
его выражении, речи, поведении и т.д., не просто его
склонности или способности как переживаемые или
выводимые из опыта. Я также подразумеваю то, чего
он не выражает, к чему он не выказывает склонности,
но что несмотря на это присутствует и определяет в 274 Историческое обязательство философии значительной степени его поведение, его понимание,
формирование и масштаб его понятий. Таким образом, это <негативно присутствующее> суть
специфические силы <окружающей среды>, которые пре-
формируют сознание индивида для спонтанного от-
брасывания определенных фактов, условий, отношений.
Они присутствуют как отвергаемый материал. Само их
отсутствие (abscence) — реальность, положительный
фактор, объясняющий актуальные психические процес-
сы индивида, значение его слов и поведения. Значение
для кого? Не только для профессионального философа,
чьей задачей является исправление той неправды, ко-
торая пронизывает универсум повседневного дискурса,
но и для тех, кто страдает от этой неправды — для
Джо Доу и Ричарда Роу. Современный лингвистический
анализ устраняется от этой задачи, интерпретируя по-
нятия в терминах обедненного и преформированного
сознания. На карту поставлена неурезанная и неочищен-
ная направленность определенных основных понятий, их
функция в неподавленном понимании действительнос-
ти — в нонконформистском, критическом мышлении. Приложимы ли только что представленные заме-
чания относительно действительного содержания таких
категорий, как <ум> и <сознание>, к другим понятиям,
таким как абстрактные и в то же время самостоятельные
категории Красоты, Справедливости, Счастья и их про-
тивоположностей? Нам кажется сам факт, что эти не-
переводимые категории постоянно оказываются узло-
выми пунктами мышления, отражает несчастное со-
знание разделенного мира, в котором <то, что есть>
меньше, чем <то, что может быть>, и даже отрицает 275 III. Шанс альтернативы его. Неустранимое различие между универсалией и со-
ответствующими ей конкретными данностями, по-ви-
димому, укоренено в первичном опыте непреодолимого
различия между потенциальностью и актуальностью —
между двумя измерениями единого переживаемого ми-
ра. Универсалия охватывает в одной идее возможности,
реализованные и в то же самое время замороженные
(arrested) в действительности. Говоря о красивой девушке, красивом пейзаже, кра-
сивой картине, я, безусловно, подразумеваю весьма раз-
личные вещи. Общее для всех них — <красота> — не
какая-то таинственная сущность или таинственное сло-
во. Напротив, вероятно, нет ничего более непосред-
ственно и ясно переживаемого, чем явленность <кра- соты> в различных красивых объектах. Молодой парень
и философ, артист и гробовщик могут <определить>
ее совершенно различным образом, но все они опреде-
ляют одно и то же состояние или условие — опреде-
ленное качество или качества, благодаря которым кра-
сивое контрастирует с другими объектами. В этой
неопределенности и непосредственности красота пере-
живается в красивом — т.е. она видится, слышится,
ощущается как запах и прикосновение, чувствуется,
постигается. Она переживается почти как потрясение —
вероятно, благодаря контрастирующему характеру кра-
соты, которая прорывает круг повседневного опыта и
открывает (на краткий миг) иную действительность
(возможно, включающую в себя испуг как структурный
элемент)’. 1 Рилысе, Думские элегии, первая мегия.
276 Историческое обязательство философии Это описание носит именно тот метафизический ха-
рактер, который позитивистский анализ хочет устра-
нить с помощью перевода, но перевод устраняет то,
что требовалось определить. Существует множество бо-
лее или менее удовлетворительных <технических> опре-
делений красоты в эстетике, но, кажется, только одно
сохраняет переживаемое содержание красоты и поэтому
является наименее точным — красота как ‘. Оно схватывает связь с состоянием людей
и вещий и с отношениями между ними, которые мгно-
венно возникают и исчезают, которые проявляются в
таком множестве различных форм, сколько существует
людей, и которые своим исчезновением открывают ви-
дение возможного. Протест против неясного, скрытого, метафизического
характера таких универсалий, настойчивое требование
знакомой конкретности и безопасной надежности здра-
вого и научного смысла до сих пор обнаруживают нечто
от той первобытной тревоги, которая именно и направ-
ляла зафиксированную в письменных источниках фило-
софскую мысль в ее эволюции от религии к мифологии
и от мифологии к логике; защита и безопасность по-
прежнему составляют важнейшую часть как интеллек-
туального багажа, так и национального бюджета. Нам
кажется, что неочищенный опыт ближе к абстрактному
и универсальному, чем аналитическая философия, ибо
он причастен метафизическому миру. Универсалии представляют собой первичные элемен-
ты опыта,- универсалии не как философские понятия, Стендаль. 277 III. Шанс альтернативы а как качества самого мира, с которым мы ежедневно
сталкиваемся. В наши переживания входит нечто: на-
пример, снег, дождь или жара; улица: офис или босс;
любовь или ненависть. Конкретные вещи (данности) и
события появляются только в пучке и континууме
отношений, как происшествия и части в общей струк-
туре, с которой они неразрывно связаны; они не могут
появляться никаким другим способом, не теряя своей
самотождественности. Как конкретные вещи и события
они существуют только на общем фоне, который явля-
ется не просто фоном — но конкретной основой, на
которой они вырастают, существуют и проходят. Эта
основа структурирована такими универсалиями, как
цвет, форма, плотность, твердость или мягкость, свет
или тьма, движение или покой. В этом смысле универ-
салии, по-видимому, обозначают <вещество> мира: Вероятно, мы могли бы определить <вещество> мира как то,
что обозначается словами, которые при правильном употреб-
лении выступают как субъекты предикатов или термины отно-
шений. В этом смысле, следовало бы говорить, что вещество
мира состоит скорее из таких вещей, как белизна, чем из
объектов, обладающих свойством быть белыми… Такие качества,
как белое, твердое или сладкое традиционно рассматривались
как универсалии, но если вышеприведенная теория верна, они
синтаксически более близки к субстанциям.’ Субстанциональный характер <качеств> указывает на
опытный источник возникновения субстанциональных
универсалий, на способ, которым понятия возникают
в непосредственном опыте. Гумбольдт в своей фило-
софии языка подчеркивает опытный характер понятия Bertrand Russell. My Philnsophical Development (New York, Simon
and Schustcr, 1959), p. 170-171. 278 Историческое обязательство философии в его связи со словом, что ведет к предположению об
изначальном родстве не только между понятиями и
словами, но и между понятиями и звуками (Laute).
Однако, если слово как носитель понятий является
реальным <элементом> языка, оно не передает понятие
готовым и не содержит его в уже законченном и <зам- кнутом> виде. Слово лишь подсказывает понятие и
соотносится с универсалией*. Но именно отношение слова к субстанциональной
универсалии (понятию) делает невозможным, по мне-
нию Гумбольдта, представить происхождение языка сна-
чала как введение слов для обозначения объеютов, а
потом дальнейшее их комбинирование (Zusammenfti-
gungy. В действительности речь не складывается из предшествующих
ей слов, совсем наоборот: слова возникают из целого речи (aus
dem Ganzen der Rede).^ <Целое>, о котором здесь идет речь, должно быть
очищено от всех недоразумений в смысле независимой
сущности, <гештальта> и т.п. Понятие каки^-то образом
выражает различие и напряжение между потенциально-
стью и актуальностью — и тождество в этом различии.
Оно проявляется в отношении между качествами (бе-
лое, жесткое; но также и красивое, свободное, справед-
ливое) и соответствующими понятиями (белизна, твер-
дость, красота, свобода, справедливость). Абстрактный
характер последних, по-видимому, обозначает более кон-
кретные качества как частичные реализации, аспекты, I Wilhelm v. Humboldt, Ueber die Verschiedenheit des menschUchen Sprac-
hbanes… loc.cit, S. 197. 2 ibid., S. 197. 279 III. Шанс альтернативы проявления более универсального и более <превосход- ного> качества, которое может переживаться в кон-
кретном’. В силу этого отношения конкретное качество, по-
видимому, представляет собой в такой же мере от-
рицание, как и реализацию универсалии. Снег белый,
но не <белизна>; девушка может быть красивой, даже
красавицею, но не <красотой>; страна может быть сво-
бодной (в сравнении с другими), потому что ее народ
обладает определенными свободами, но она не является
воплощением самой свободы. Более того, понятия име-
ют смысл только в опытном сопоставлении со своими
противоположностями: белое с небелым, красивое с
некрасивым. Отрицательные высказывания иногда под-
даются переводу в положительные: <черное> или <се- рое> для <небелого>, <безобразное> для <некрасивого>. Эти формулировки не меняют отношения между аб-
страктным понятием и его конкретной реализацией:
всеобщее понятие обозначает то, что одновременно и
является и не является отдельной сущностью. Пере-
формулируя значение в непротиворечивом суждении,
перевод может устранить скрытое отрицание, но непе-
реведенное высказывание отражает реальную необхо-
димость. Абстрактные существительные (красота, сво-
бода) — <больше>, чем качества (<красивое>, <свобод- ное>), приписываемые конкретному человеку, вещи или
состоянию. Субстанциальная категория имеет в виду
качества, превосходящие любой индивидуальный опыт
и присутствующие в сознании не как плод воображения 1 См. стр. 282. 280 Историческое обязательство философии и не как более логичные возможности, а как <вещество>,
из которого состоит наш мир. Как снег не является
чисто белым, так никакой жестокий зверь или человек
не являет собою всей жестокости, известной людям —
известной, как неистощимая сила в истории и вообра-
жении. Далее, существует большой класс понятий,- и, сме-
ем утверждать, философски релевантных понятий,- в
которых количественное отношение между всеобщим
и особенным принимает качественный аспект, и аб-
страктная категория, по-видимому, обозначает потен-
циальности в конкретном, историческом смысле. Одна-
ко понятия <человек>, <природа>, <справедливость>,
<красота> или <свобода> вполне поддаются определе-
нию, они синтезируют опытное содержание в