масс установившемуся разделению труда. Кроме того,
такая интеграция всегда сопровождалась более явными
формами принуждения: недостаточность средств сущес-
твования, управляемые правосудие, полиция и воору-
женные силы,-все это имеет место и сейчас. Но в
современный период технологические формы контроля
предстают как воплощения самого Разума, направлен-
ные на благо всех социальных групп и удовлетворение
всеобщих интересов, так что всякое противостояние
кажется иррациональным, а всякое противодействие не-
мыслимым.
Неудивительно поэтому, что в наиболее развитых
цивилизованных странах формы общественного кон-
троля были интроектированы до такой степени, что
стало возможным воздействовать на индивидуальный
протест уже в зародыше. Интеллектуальный и эмо-
циональный отказ <следовать вместе со всеми> пред-
стает как свидетельство невроза и бессилия. Таков
социально-психологический аспект политических со-
бытий современного периода: исторические силы, ко-
торые, как казалось, сулили возможность новых форм
существования, уходят в прошлое.
Однако термин <интроекция>, по-видимому, уже не-
достаточен для описания воспроизводства и закрепле-
ния индивидом форм внешнего контроля, осуществляе-
мых его обществом. Интроекция, подразумевая разно-
образие и до некоторой степени спонтанность процессов,
посредством которых Я (Эго) переводит <внешнее> во
13
/. Одномерное общество
<внутреннее>, предполагает, таким образом, существо-
вание внутреннего измерения, отличного и даже антаго-
нистичного внешним нуждам,—индивидуальное созна-
ние и индивидуальное бессознательное помимо обще-
ственного мнения и поведения’. Здесь реальная основа
понятия <внутренней свободы>: оно обозначает личное
пространство, в котором человек имеет возможность
оставаться <самим собой>.
В современную эпоху технологическая реальность
вторгается в это личное пространство и сводит его на
нет. Массовое производство и распределение претен-
дуют на всего индивида, а индустриальная психология
уже давно вышла за пределы завода. Многообразные
процессы интроекции кажутся отвердевшими в почти
механических реакциях. В результате мы наблюдаем
не приспособление, но мшесис: непосредственную иден-
тификацию индивида со своим обществом и через это
последнее с обществом как целым.
Непосредственная, автоматическая идентификация,
характерная для примитивных форм ассоциирования,
вновь возникает в высокоразвитой индустриальной ци-
вилизации; однако эта новая <непосредственность> яв-
ляется продуктом изощренного, научного управления
и организации, которые сводят на нет <внутреннее>
измерение сознания — основу оппозиции status quo.
Утрата этого измерения, питающего силу негативного
мышления — критическую силу Разума,- является иде-
ологическим соответствием тому материальному процес-
1 Решающую роль здесь играет перемена функции семьи: <соци- ализация> в значительной степени теперь переходит к внешним сооб-
ществам и средствам массовой информации. См. <Эрос и цивилизация>.
14
- Новые формы контроля
су, в котором развитое индустриальное общество усми-
ряет и примиряет оппозицию. Под влиянием прогресса
Разум превращается в покорность фактам жизни и
динамической способности производить больше и боль-
ше фактов жизни такого рода. Эффективность системы
притупляет способность индивида распознавать заря-
женность фактов репрессивной силой целого. И если
индивиды обнаруживают, что их жизнь формируется
окружающими их вещами, то при этом они не создают,
но принимают закон явлений — но не закон физики,
а закон своего общества.
Я уже высказал ту мысль, что понятие отчуждения де-
лается сомнительным, когда индивиды отождествляют
себя со способом бытия, им навязываемым, и в нем
находят пути своего развития и удовлетворения. И это
отождествление — не иллюзия, а действительность, кото-
рая, однако, ведет к новым ступеням отчуждения. Послед-
нее становится всецело объективным, и отчужденный
субъект поглощается формой отчужденного бытия. Те-
перь существует одно измерение — повсюду и во всех
формах. Достижения прогресса пренебрегают как идеоло-
гическим приговором, так и оправданием, перед судом
которых <ложное сознание> становится истинным.
Однако это поглощение идеологии действительно-
стью не означает <конца идеологии>. Напротив, в специ-
фическом смысле развитая индустриальная культура
становится даже более идеологизированной, чем ее пред-
шественница ввиду того, что идеология воспроизводит
самое себя’. Провоцирующая форма этого суждения
I Theodor W. Adorno, Prismen. Kulturkritik und GeseUschaft. (Frankfurt:
Suhrkainp, 1955), S. 24w.
15
- Одномерное общество
вскрывает политические аспекты господствующей тех-
нологической рациональности. Аппарат производства и
производимые им товары и услуги <продают> или на-
вязывают социальную систему как целое. Транспортные
средства и средства массовой коммуникации, предметы
домашнего обихода, пища и одежда, неисчерпаемый
выбор развлечений и информационная индустрия несут
с собой предписываемые отношения и привычки, устой-
чивые интеллектуальные и эмоциональные реакции, ко-
торые привязывают потребителей, доставляя им тем
самым большее или меньшее удовольствие, к произ-
водителям и через этих последних — к целому. Про-
дукты обладают внушающей и манипулирующей силой;
они распространяют ложное сознание, снабженное им-
мунитетом против собственной ложности. И по мере
того, как они становятся доступными для новых со-
циальных классов, то воздействие на сознание, которое
они несут с собой, перестает быть просто рекламой;
оно становится образом жизни. Это не плохой образ
жизни — он гораздо лучше прежнего,- но именно по-
этому он препятствует качественным переменам. Как
следствие, возникает модель одномерного мышления и
поведения, в которой идеи, побуждения и цели, транс-
цендирующие по своему содержанию утвердившийся
универсум дискурса и поступка, либо отторгаются, либо
приводятся в соответствие с терминами этого универ-
сума, переопределяемые рациональностью данной си-
стемы и ее количественной мерой (its quantitative ex-
tension).
Параллель этой тенденции можно найти в ходе раз-
вития научных методов: операционализм в физике, би-
16
/. Новые формы контроля
хевноризм в социальных науках. Их общая черта в
тотально эмпирической трактовке понятий, значение
которых сужается до частных операций и поведенческих
реакций. Прекрасной иллюстрацией операциональной
точки зрения может служить анализ понятия длины у
Бриджмзна:
Очевидно, что нам известно то, что мы подразумеваем под
длиной, если мы можем определить длину любого объекта, а
для физика ничего другого и не требуется. Для того. чтобы
измерить длину какого-либо объекта, следует выполнить неко-
торые физические операции. Таким образом, понятие длины
определяется с определением операций, необходимых для ее
измерения: это означает, что понятие длины подразумевает не
более чем набор операций, посредством которых устанавливается
длина. Вообще говоря, под любым понятием мы подразумеваем
не более чем набор операций; понятие счтнимччно соответ-
ствующему набору операции.’
Бриджмэн понимал широкие следствия такого спо-
соба мышления для общества в целом:
Принятие операциональной точки зрения предполагает нечто
большее, чем просто ограничение обычного способа понимания
<понятия>, это означает далеко идущие изменения во всех
наших мыслительных привычках, в том смысле, что мы отка-
зываемся от использования как инструментов нашего мышления
^ P. \V. Bridgeniaii, Tile Logic of Modern Physics (New York: Macrnillan,
1928). p. 5. С, тех пор операциональная доктрина претерпела видоизме-
нения и стала утонченнее. Сам Бриджмэн распространил понятие <опе- рация> на операции <с бумагой и карандашом>, производимые те-
оретиком (Philip J. Frank, The Validation of Scientific Theories (Boston:
Beacon Press, 1954), Chap. II). Но основная движущая сила сохраняется:
остается <желательным>, чтобы операции с карандашом и бумагой <мож- но было фактически, хотя бы и непрямо, соотнести с инструментальными операциями>.
^
17
/. Одномерное общество
понятий, о которых мы не можем дать точный отчет в опе-
рациональных терминах.’
Предсказания Бриджмэна сбылись. Новый способ
мышления в настоящее время является доминирующей
тенденцией в философии, психологии, социологии и
других областях. Большое количество понятий, достав-
ляющих наиболее серьезное беспокойство, было <эли- минировано> путем демонстрации невозможности дать
о них точный отчет в терминах операций или пове-
денческих реакций. Радикальный натиск эмпиризма (да-
лее в гл. 7 и 8 я вернусь к рассмотрению того, насколько
правомерны его притязания на эмпиричность) обеспе-
чивает, таким образом, методологическое оправдание
интеллектуалистского развенчания сознания — т.е. для
позитивизма, который, отрицая трансцендирующие эле-
менты Разума, формирует академического двойника со-
циально желательного поведения.
За пределами же академической сферы <далеко иду- щие изменения во всех наших мыслительных при- вычках> еще более серьезны. Они служат координи-
рованию любых идей и целей с идеями и целями,
угодными системе, встраивая их в эту систему и оттор-
гая те из них, которые не поддаются приспособлению
к ней. Царство подобного одномерного общества не
означает господства материализма и отмирания спи-
ритуалистских, метафизических и богемных установок.
Напротив, можно видеть огромное число их своеобраз-
ных форм <Молимся вместе на этой неделе>, <Давайте обратимся к богу>, дзэна, экзистенциализма, образа
жизни битников и т.п. Однако такие формы протеста
I P. W. Bridgeman, The Lope of Modern Physics, loc. cit., p. 31.
18
- Новые формы контроля
и трансцендирования перестали быть негативными и
уже не приходят в противоречие со status quo. Скорее
они являются церемониальной частью практического
бихевиоризма, его безвредным отрицанием, и status quo
легко переваривает их как часть своей оздоровительной
диеты.
Одномерное мышление систематически насаждается
изготовителями политики и их наместниками в сфере
массовой информации. Универсум их дискурса внедря-
ется посредством самодвижущихся гипотез, которые,
непрерывно и планомерно повторяясь, превращаются в
гипнотически действующие формулы и предписания.
К примеру, <свободными> являются те институты, ко-
торые действуют (и приводятся в действие) в Свобод-
ном Мире; остальные трансцендирующие формы сво-
боды по определению записываются в разряд анархизма,
коммунизма или пропаганды. Подобным образом всякие
посягательства на частное предпринимательство, кото-
рые исходят не от него самого (или правительственных
решений), такие как система всеобщего и всеохваты-
вающего здравоохранения, или защита природы от че-
ресчур активной коммерциализации, или учреждение
общественных услуг, чреватых ущербом для частных
прибылей, являются <социалистическими>. Подобная
тоталитарная логика свершившихся фактов имеет свое
восточное соответствие. Там свобода провозглашена об-
разом жизни, установленным коммунистическим режи-
мом, в то время как все остальные трансцендирующие
формы свободы объявляются либо капиталистически-
ми, либо ревизионистскими, либо левым сектантством.
И в том и в другом лагере неоперационалистские идеи
19
- Одномерное общество
воспринимаются как подрывные и изгоняются из образа
жизни, а всякое движение мысли останавливается перед
барьерами, которые предстают как границы самого Ра-
зума.
Подобное ограничение мысли, разумеется, не ново.
Как в его спекулятивной, так и эмпирической форме
набиравший силу современный рационализм обнару-
жил поразительный контраст между крайним крити-
ческим радикализмом научных и философских методов,
с одной стороны, и некритическим квиетизмом перед
утвердившимися и функционирующими социальными
институтами, с другой. Так декартовское ego cogitans
вынуждено было оставить нетронутыми <большие об- щественные тела>, по мнению Гоббса, <поддержку и внимание всегда предпочтительнее отдавать настояще- му>, а Кант согласился с Локком в оправдании рево-
люции в том слуше и тогда, когда она преуспевает в
организации целого и предотвращении краха.
Однако такие примирительные концепции Разума
всегда находились в противоречии с неприкрытой ни-
щетой и несправедливостью <больших общественных тел> и успешными, более или менее сознательными
восстаниями против них. Провоцируя разобщение и
способствуя ему в рамках установившегося положения
вещей, общественные условия создавали некое личное,
а также политическое измерение, в котором это разоб-
щение могло развиться в действенную оппозицию, ис-
пытывающую свою силу и значимость своих целей.
По мере сворачивания обществом этого измерения
самоограничение мышления приобретает все большее
20
- Новые формы контроля
значение. Связь между научно-философскими и обще-
ственными процессами, между теоретическим и прак-
тическим Разумом утверждается <за спиной> ученых
и философов. Блокируя как тип оппозиционные дей-
ствия и формы поведения, общество делает иллюзор-
ными и бессмысленными связанные с ними понятия.
Теперь историческое трансцендирование предстает как
исключительно метафизическое, неприемлемое для на-
уки и научного мышления. Мы видим, что операци-
ональная точка зрения, действующая в широком мас-
штабе как <мыслительная привычка>, начинает предста-
вительствовать за весь универсум дискурса и поступка,
потребностей и побуждений. Как это не раз случалось,
<коварство Разума> обнаруживает свою приверженность
интересам властвующих сил. Разворачивается насту-
пление операциональных и бихевиористских понятий,
направленное против усилий свободной мысли и образа
действий, отталкивающих данную действительность во
имя подавляемых альтернатив. В итоге теоретический
и практический разум, академический и социальный
бихевиоризм встречаются на общей почве — почве раз-
витого общества, превращающего научный и техни-
ческий прогресс в инструмент господства.
Понятие <прогресса> вовсе не нейтрально, оно пре-
следует специфические цели, определяемые возможнос-
тями улучшения условий человеческого существования.
Развитое индустриальное общество приближается к та-
кой стадии, когда продвижение вперед может потребо-
вать радикального изменения современного направления
и организации прогресса. Эта стадия будет достигнута,
21
- Одномерное общество
когда автоматизация материального производства (вклю-
чая необходимые услуги) сделает возможным удовле-
творение первостепенных потребностей и одновремен-
ное превращение времени, затрачиваемого на работу, в
маргинальное время жизни. Переход через эту точку
означал бы трансцендирование техническим прогрессом
царства необходимости, внутри которого он служил
инструментом господства и эксплуатации, ограничивая
этим свою рациональность; за счет этого технология
стала бы субъектом свободной игры способностей, на-
правленной на примирение природы и
