естественного закона ни в коем случае не являются рационально выведенными умозаключениями; они играют в практической сфере роль, подобную той, которую умозаключение играет в сфере спекулятивной. (И эти особые представляются как предполагаемые заключения к «после-знанию» у философов, которые должны рассуждать о предписаниях естественного закона и объяснять их.)]. Этот вид познания не есть ясное познание посредством понятий и логического вывода; это неясное, несистематическое, жизненное познание посредством сопричастности природе или конгениальности, когда интеллект, чтобы вынести суждение, прислушивается к внутренней мелодии, которую создают в субъекте вибрирующие струны вечных устремлений.
Лишь четко осознав это основное положение и, кроме того, поняв, что взгляды св. Фомы на этот предмет требуют исторического подхода и философского обоснования идеи развития, которые в Средние века не были разработаны в достаточной мере, тогда, наконец, можно получить полное представление о естественном праве. Тогда становится понятно, что человеческое знание о естественном праве постепенно создавалось и формировалось склонностями человеческой природы, начиная с самых основных склонностей. Не ждите, что я представлю априорную картинку этих изначальных склонностей, которые коренятся в человеческом бытии, переплетенные с бессознательной жизнью психики, и которые либо развивались, либо отмирали по мере того, как развивалось человечество. Они проявляются в самой истории человеческого сознания. Эти склонности действительно были изначальными, направлявшими человеческий разум в течение огромного периода прошлого к постепенному осознанию всех тех предписаний, которые были в наиболее общем и точном виде признаны родом человеческим начиная с самых древних сообществ. Поскольку знание первичных аспектов естественного права вначале было выражено в социальных формах в большей мере, нежели в личностных суждениях, то мы можем сказать, что это знание развивалось, будучи защищено человеческими склонностями — с одной стороны, и человеческим обществом — с другой.
Что касается второго основного элемента того знания, которое естественное право предполагает, с тем чтобы иметь силу закона, то можно сказать, что естественное право (то есть естественное право, познаваемое естественным образом, или, точнее, естественное право, познание которого воплощено в самом общем и самом древнем наследии человечества) охватывает только сферу моральных предписаний, которые люди осознали посредством познания через склонность и которые являются основными принципами моральной жизни, постепенно признаваемыми от самых общих до все более и более частных принципов.
Все предшествующие замечания могут помочь нам понять, почему, с одной стороны, тщательное изучение данных антропологии может показать нам, что основные динамические схемы естественного права, если они понимаются в их аутентичном, то есть еще не определенном, значении (например, отнять жизнь у человека — не то же самое, что отнять жизнь у животного; семейная группа должна подчиняться неким установленным образцам поведения; сексуальные контакты должны подвергаться определенным ограничениям; мы обязаны видеть Невидимое; мы должны жить вместе по определенным правилам и подчиняться определенным запретам), всегда и везде гораздо больше подчинены универсальному сознанию, чем может показаться поверхностному взгляду; и почему, с другой стороны, можно обнаружить огромное разнообразие и относительность в правилах, обычаях и нормах, в которых разум всех народов земли выразил свое знание важнейших аспектов естественного права: поскольку, как я указал выше, это непосредственное знание опирается не на концептуально обнаруженные и логически выведенные моральные предписания, но на моральные предписания, познанные через склонность, и сначала на общие определяющие формы, или структуры, как я только что сказал, на динамические схемы моральных предписаний, такие, которые можно получить посредством первых «примитивных» достижений познания через склонность. В таких определяющих или динамических схемах содержится разнообразный, еще несовершенный материал, не говоря уже об уродливых, извращенных или искаженных склонностях, которые могут смешиваться с основными.
Одновременно мы можем понять, почему естественное право, по существу, включает в себя активное развитие и почему моральное сознание, или знание естественного права, развивалось начиная с первобытной эпохи, двояким образом: во-первых, оно шло по тому же пути, на котором человеческий разум осознавал все менее и менее смутным, грубым и запутанным образом первичные предписания естественного права; во-вторых, по пути, на котором человеческий разум осознавал (всегда средствами познания через склонность) свои дальнейшие, высшие предписания. И такое знание все еще развивается; оно будет развиваться до тех пор, пока продолжается человеческая история. Этот постепенное развитие морального сознания действительно является самым неоспоримым свидетельством развития человечества.
Я сказал, что естественное право — это неписаный закон: оно есть неписаный закон в самом глубоком смысле этого слова, поскольку наше познание естественного права не является свободной концептуализацией, но есть результат логического вывода, подчиненного сущностным склонностям бытия, живой природы и разума, действующим в человеке, постольку этот неписаный закон эволюционирует в соответствии с уровнем морального опыта и саморефлексии, а также социального опыта, которого способен достичь человек в различные эпохи его истории. Так, например, в эпоху древности и Средневековья в естественном праве в большей мере уделялось внимание обязанностям человека, нежели его правам. Определенное достижение (великое достижение, разумеется) XVIII столетия состояло в освещении того, что естественное право требует также прав человека. Это открытие, по сути дела, обусловлено развитием морального и социального опыта, благодаря которому были высвобождены основные склонности человеческой природы в отношении прав человека, и поэтому в отношении них получило развитие познание через склонность. Но согласно печальной закономерности человеческого познания это великое достижение было оплачено идеологическими ошибками в теоретической области, о чем я упоминал в самом начале. Внимание переместилось от обязанностей человека исключительно к его правам. Истинная и всеобъемлющая теория должна обращать внимание как на права, так и на обязанности человека, которые заключает в себе естественное право.
IV. Права человека и естественное право
Мне нет нужды оправдываться в том, что я столь подробно останавливаюсь на теме естественного права. Как могли бы мы понять права человека, если бы у нас не было достаточно адекватного представления о естественном праве? То же самое естественное право, которое устанавливает наши самые основные обязанности и благодаря которому всякий закон является обязующим, является именно тем правом, которое определяет для нас наши основные права[[114] — См.: Dore Edward S. (помощник судьи Верховного суда Нью-Йорка) Humans and Natural Law // New York Law Journal, 1946; McKinnon. The Higher Law // American Bar Assotiation Journal, 1947; Laserson, op. cit; Lord Wriglit (председатель Комиссии ООН по военным преступлениям,) Natural Law and International Law // Essays in Honor or Roscoe Pound; Schmidt Godbrey P. An Approach to Natural Law (готовится к печати).Известно, что понятие естественного права играло основополагающую роль в учении отцов-основателей. Подчеркивая (см.: Le BoutillierCornelia Geer. American Democracy and Natural Law. New York: Columbia University Press, 1950, chap. III), что они были, скорее, людьми государственными, нежели метафизиками, и использовавших понятие естественного права скорее для практических, нежели для философских целей, с большей или меньшей определенностью, и даже в «утилитарном» смысле (как будто на любую заботу об общем благе и о достижении целей человеческой жизни следует навешивать ярлык утилитаризма!), однако, можно лишь еще раз засвидетельствовать невозможность отделения естественного права от тех моральных принципов, на которых было основано данное государство.Судья Джером Франк в своей сильной, вдохновляющей книге (Frank J. Courts on Trial. Princeton, N.Y.: Princeton University Press, 1949) также рассматривает естественное право больше в практической, нежели в метафизической перспективе. Сам этот факт придает особенно значимую в практическом плане ценность его суждениям, когда он пишет: «Ни один добропорядочный некатолик не может потерпеть фиаско, принимая некоторые основные принципы или предписания естественного права как представляющие в настоящее время и в реально обозримом будущем сущностные составные части основания цивилизации» (pp. 364–365).В заключение отметим, что если речь идет о применении основных требований справедливости в тех случаях, когда положение позитивного права до определенной степени утрачивается, то обращение к принципам естественного права неизбежно, что создает прецедент и новые юридические правила. Выдающимся примером этого является эпохальный суд над нацистскими военными преступниками в Нюрнберге.]. Так происходит потому, что мы являемся частью всеобщего порядка, законов и предписаний космоса и огромного семейства созданий природы (и в конечном счете в порядок тварной мудрости) и потому, что у нас в то же время есть преимущество участия в духовной природе, что мы обладаем правами vis-a-vis к другим людям и ко всей совокупности тварей земных. В конечном счете, поскольку всякое создание действует посредством своего Принципа, который есть Чистое Действие, поскольку всякая власть, достойная этого имени (то есть справедливая власть), ограничена принципом [бытия] сущих, который есть Чистая Мудрость, то равным образом человек обладает правом благодаря праву, принадлежащему Богу, который есть чистая Справедливость. Человек обладает этим правом, чтобы видеть порядок Его мудрости во всех существах, уважаемых, почитаемых и любимых всяким разумным существом. Для закона существенно быть порядком разума; и естественное право, или норма функционирования человеческой природы, познанное через склонность, есть закон, действующий в сознании лишь в силу того, что природа и природные склонности обнаруживают порядок разума, то есть Божественный Разум. Естественное право есть закон лишь потому, что оно сопричастен Вечному Закону. Здесь мы видим, что позитивистская философия, признающая один лишь Факт (так же как идеалистическая или материалистическая философия абсолютной Имманентности), бессильна обосновать существование прав, которыми естественным образом обладает человек, прав, первичных и высших по отношению к писаному законодательству и к соглашениям между правительствами, прав, которые гражданское общество должно не даровать человеку, но признавать и утверждать в качестве универсально ценных и которые никакая общественная необходимость не может заставить нас отменить или игнорировать хотя бы на мгновение. С точки зрения логики представление о таких правах может показаться лишь предрассудком представителям названных философских течений. Это представление является ценным и разумно обоснованным только в том случае, если каждый существующий индивид имеет природу или сущность, которые являются средоточием умопостигаемых необходимостей и необходимых истин, то есть если сфера природы, понимаемой как совокупность фактов и событий, заключает в себе и открывает сферу Природы, понимаемой как универсум сущностей, превосходящих факт и событие. Иными словами, права не существует, пока определенный порядок (который фактически может быть нарушен) не подтверждается нерушимо тем, что представляют собой вещи в своем умопостигаемом виде или в своей сущности, или тем, что являет собой природа человека, и пока этот порядок не уступит место другому порядку — порядку, при котором некоторые вещи, такие, как жизнь, работа, свобода, считаются подобающими человеку, существу, наделенному душой и свободой воли. Такой порядок, который не является исходным фактом бытия вещей, но требует своей реализации в них и который навязывает себя нашему сознанию по степени наших осознанных обязательств, — он определенным образом существует в вещах (я имею в виду: существует как требование их сущности).
