Но именно тот факт, что вещи причастны к идеальному порядку, который превосходит их существование и стремится управлять ими, этот факт не был бы возможен, если бы основание такого идеального порядка, подобно основанию самих сущностей и вечных истин, не существовало бы в отдельном Духе, в Абсолюте, который превыше мира, в том, что вечная философия[[115] — Вечная философия (философия неотомизма). — Прим. пер.] называет Вечным Законом. Для философии, признающей один лишь Факт, понятие Ценности (я имею в виду объективно истинной Ценности самой по себе) непостижимо. Как же тогда можно требовать прав, если не веришь в ценности? Если утверждение внутренней ценности и достоинства человека есть бессмыслица, то утверждение естественных прав человека тоже бессмыслица.

V. О правах человека в целом

Теперь давайте продолжим обсуждение некоторых проблем, имеющих отношение к правам человека в целом. Моя первая задача имеет отношение к разделению между естественным правом и позитивным правом. Одна из основных ошибок рационалистической философии прав человека состояла в том, что последняя считала позитивное право простой копией естественного права, которое предположительно предписывало во имя природы все то, что позитивное право предписывало во имя общества. Они [философы] забывали об огромной сфере человеческих вещей, которые зависят от изменчивых условий социальной жизни и от свободных порывов человеческого разума и которые естественное право оставляет в неопределенности.

Как я указал, естественное право имеет дело с правами и обязанностями, которые необходимым образом связаны с первым принципом: «Делай добро и избегай зла». Поэтому предписания неписаного закона сами по себе или по природе вещей (я не говорю о человеческом знании о них) всеобщи и неизменны.

Jus gentium, или право народов, трудно определить точно, поскольку он является промежуточным между естественным правом и позитивным правом. Скажем так: в своем глубочайшем и самом подлинном значении, таком, которое было представлено Фомой Аквинским, право народов, или, лучше сказать, общий закон цивилизации, отличается от естественного права, поскольку он познан не через склонность, но через концептуализацию, или рациональное познание[[116] — Согласно св. Фоме (Sum. theol. III.95.4), jus gentium, который он четко отделяет от естественного закона и связывает, скорее, с позитивным правом, имеет отношение ко всему тому, что происходит от естественного закона в качестве выводов из основоположений.Однако он также учит, что propria principia (собственные принципы. — Прим. пер.) естественного закона подобны заключениям, выводимым из propria communia (общих основоположений. — Прим. пер.) (III.94.4, 5, 6). И конечно же propria principia естественного закона принадлежат естественному закону, а не jus getitiutn! Так, в параграфе 95.2 св. Фома представляет запрет убийства в качестве примера умозаключения, выведенного из принципа естественного закона («не делай никому зла») и принадлежащего к сфере того, что определяется как jus gentium в параграфе 4. Очевидно, однако, что запрет убийства, начертанный в десяти заповедях, является предписанием естественного закона. Как же быть?Единственная возможность постичь правильную согласованность всего этого и правильно осознать томистское разграничение между естественным законом и jus gentium, — это понять, что предписание, подобное умозаключению, выведенному из принципа естественного закона, но в действительности познанное через склонность, а не путем логического вывода, является частью естественного закона; однако то предписание, которое познано путем логического вывода и в качестве умозаключения, концептуально выведенного из принципа естественного закона, есть часть jus gentium. Последнее заключение относится к позитивному праву в большей степени, нежели к естественному праву, благодаря тому способу, которым оно познано, и проникновению человеческого разума в основание концептуально выведенных предписаний (тогда как единственный разум, от которого зависит естественное право, — это божественный Разум). Запрет убийства, поскольку это предписание познано через склонность, принадлежит к естественному праву. Тот же самый запрет убийства, если данное предписание познано в качестве умозаключения, логически выведенного из принципа естественного права, принадлежит к jus gentium.]; в этом смысле закон разума относится к позитивному праву и формально конституирует юридический порядок (хотя и не обязательно записанный в кодексе). Но что касается его содержания, jus gentium охватывает как предметы, принадлежащие также к естественному праву (постольку, поскольку они не только познаны в качестве рационально дедуцированных, но познаны также через склонность), так и предметы, которые хотя и являются обязательными для всех, поскольку выведены из принципа естественного права находятся вне содержания естественного права (поскольку они лишь рационально выведены, а не познаны через склонность). В обоих случаях jus gentium, или общий закон цивилизации, имеет дело, подобно естественному праву, с теми правами и обязанностями, которые необходимо связаны с первым принципом. А точнее, поскольку jus gentium познан посредством рационального познания и сам является результатом деятельности разума, то он более конкретным образом связан с такими правами и обязанностями, которые существуют в сфере основной естественной деятельности, доступной человеческому разуму, то есть в состоянии гражданской жизни.

Позитивное право, или корпус законов (будь то обычное право или статутное право), действующий в данной социальной группе, имеет дело с правами и обязанностями, которые связаны с первым принципом, но связаны случайным образом, благодаря определяющим образцам поведения, созданным разумом и волей людей, когда последние устанавливают законы или формируют обычаи определенного общества, таким образом утверждая для себя, что в отдельной рассматриваемой группе определенные вещи будут считаться благими и допустимыми, а другие — дурными и недопустимыми.

Но именно благодаря естественному праву право народов и позитивное право обретают силу и входят в наше сознание. Они являются продолжением естественного права, переходя в те предметные области, которые все в меньшей и меньшей степени могут определять сущностные склонности человеческой природы. Само естественное право требует, чтобы то, что оно оставило в неопределенности, было впоследствии определено в качестве права или обязанности, существующей для всех людей и осознаваемой ими, но познанием не через склонность, а посредством концептуального мышления (то есть для jus gentium или для позитивного права), как право или обязанность, существующая для определенных людей благодаря «человеческим» и временным предписаниям, свойственным той социальной группе, частью которой эти люди являются. Таким образом, существуют незаметные переходы (по крайней мере, с позиции исторического опыта) между естественным правом, правом народов и позитивным правом. Существует динамизм, побуждающий неписаный закон перетекать в человеческий закон и делать последний более совершенным и справедливым в самой сфере его временных определений. Именно в соответствии с этой динамикой права человека обретают политическую и социальную форму в сообществе.

Право человека на существование, на личную свободу и на стремление к нравственному совершенству принадлежит, строго говоря, к естественному праву.

Право на частное владение материальными благами[[117] — См. мою книгу: Maritain J. Freedom in the Modern World. New York: Charles Scribner’s Sons, 1936, Appendix 1.] относится к естественному праву, поскольку людям естественным образом предписано обладать ради совместного использования материальными благами природы; это относится к праву народов, или jus gentium, поскольку разум неизбежно приходит к заключению, что во имя общего блага этими материальными благами следует владеть частным образом, как результат условий, которые естественно необходимы для управления этими благами и для человеческой деятельности (я не имею в виду деятельность, представленную в подлинно человеческом виде, обеспечивающей свободу человеческой личности перед лицом сообщества). А отдельные формы права на частную собственность, которые изменяются в соответствии с формой общества и состоянием развития его экономики, определяются позитивным правом.

Свобода наций жить без бремени нужды или нищеты («свобода от нищеты») и их свобода жить без бремени страха или террора («свобода от страха»), как определил президент Рузвельт в своих «Четырех пунктах», соответствует требованиям права народов, который следует выполнять посредством позитивного права и посредством экономической и политической организации цивилизованного мира.

Право голоса, данное каждому из нас для выбора государственных чиновников, исходит от позитивного права, определяющего тот путь, которым естественное право народа на самоуправление должно реализоваться в демократическом обществе.

* * *

Второй мой тезис будет связан с неотчуждаемым характером естественных прав человека. Они являются неотчуждаемыми, поскольку основаны именно на человеческой природе, которую конечно же ни один человек не может утратить. Это вовсе не означает, что данные права по своей природе отвергают какие бы то ни было ограничения или что они являются неограниченными правами Бога. Поскольку всякое право, в особенности естественное право, на котором основываются естественные права, стремится к общему благу, то и права человека имеют внутреннюю связь с общим благом. Некоторые их них, например право на существование или на стремление к счастью, имеют такую природу, что общее благо пострадало бы, если бы политическое общество могло в какой-либо степени ограничить естественно присущее людям обладание этими правами. Будем считать, что эти права абсолютно неотчуждаемы. Другие же, например право на объединение или на свободу слова, имеют такую природу, что общее благо пострадало бы, если бы политическое общество не могло в некоторой степени (все в меньшей по мере того, как общество становится все более предрасположенным к общей свободе и все больше опирается на нее) ограничивать естественно присущее людям обладание этими правами. Будем считать, что эти права лишь в основном неотчуждаемы.

* * *

Однако даже абсолютно неотчуждаемые права подлежат ограничению если не в обладании ими, то, по крайней мере, в их реализации. Поэтому мой третий тезис связан с разграничением между обладанием правом и его реализацией. Даже в отношении абсолютно неотчуждаемых прав мы должны провести разграничение между обладанием и реализацией: последняя подчинена в каждом отдельном случае условиям и ограничениям, диктуемым справедливостью. Если преступник может быть справедливо приговорен к смерти, то это потому, что своим преступлением он лишил себя если и не права на жизнь, то возможности справедливого утверждения этого права: он морально отделил себя от человеческого сообщества именно в том, что касается использования этого основополагающего и «неотчуждаемого» права, которое налагаемое на него наказание запрещает ему реализовать.

Право приобщения к наследию человеческой культуры через образование тоже является основополагающим, абсолютно неотчуждаемым правом. Его реализация подчинена конкретным возможностям данного общества, и требование использования этого права всеми и каждым hic et nunc[[118] — Hie et nunc (лат.). — Здесь и сейчас. — Прим. пер.] может противоречить справедливости, если оно может быть реализовано только благодаря крушению всех социальных структур, как в случае рабовладельческого общества в Древнем Риме или феодального общества в Средние века хотя, разумеется, требование образования для всех оставалось законным, как то, что со временем должно быть выполнено. Все, что остается делать в таких случаях, это стремиться к изменению социальной структуры. Из этого примера мы видим (замечу мимоходом), что основание скрытой побудительной причины, неизменно способствующей трансформации общества, коренится в том факте, что человек обладает неотчуждаемыми правами, но лишен возможности по справедливости требовать реализации некоторых из этих прав вследствие некоторого элемента