нации, так и вообще в случае любого сообщества). Нация лишена руководящего начала. Нация не выходит за пределы функционального; она, Скорее, до-функциональна. (3) Профессор Гурвич, подобно многим современным авторам, определяет государство как «монополию на легитимное насилие» (см.: Gurwitch G. Sociology of Law. N.-Y.: Philosophical Library, 1942, pp. 238ff). Критерий легитимного насилия есть лишь эмпирический признак, который выводится из сущностных характеристик; он не проясняет природу государства. Подлинным критерием здесь является поддержание законности и общественного порядка, которые соотносятся с общим благом политического общества.

[4]

См.: Delos J. T. La Nation. Montreal: L’Arbre, 1944.

[5]

См.: Haurion M. Principes de droit constitutionnel. Paris,1923,p. 29.

[6]

См.: Johannct R. Le Principe des nationalites. 2ed. ed.; Paris: Nouvelle Librairie Nationale, 1923.

[7]

Burgess J. W. Political Science and Constitutional Law. Boston: Jinn &Co.,1896, v. I, p. 50: «Государство представляет собой отдельную часть человечества, рассматриваемую как организованное целое». Схожая путаница между политическим обществом и государством представляет собой обычное дело среди юристов. Согласно Стори и Кули, «государство является политическим обществом или обществом людей, объединившихся ради поддержания их взаимной безопасности и ради успеха их совместных усилий» (Cooley Т. М. Constitutional Limitations. Boston, 1868, p. 1; ср.:Story J. Commentaries on the Constitution of the United States. Boston, 1851,1, 142). Слово «государство, — продолжает Стори (ibid., p. 143), — обозначает целый народ, объединенный в единое политическое общество; и государство, и народ государства являются равнозначными выражениями»

[8]

См.: Phelan G. В. Justice and Friendship // Thomist, «Maritain Volume». N.-Y.: Shead&Ward, 1943.

[9]

См.: Maritain J. The Person and the Common Good. N.-Y.: Charles Soribner’s Sons, 1947.

[10]

Гарольд Ласки описывает государство как корпорацию общественной службы (G. Laski. A Grammarof Politics London: Allen&Unwin,1935,p. 69).

[11]

В оригинале «Средневековой Римской Империи», что в исторической науке также является распространенным синонимом для Империи Карла Великого. — Прим. пер.

[12]

См. гл. II.

[13]

Это смешение государства, политического общества и закона стало классическим. В резкой форме оно выражено в теории А. Эсмена (см.: Esmein A. Elements de droit constitutionnel. 6th ed.; Paris: Recueil Sirey, 1914), который утверждал, что «государство представляет собой юридическую персонификацию нации».

[14]

Маритен в данном случае говорит просто о светской теории права, которая — в отличие от теории естественного права в философии или теории божественного права в теологии — рассматривает право как возведенную в закон волю человека или определенного класса. См., в частности: Юридический словарь. М., 1956, с. 496: «Марксистско-ленинская теория государства и права показала, что государство и право возникают с появлением частной собственности и расколом общества на антагонистические классы, что всякое государство является выражением в наиболее концентрированной форме экономических потребностей класса, что всякое право представляет собой возведенную в закон волю такого класса [Курсив наш. — Прим. ред.], определяемую условиями его материального существования… При социалистическом типе государства право выражает волю рабочего класса и руководимых им трудящихся масс»; с. 182: «Марксистско-ленинскому пониманию права… чужд… «волюнтаризм» — буржуазное учение, рассматривающее выражаемую в праве волю как нечто самодовлеющее, ничем не связанное и не обусловленное». — От изд-ва.

[15]

Понятие моральной или коллективной личности, в котором понятие «личность» используется как уместная аналогия, с полным основанием применимо к народу как целому, поскольку народ как целое (естественное целое) представляет собой совокупность индивидов и поскольку их единство как социального целого происходит от их общего желания жить вместе, возникшего у [каждого из этих индивидов.

Соответственно, понятие моральной или коллективной личности с полным основанием применимо к политическому обществу, которое представляет собой органическое целое, состоящее из людей. В результате и народ, и политическое общество являются субъектами (или носителями) прав, [а именно): у народа есть право на самоуправление; существует отношение взаимной справедливости между политическим обществом и его отдельными членами.

Но данное определение моральной личности не применимо к государству (которое представляет собой не целое, а часть или особый орган политического общества) кроме как в чисто метафорическом смысле или в юридической беллетристике. Государство не является субъектом прав, или Rechtssubjekt, как ошибочно считают многие современные авторы, в особенности Еллинек. (В противоположность ему Леон Дюги четко осознал, что государство не является субъектом прав, но он впал в другую крайность, и его теория в целом поставила под сомнение само понятие права.)

Права народа или политического общества не могут быть перенесены на государство или переданы ему. Более того, в той мере, в какой государство представляет политическое общество (во внешних отношениях последнего с другим политическим обществом), «государство» есть лишь абстрактная сущность, не являющаяся ни моральной личностью, ни субъектом прав. Права, приписываемые ему, не есть его собственные права; это права политического общества, которое в идеале замещается абстрактной сущностью, а в реальности представлено людьми, на которых возложено бремя общественных дел и которые облечены особыми полномочиями.

[16]

Так случилось, что столь великий теоретик, как Кельзен смог превратить государство в простую юридическую абстракцию и отождествить его с правом и правовым порядком — понятием, которое вырывает государство из его подлинной сферы (то есть сферы политического) и которое тем более двусмысленно, если реальное государство (высшая часть и орган политического общества) воспользуется этой вымышленной сущностью, приписываемой ему как юридическому ens rationis (мыслимому сущему (лат.) — Прим. пер.), чтобы требовать для себя священных атрибутов и «суверенитета» закона.

Более того, следует отметить, что выражение «суверенитет закона» является лишь метафорическим, относящимся к рациональной природе права и его моральной и юридической обязательности, но не имеющим ничего общего с подлинным понятием суверенитета.

Конкретная функция государства (его главная функция) — гарантия правопорядка и проведение в жизнь закона. Но государство не является воплощением закона. И так называемый «суверенитет» государства (см. гл. II) никоим образом не является моральным и юридическим «суверенитетом» закона (справедливого закона), который имеет обязательную силу для совести и проводится в жизнь принуждением.

[17]

См.: Maritain J. Freedom in the Modern World. N.-Y.: Charles Scribner’s Sons, 1936), Appendix I, «Person and Property».

[18]

О понятии плюрализма см. кн.: Maritain]. Du regime Temporel et de la liberte («Свобода в современном мире»), гл. i, и Humanisme integral («Истинный гуманизм»), гл. v. См. также замечания профессора Р. М. Макивера о «мульти-групповом обществе» (Madver R. М. The Web of Government. N.-Y.: Macmillan Co., 1947, pp 42Iff.).

[19]

См. ниже, гл. 3, раздел IV и гл. 5, раздел IV; а также о высказывании Линкольна: Scholasticism and Politics. N.-Y.: Macmillan CO.,1940,cc. 107–108.

[20]

См. кн.: Maritain J. Raison et raisons. Paris: Luf, 1947, ch. xi.

[21]

Заметим, что, в принципе, для философской и политической литературы XVI–XVIII вв. более типично понятие «суверенность» («суверенность государя», «суверенность Бога», «суверенность народа», «суверенность государства» и т. д.). — Прим. перев.

[22]

Ср.: Lansing R. Notes on Sovereignty. Washington: Carnegie Endowment for International Peacre, 1921, ch. ii, «Notes on World Sovereignty». Reprinted from the American Journal of International Law, January, 1921.

[23]

Ср.: Cohen H. E. Recent Theories of Sovereignty. Chicago: University of Chicago Press, 1937, pp. 82ff.

[24]

Edmunds S. E. The Lawless Law of Nations. Washington, D. C: Byrne & Co., 1925.

[25]

Foulke R.R. A Treatise on International Law. Philadelphia: John C. Winston Co., 1920, p. 69: «Слово «суверенитет» неопределенно… Мы не намерены тратить время в погоне за призраками, а потому отвергнем его полностью. Слово «независимость» достаточно хорошо передает каждую идею, охватываемую понятием суверенитета, которую необходимо знать при изучении международного права».

[26]

Jellinek G. Recht des modernen Staates: Allgemeine Staatslehre. Berlin, 1900, p. 394.

[27]

Ср.: Preuss H. Gemeinde, Staat, und Reichals Gebietskoerperschaften. Berlin,1889; Merriam Ch. E. History of the Theory of Sovereignty since Rousseau. N.-Y.: Columbia University Press, 1900.

[28]

Ср.: Duguit L. Law in the Modern State. N.-Y.: Viking Press, 1919. Я согласен с Дюги в том, что касается необходимости отказаться как от представления о неподотчетности государства, так и от понятия суверенитета государства, но не согласен в том, что касается причин, приведших Дюги к таким выводам.

[29]

Подобного же мнения придерживается Гарольд Дж. Ласки, хотя он основывается на иной философской позиции. См.: Laski H. J. Studies in the Problem of Sovereignty. New Haven: Yale University Press,1917; A GrammarofPolitics. New Haven: Yale University Press, 1925.

Профессор Макайвер обрушился с резкой критикой на понятие суверенитета. См. кн.: MadverR. M. The Web of Government. N.-Y.: MacMillan Co., 1947, pp.48–51,69-73.

[30]

Господство, первенство, руководящее начало, принципат, власть Цезаря (лат.). — Прим. пер.

[31]

Верховная власть (лат.). — Прим. пер.

[32]

Господин, властелин (греч.). — Прим. пер.

[33]

См.: Аристотель. Политика, III. 15. 1286b31; IV. 4. 1290а32, etc.. Там, где Аристотель употребляет слово κυριος, в оксфордском переводе под редакцией В. Д. Росса стоит суверен. Фома Аквинский в «Сумме Теологии» (I–II. 90. 3. Obj.3; 96, 5, corp., obj. 3, and ad 3, etc) употребляет слово princeps, в переводе, изданном английскими доминиканцами, стоит суверен.

[34]

Величие, авторитет (лат.). — Прим. пер.

[35]

Верховная власть (греч.). — Прим. пер.

[36]

См.: Bodin J. De la republique. Paris: Chez Jacques du Puys,1583,Book I,ch. 8.

[37]

Ibid., Book I, ch. 8.

[38]

Макс Адам Шепард (см. ст.: Shepard M. A. Sovereignty at the Crossroads: A Study of Bodin // Political Science Quarterly, 1930,v. XLV.pp. 580–603) утверждал, что Воден находился на перепутье между средневековым представлением о государе, который подчиняется закону (человеческому закону) не как vis coactiva (побуждающей силе (лат.) — Прим. перев.), но как vis directiva (направляющей силе (лат.) — Прим. перев.) (см.: Sum. Theol. I–II. 96. 5, ad 3), и современным («монистическим») представлением о государе, который совершенно свободен от какого бы то ни было земного закона. См. также рассуждения проф. Чарльза Маклуэйна о Бодене и Гоббсе в ст.: Mcllwain Ch. Sovereignty in the Present World // Measure, 3d issue, 1950. Совершенно понятно, что Боден до некоторой степени остался верен Средневековью и не дошел до конца пути, который впоследствии проделали Гоббс и Остин. Но если Боден заставил суверена уважать jus gentium (естественное право (лат.) — Прим. пер.) и конституционный закон монархии (leges imperii), то, с его точки зрения, потому, что относительно таких вещей, как неприкосновенность частной собственности, или предписания jus gentium, или «законы государства», подобные салическим законам, отражающим основное соглашение, в котором берет начало власть государя, — человеческие законы и суды являются лишь проявлениями или органами самого естественного права, так что в результате их вердикты распространяются даже на суверена. Своеобразное учение Бодена (основанное, кроме того, на неверном представлении о естественном праве), должно было быть отвергнуто последующими теоретиками суверенитета, и в этом смысле он остановился на полпути. Но остается фактом, что суверен Бодена подчинялся только естественному праву, а не какому бы то ни было закону человеческому, отличному от естественного права, а это и составляет сущность политического абсолютизма.

О Жане Бодене см.: Chauvire R. Jean Bodin auteurde la Republique. Paris,1914; Poutlieux A. Quelques dicuments inedits sur Jean Bodin // Revue du XVIe