находит выражение в остроумной, но необоснованной теории Einfuhlung51 Липпса и Фолькельта, которая сводит восприятие прекрасного к проекции или переносу наших чувств и эмоций на объект. (См.: M. De Wulf. L’Oeuvre d’art et la beaut?. — Annales de l’Institut de philosophie de Louvain, t. IV, 1920, p. 421 sq.)
558 (Каетан. In I-?I, q. 27, a. 1). -Греки выражали это одним словом -???????????52.
Как видим, прекрасное имеет прямое отношение к познавательной способности. В самом деле, ему, по определению, свойственно доставлять интуитивное наслаждение уму (а в нашем толковании, и чувствам). Однако, если успешное применение какой-либо способности, например ума, благоприятствует ей и стимулирует ее метафизическое развитие, поскольку удовлетворяет ее сущностную естественную склонность, это процветание является радостью, удовольствием или наслаждением лишь потому, что ему тотчас отвечает сама способность субъекта к чему-то склоняться (facult? d’app?tition), appetitus elicitus53,которая находит в этом процветании свое завершение и успокоение[558]. Согласно приведенной в предыдущем примечании цитате из св. Фомы,;совершенство и цель всякой другой способности заключены в объекте способности желания, как особенное в общем; (Sum. theol., I-II, q. 11, a. 1, ad 2).Стало быть, прекрасное имеет сущностную и необходимую связь со стремлением. Поэтому оно является;разновидностью блага;,и, как сказано в тексте,;приятность есть его характерное свойство;.Суть прекрасного в том, чтобы удовлетворять желание ума, стремление к наслаждению, входящее в стремление к познанию.
Учение св. Фомы об этом предмете требует весьма тонкого толкования. Сначала, в;Комментарии к Сентенциям;,он писал: 55 (In I Sent., d. 31, q. 2, a. 1, ad 4). Затем, в : 56 (De Ver., q. 22, a. 1, ad 12. Комментарий к аксиоме Дионисия в 4-й главе трактата;О божественных именах;: pulchrum omnia appetunt57).
И, наконец, два важнейших фрагмента из;Суммы теологии;:
58 (Sum. theol., I, q. 5, a. 4, ad 1).
ad rationem pulchripertinet, quod in ejus aspectu seu cognitione quietetur appetitus… Et sic patet, quod pulchrum addit supra bonum quemdam ordinem ad vim cognoscitivam: ita quod bonum dicatur id, quod simpliciter complacet appetitui; pulchrum autem dicatur id cujus ipsa apprehensioplacet;59 (Sum. theol., I-II, q. 27, a. 1, ad 3).
Чтобы согласовать эти различные фрагменты, следует заметить, что прекрасное может быть связано с желанием двояким образом: либо как подпадающее под понятие блага и как возбуждающее желание (мы любим и желаем нечто, потому что оно прекрасно), либо как один из видов блага, который угождает способности желать, составляющей часть познавательной способности, и удовлетворяет естественную потребность (мы говорим, что нечто прекрасно, потому что нам нравится его вид). В первом случае прекрасное совпадает с благим лишь материально (re seu subjecto)60. Во втором, напротив, из самого понятия прекрасного следует, что оно есть известная разновидность блага.
Сказанное в;Сентенциях;надлежит толковать с первой точки зрения: прекрасное желанно лишь в силу того, что оно рассматривается как благо (т. е., вообще говоря, как вещь, обладание которой представляется субъекту благом и на которую направлено его желание). Точно так же желанно истинное; эта желанность не входит в понятия истинного и прекрасного, хотя и является одним из важнейших свойств прекрасного. Со второй же точки зрения, доставлять то особенное благо, каким является наслаждение как часть познания, свойственно именно прекрасному и входит в его понятие; тогда прекрасное ни в чем не совпадает с истинным.
В тексте речь идет о благе как таковом, которое, в отличие от прекрасного, заключается в том, что совершенствует предмет; таким образом, прекрасное и благое совпадают материально, но различаются в понятии (как истинное и благое). Тем не менее прекрасное, совершенствуя познавательную способность, для которой служит объектом наслаждения, включает в самое свое понятие некую связь с желанием.
Что же касается двух чрезвычайно важных фрагментов;Суммы;,то из первого явствует, что если прекрасное и отличается (ratione) от благого тем, что прямо не предстает желанию и принадлежит к области формальных причин, однако оно, по определению, радует взор и потому имеет отношение к желанию. Второй же текст с полной отчетливостью показывает, что связь прекрасного как объекта, познание которого приносит удовольствие, с желанием входит в само его понятие. Таким образом, красота, при том что она, прежде всего, предстает познанию, косвенно затрагивает самой своей сутью область желания, что и было сказано выше. Ad rationem pulchri pertinet, quod in ejus aspectu seu cognitione quietetur appetitus.
559Дионисий Ареопагит. De Divin. Nomin., cap. 4; св. Фома, lect. 9. По давней традиции, мы продолжаем именовать Ареопагитом того, кого современная критика называет Псевдо-Дионисием.
560 62 (Sap., VIII, 2).
561 De Divin. Nomin., cap. 4;св. Фома, lect. 10.
562Критерии прекрасного в природе определены гораздо лучше, чем в искусстве, поскольку смысл созданий природы и сияние формы, которое может в них светиться, тоже гораздо более определенны, чем смысл и сияние формы в произведениях искусства. Например, в природе существуют некие идеальные пропорции мужского и женского тела (известные или неизвестные нам), потому что естественное предназначение человеческого организма есть нечто постоянное и неизменно определенное. Красота же произведенияискусства иная, чем красота изображенного объекта, поэтому живопись и скульптура отнюдь не обязаны определять и воспроизводить эти идеальные пропорции. Искусство языческой древности вменило это себе в обязанность в силу внешнего условия: так как изображало, прежде всего, богов антропоморфной религии.
563;Сияние формы;должно сочетаться с онтологической красотой, тем или иным способом открывающейся нашему разуму, а не с понятийной ясностью. Тут важно устранить малейшую двусмысленность: слова;ясность;,;внятность;,;свет;,которые мы употребляем, описывая роль;формы;в недрах вещей, означают не обязательно нечто ясное и внятное ДЛЯ НАС, но нечто ясное и сияющее В СЕБЕ, внятное В СЕБЕ, хоть для наших глаз оно нередко остается темным, то ли по вине материи, в которую оно погружено, то ли из-за принадлежности формы области умопостигаемого. Чем существеннее и глубже потаенный смысл, тем более он недоступен нам, так что утверждать, вслед за схоластами, что форма — залог внятности вещей, значит утверждать, что она — залог их таинственности. (В самом деле, где нечего познавать, там нет и тайны, она там, где таинственное превышает возможности нашего восприятия.) Определяя прекрасное как сияние формы, мы тем самым определяем егокак сияние тайны.
Подменять ясность в себе ясностью для нас — картезианское заблуждение. В искусстве оно порождает академизм и обрекает нас на столь убогую красоту, что она способнавозбудить в душе лишь мизерную радость.
Что же касается;разборчивости;,то сияние формы может возникнуть как в;темном;,так и в;прозрачном;произведении. С этой точки зрения, ни;темнота;,ни;прозрачность;не имеют никаких преимуществ. [1927]
Впрочем, всякое по-настоящему новое произведение кажется поначалу темным. Со временем суждение отстаивается.;Говорят, — писал Хопкинс, -что в прежние времена, суда, отправляющиеся в дальнее плавание из лондонского порта, брали с собой запас воды из Темзы. При отплытии эта вода была грязной и дурно пахла, но постепенно грязь оседала, и спустя несколько дней вода становилась самой чистой, вкусной и полезной, какая только есть на свете. Не знаю, так это или нет на самом деле, но мне важен образ. Когда перед нами предстает такое смелое новшество, как «Deutschland»64, первые наши непосредственные впечатления — не лучшие и не самые верные; они поверхностны и преходящи, — это просто первое, что приходит на ум. Такие мнения банальны и опираются на общие места. Так случилось и с вами; отправляясь в первое плавание, «Deutschland» долго не могла отчалить и вызвала в вас неприязнь, потому что мутила и засоряла разум тиной и нечистотами (как видите, я последовательно выдерживаю образ); это время вы выбрали, чтобы выступить с критикой, еще зловонной и грязной (снова лексику диктует образ), тогда как, дай вы устояться мыслям, они бы очистились и пришлись мне больше по вкусу…; (Джерард Манли Хопкинс. Письмо Р. Бриджесу от 13 мая 1878 г. по поводу поэмы . Пер. Родити и Ландье, Mesure, 15 января 1935 г.).
564????????65 (Плотин. Эннеады, I, 6, 5).
565См.: Lamennais. De l’Art et du Beau, ch. IL
566 66 (св. Фома. Comment, in Psalm., Ps. XLIV, 2).
567Св. Фома. Comment, in lib. de Divin. Nomin., cap. IV, lect. 5.
Эжен Делакруа высказал чрезвычайно точные замечания художника на тему;Вариации прекрасного; (статья в , 15 июля 1857; Oeuvres litt?raires, I,?tudes esth?tiques. Paris, Cr?s, 1923, p. 37 sq.).Рассуждая о данном вопросе лучше, чем многие профессиональные философы, он понял, что множество форм прекрасного не наносит никакого ущерба его объективности:;Я не говорю, и никто не рискнет сказать, что красота может изменять свою суть, ибо тогда это была бы не красота, а всего лишь причуда или фантазия, однако характер ее может изменяться; то обличье красоты, которым восхищались в далеком прошлом, ничуть не трогает нас и не нравится нам, так как не отвечает нашим чувствам или, если угодно, нашим предрассудкам. Nunquam in eodem statu permanet68, — сказал о человеке ветхозаветный Иов;.Выраженная иными словами, в этом пассаже заключена мысль об исконно аналогичном характере понятия красоты. (См.;Набросок статьи о прекрасном;. — Ibid., p. 141 sq.)
568В работе 1923 г. (. — S. Tommaso d’Aquino, publ. d?lia Fac. di Filos. dell’Univ. del Sacro Cuore. Milano, Vita e Pensiero)о. Муннинк пытается оспорить это положение. Это говорит о чисто материальном толковании формулы и схоластического учения о прекрасном. (См. рецензию о. Вебера, , janvier 1925.) Классический перечень трансценденталий (ens, res, unum, aliquid, verum, bonum69) не исчерпывает их все, и прекрасное не упомянуто в нем потому, что оно сводимо к одному из этих понятий (а именно к благому, ибо прекрасное есть то, что предстает разуму в вещах как объект наслаждения посредством интуиции). Св. Фома настаивает на том, что красота и благо (метафизическое) в реальном проявлении суть одно и то же, отличаются же друг от друга лишь в понятийном плане (pulchrum et bonum sunt idem subjecto, sola ratione differunt70, I, q. 5, a. 4, ad 1). Так происходит и с другими трансцендентальными сущностями, которые едины в вещах и различны в понятиях. Поэтому quicumque app?tit bonum, app?tit ex hoc ipso pulchrum71 (de Verit., q. 22, a. 1, ad 12).Если верно, что pulchrum est idem bono, sola ratione differens72 (I-II, q. 27, a. 1, ad 3), то прекрасное, как и благое, непременно
