пьяный хор, —

Он был красой Шотландских гор!..

РЕЧИТАТИВ

Был в кабачке скрипач поджарый.

Пленился он воровкой старой,

Но был так мал,

Что лишь бедро ее крутое,

Как решето, одной рукою

Он обнимал.

Развеселить желая даму,

Прорепетировал он гамму

Разок-другой.

Потом, наполнив кружку пивом,

Запел он голосом пискливым

Мотив такой.

ПЕСНЯ

Позволь слезу твою смахнуть,

Моей возлюбленною будь

И все прошедшее забудь.

Плевать на остальное!

Житье на свете скрипачу —

Иду-бреду, куда хочу,

Так не живется богачу.

Плевать на остальное!

Где дочку замуж выдают,

Где после жатвы пиво пьют, —

Для нас всегда готов приют.

Плевать на остальное!

Мы будем корки грызть вдвоем,

А спать на травке над ручьем,

И на досуге мы споем:

«Плевать на остальное!»

Пока растет на свете рожь

И любит пляску молодежь, —

Со мной безбедно проживешь.

Плевать на остальное!

РЕЧИТАТИВ

Пока скрипач бродячий пел,

Сжигаемый любовью, —

Лудильщик удалой успел

Пленить сердечко вдовье.

Схватил за ворот скрипача

Его соперник бравый

И уж готов был сгоряча

Пронзить рапирой ржавой.

Скрипач мышонком запищал,

Склонил пред ним колени

И отказаться обещал

От всех поползновений…

Но все ж, прикрыв лицо полой,

Смеялся он притворно,

Когда лудильщик удалой,

Хлебнув, запел задорно.

ПЕСНЯ

Я, ваша честь,

Паяю доесть.

Лудильщик я и медник.

Хожу пешком Из дома в дом.

На мне прожжен передник.

Я был в войсках.

С ружьем в руках

Стоял на карауле.

Теперь опять

Иду паять.

Чинить-паять

Кастрюли!

Вот этот хлыщ

Душою нищ,

Твой прежний собеседник.

Любовь моя,

Бери в мужья

Того, на ком передник.

Любовь моя,

Лудильщик я

И круглый год в дороге.

Авось вдвоем

Мы проживем

Без горя и тревоги!

РЕЧИТАТИВ

В ответ на нежные слова,

Нимало не краснея,

С похмелья бросилась вдова

Лудильщику на шею.

Скрипач им больше не мешал,

И, потрясен их страстью,

Он только поднял свой бокал

И пожелал им счастья

На эту ночь!

Но бес опять его увлек:

Подсев к другой соседке,

Ее позвал он в уголок,

Где куры спали в клетке.

Ее супруг — по ремеслу

Поэт, певец натуры —

Застиг их вовремя в углу

И не дал строить куры

Им в эту ночь!

Был неказист и хромоног

Поэт, певец бродячий.

И хоть по внешности убог,

Но сердцем всех богаче.

Он жил на свете не спеша,

Умел любить веселье,

И пел он, что поет душа…

И вот что спел с похмелья

Он в эту ночь.

ПЕСНЯ

Я — лишь поэт. Не ценит свет

Моей струны веселой.

Но мне пример — слепой Гомер.

За нами вьются пчелы.

И то сказать,

И так сказать,

И даже больше вдвое.

Одна уйдет, женюсь опять.

Жена всегда со мною.

Я не был у Кастальских вод,

Не видел муз воочию,

Но здесь из бочки пена бьет —

И все такое прочее!

Я пью за круг моих подруг,

Служу им дни и ночи я.

Порочить плоть, что дал господь, —

Великий грех и прочее!

Одну люблю и с ней делю

Постель, и хмель, и прочее,

А много ль дней мы будем с ней,

Об этом не пророчу я.

За женский пол! Вино на стол!

Сегодня всех я потчую.

За нежный пол, лукавый пол

И все такое прочее!..

РЕЧИТАТИВ

Поэт окончил — и кругом

Рукоплесканий грянул гром,

И каждый нес на бочку

Все, что отдать хозяйке мог, —

Медяк, запрятанный в сапог,

Тряпье последнее в залог,

Последнюю сорочку.

Друзья до риз перепились,

Плясали до упаду

И у поэта принялись

Просить еще балладу.

Поэт сидел меж двух подруг

У винного бочонка,

И, оглядев веселый круг,

Запел он песню звонко.

ПЕСНЯ

В эту ночь сердца и кружки

До краев у нас полны.

Здесь, на дружеской пирушке,

Все пьяны и все равны!

К черту тех, кого законы

От народа берегут.

Тюрьмы — трусам оборона,

Церкви — ханжеству приют.

Что в деньгах и прочем вздоре!

Кто стремится к ним — дурак.

Жить в любви, не зная горя,

Безразлично где и как!

Песней гоним мы печали,

Шуткой красим свой досуг,

И в пути на сеновале

Обнимаем мы подруг.

Вам, милорд, в своей коляске

Нас, бродяг, не обогнать,

И такой не знает ласки

Ваша брачная кровать.

Жизнь — в движенье бесконечном

Радость — горе, тьма и свет.

Репутации беречь нам

Не приходится — их нет!

Напоследок с песней громкой

Эту кружку подыму

За дорожную котомку,

За походную суму!

Ты, огонь в сердцах и в чашах,

Никогда нас не покинь.

Пьем за вас, подружек наших.

Будьте счастливы. Аминь!

БЕСПУТНЫЙ, БУЙНЫЙ ВИЛЛИ

Беспутный, буйный Вилли

Поехал на базар.

Продать хотел он скрипку,

Купить другой товар.

Но, скрипку продавая,

Заплакал он над ней.

Беспутный, буйный Вилли,

Вернись домой скорей!

— Продай свою скрипку, Вилли.

Продай и смычок, старина.

Продай свою скрипку, Вилли,

И выставь нам пинту вина.

— Ах, если бы продал я скрипку,

Безумным меня бы сочли.

Не раз мы счастливое время

Со скрипкой моей провели!

Вот еду через город,

Гляжу — трактир открыт.

Беспутный, буйный Вилли

За стойкою сидит.

Сидит за стойкой Вилли

В компании друзей.

Беспутный, буйный Вилли,

Вернись ко мне скорей!

СТАРЫЙ РОБ МОРРИС

Вот старый Роб Моррис. А кто он таков?

Король за столом, старшина стариков.

Он славится стадом — коров и свиней

И дочкой — отрадой своей и моей.

Прекрасней, чем утро в сиянии рос,

Свежей, чем закат на лугах в сенокос,

Она, как ягненок, резва и нежна.

Мне света дневного дороже она.

Но садом и стадом отец ее горд.

В усадьбе живет он не хуже, чем лорд.

У нас же с отцом только домик и двор.

Немногого стоит такой ухажёр.

Забрезжит ли утро, — не мил мне рассвет.

Настанет ли вечер, — покоя мне нет.

Смертельную рану от всех я таю,

И жалобы грудь разрывают мою.

Была бы невеста чуть-чуть победней,

Я мог бы, пожалуй, посвататься к ней.

Как жадно я ждал бы заветного дня.

А жить без надежды нет сил у меня!

ПЕСНЯ

Как слепы и суровы

Порой отец и мать,

Что дочь свою готовы

Богатому продать.

И дочь, гонимая отцом,

Изнурена борьбой,

Должна покинуть отчий дом

И стать женой-рабой.

Так сокол над голубкой

Без устали кружит.

Своей добычи хрупкой

Злодей не пощадит.

Бедняжка мечется, пока,

Отчаянья полна,

К ногам жестокого стрелка

Не бросится она.

ПЕСНЯ ДЕВУШКИ

Он меня поцеловал

И ушел по склонам гор.

На уступы серых скал

Все гляжу я с этих пор.

Пощади его в пути,

Дробный дождь, трескучий град.

Горных троп не замети

На вершинах, снегопад!

В бледном сумраке ночном

Не кружись, метель, над ним —

Пусть он спит спокойным сном

И проснется невредим.

Пусть меня он назовет

И в долину кинет взгляд,

Путь ведет его вперед,

А любовь зовет назад.

ЛОРД ГРЕГОРИ

Баллада

Полночный час угрюм и тих.

Лишь гром гремит порой.

Я у дверей стою твоих.

Лорд Грегори, открой.

Я не могу вернуться вновь

Домой, к семье своей,

И если спит в тебе любовь,

Меня хоть пожалей.

Припомни лес на склоне гор,

Где волю я дала

Любви, с которой долгий спор

В душе своей вела.

Ты небом клялся мне не раз,

Что будешь ты моим,

Что договор, связавший нас,

Навеки нерушим.

Но тот не помнит прежних дней,

Чье сердце из кремня.

Так пусть же у твоих дверей

Гроза убьет меня!

О небо, смерть мне подари.

Я вечным сном усну

У двери лорда Грегори,

Простив его вину.

* * *

Роскошен, леди, ваш убор,

Шелками вышит ваш узор,

А Дженни в юбочке простой

И без шелков пленяет взор.

Милорд спешит в поля, в леса,

Не взяв ни сокола, ни пса.

Не лань он ищет день и ночь,

А Дженни, фермерскую дочь.

Миледи так нежна, бела,

Но не она ему мила,

Не знатный род ее, не честь,

А то, что дал за нею тесть.

Где перепелка меж болот

Сквозь вереск выводок ведет,

Там девушка живет в тиши,

Цветок, раскрывшийся в глуши.

Две стройных ножки поутру

Скользят по мшистому ковру,

И смех играет, как алмаз,

В зрачках задорных синих глаз.

Осанка леди и наряд —

Образчик вкуса, говорят.

Но та сулит нам рой утех,

Кого мы любим больше всех.

ГДЕ К МОРЮ КАТИТСЯ РЕКА

Где к морю катится река,

Быстра, бурлива и звонка,

Там я встречала паренька,

Веселого ткача.

Семь женихов из-за реки

Пришли просить моей руки.

Не рвать же сердце на куски, —

Отдам его ткачу!

Меня бранят отец и мать,

Им по душе богатый зять.

Они велят мне отказать

Веселому ткачу.

Отец мой жаден и упрям,

Грозит: «Приданого не дам!»

Но к сердцу руку я придам —

И все отдам ткачу.

Пока вода в реке бежит,

Пока пчела в цветке жужжит

И рожь под ливнями дрожит,

Любовь моя — ткачу!

* * *

Стакан вина и честный друг.

Чего ж еще нам, братцы?

Пускай забота и недуг

В грядущей тьме таятся,

Мы ловим радости в пути, —

Пугливо наше счастье.

Оно исчезнет — и найти

Его не в нашей власти.

ЗАПАДНЫЙ ВЕТЕР

Из всех ветров, какие есть,

Мне западный милей.

Он о тебе приносит весть,

О девушке моей.

Леса шумят, ручьи журчат

В тиши твоих долин.

И, как ручьи, мечты мои

К тебе стремятся, Джин.

Тебя напоминает мне

В полях цветок любой.

И лес в вечерней тишине

Заворожен тобой.

Бубенчик ландыша в росе,

Да и не он один,

А все цветы и птицы все

Поют о милой Джин.

На Клайд-реке богат, хорош

У девушек наряд,

Но лучше Джинни ты найдешь

Красавицу навряд.

Девиц мы знаем городских,

Одетых в шелк, муслин.

Но всех прекрасней щеголих

В холщовом платье Джин.

Она милей и веселей

Ягненка на лугу.

И никаких грехов за ней

Признать я не могу.

Ее глаза яснее дня,

А грех ее один:

С такою щедростью меня

Дарит любовью Джин!

О ветер западный, повей,

Зашелести листвой.

Пусть нагруженная с полей

Летит пчела домой.

Мою любовь ко мне верни

С холмов твоих, равнин.

Улыбкой пасмурные дни

Мне озаряет Джин.

Какие клятвы без числа

Соединили нас.

Как нам разлука тяжела

Была в рассветный час!

Кто знает души всех людей

До самых их глубин, —

Тот видит, что всего милей

Мне в этом мире Джин!

ИЗ ПОЭМЫ «СВЯТАЯ ЯРМАРКА»

Был день воскресный так хорош.

Все было лету радо.

Я шел в поля взглянуть на рожь

И подышать прохладой.

Большое солнце в этот миг

Вставало, как с постели.

Резвились зайцы — прыг да прыг

И жаворонки пели

В тот ясный день.

Бродил я, радостью дыша

И вглядываясь в дали,

Как вдруг три женщины, спеша,

Мне путь перебежали.

На двух был черный шерстяной

Наряд — назло природе.

На третьей был наряд цветной

По моде, по погоде

В тот летний день.

Две первых были меж собой,

Как близнецы, похожи

Унылым видом, худобой

И мрачною одежей.

А третья козочкой шальной

Попрыгивала весело

И вдруг присела предо мной

И мне поклон отвесила

В тот яркий день.

Я шляпу снял и произнес:

— Я вас припоминаю,

Но извините за вопрос, —

Как звать вас, я не знаю.

С кивком задорным головы,

Смеясь, она сказала:

— Со мною заповедей вы

Нарушили немало

В досужий день!

Я — ваша Радость, я — Игра,

А это — Лицемерье,

И рядом с ней — ее сестра,

Глухое Суеверье.

Давайте в Мохлин мы пойдем

И, если две сестрицы

Идут на ярмарку, найдем

Предлог повеселиться

Мы в этот день.

— Нет, я пойду сперва домой

И праздничную смену —

Сюртук и новый галстук мой —

Для ярмарки надену.

Поспел я к завтраку как раз,

Надел костюм воскресный.

А уж на праздник в этот час

Спешил народ окрестный

В тот шумный день.

Трусили фермеры верхом,

Шли батраки оравой.

И молодежь одним прыжком

Брала в пути канавы.

Бежали в праздничных шелках

Девицы-босоножки,

Несли сыры они в руках

И сдобные лепешки

В тот добрый день.

Монетку бросить был я рад

В тарелку с медью мелкою,

Но, уловив святоши взгляд,

Бросаю две в тарелку я.

Я в загородку заглянул.

Народ шумит, хлопочет,

Несет скамейку, доску, стул,

А кто и лясы точит

В свободный день.

Для знати выстроен навес

(Изменчива погода!).

А вот стоит вертушка Джесс,

Мигая всем у входа.

Ее подружки сели в ряд, —

Без них какая ярмарка!

А там ткачи сидят, галдят

(Из города Кильмарнока).

Пришел их день!

Здесь кто вздыхает о грехах,

Кто в гневе шлет проклятья

Тем, кто измазал впопыхах

Их праздничные платья.

Кто сверху смотрит на других

Высокомерным взглядом,

А кто веселых щеголих

Зовет усесться рядом

В привольный день.

Но бесконечно счастлив тот,

Кто, отыскав два места,

Местечко рядышком займет

С подругой иль невестой.

Глядишь, рука его легла

За ней — на спинку стула,

Потом ей шею обняла,

А там на грудь скользнула

В тот чудный день.

Уселась публика и ждет.

Ни суеты, ни шума.

Вот Моди[3] речь держать идет,

Унылый и угрюмый.

Он целый час пугает нас

Десницею господнею.

Сам дьявол от его гримас

Сбежал бы в преисподнюю

В столь грозный день.

Толкуя нам один, другой

И третий тезис веры,

Он гневно топает ногой,

Волнуясь свыше меры.

Распутника и гордеца

Громит курносый пастырь

И жжет отступников сердца,

Как самый жгучий пластырь,

В тот страшный день.

Но вот встают сердито с мест

Земные наши судьи.

И впрямь, — кому не надоест

Такое