Над морем солнечной пшеницы,
Над зыбью спелого овса,
Как часовые вдоль границы,
В тумане высятся леса.
Они стеной стоят на страже,
Качая копьями ветвей,
Чтоб не проник ордою вражьей
Покачиваясь величаво,
Стоят деревья-сторожа,
Как богатырская застава
У боевого рубежа.
В пшенице густой, колосистой
Потом стрекотать перестал, —
Обед привезли трактористу.
У края своей полосы
Сидел человек смуглолицый,
И были светлее пшеницы
Его голова и усы.
Небритый, большой, седоватый,
Землей он и нефтью пропах,
Но сразу узнал я солдата,
Прошедшего школу в боях.
Какого он рода и края,
По речи его не поймешь.
То скажет «ищу», то «шукаю»,
То скажет «люблю», то «кохаю»,
То «жито» промолвит, то «рожь».
Пожалуй, меж областью Курской
И Харьковской так говорят.
Сказал, между прочим, солдат. —
Механику я розумию,
Гонял на Кавказ грузовые,
Гонял грузовые на фронт.
А нынче до времени в тайне
Я новую думку держу:
Работать хочу на комбайне.
С войны трактора я вожу.
Что трактор, что танк — все едино.
Хиба ж не управлюсь я с ней?
И хмуро кивнул мне: — Пока! —
А я позабыл на прощанье
Узнать, как зовут старика.
Исчез он вдали, — безымянный
Работник Советской страны,
Участник великого плана,
Участник великой войны.
Песня о двух ладонях
Одной ладонью в ладоши не ударишь.
Узбекская поговорка
В ладоши
Ладонью одной
Не ударишь.
Дóрог в дороге
Две неразлучных струны
У дутара.
В дружбе живет
Их счастливая пара.
В стихах
Не живет
Одиночкой.
Дружно рифмуются
Строчка со строчкой.
С другом вдвоем
Не устанешь от ноши.
В лад ударяют
Под песню
В ладоши.
В лад
Ударяет
Высекают огонь.
Урок родного языка
В классе уютном, просторном
Заняты школьники делом —
Пишут по белому черным,
Пишут по черному белым,
Перьями пишут и мелом:
— Нам не нужна
Стройка идет в Ленинграде,
Строится наша Москва.
А на доске и в тетради
Школьники строят слова.
Четкая в утреннем свете,
Каждая буква видна.
Пишут советские дети:
— Мир всем народам на свете.
Нам не нужна
Мир всем народам на свете.
Всем есть простор на планете, —
Наши советские дети
Так изучают язык.
Наш герб
Различным образом державы
Свои украсили гербы.
И лев, встающий на дыбы.
Чтоб с государственных гербов
Грозил соседям лик звериный
Оскалом всех своих зубов.
То хищный зверь, то птица злая,
Подобье потеряв свое,
Сжимают в лапах, угрожая,
Разящий меч или копье.
Где львов от века не бывало,
С гербов свирепо смотрят львы
Или орлы, которым мало
Одной орлиной головы!
Собой украсили наш герб,
Мы не грозим другим народам,
Но бережем просторный дом,
Всему, живущему трудом.
Не будет недругом расколот
Союз народов никогда.
Сатирические стихи и эпиграммы
Урок истории
I. 1938 -1945
Новогодняя речь в парламенте 31 декабря 1938 г.
В палату óбщин, в сумрачный Вестминстер,
С высоким лбом, с волнистой шевелюрой,
С клочком волос на бритом подбородке,
В широком кружевном воротнике.
Свободное он занимает место.
Его соседи смотрят удивленно
На строгого таинственного гостя
И говорят вполголоса друг другу:
— Кто он такой? Его я видел где-то,
Но где, когда, — ей-богу, не припомню!
Мне кажется, немного он похож
На старого писателя Шекспира,
Которого в студенческие годы
Но вот встает знакомый незнакомец
И глухо говорит: — Почтенный спикер,
Из Стрáтфорда явился я сюда,
Из старого собора, где под камнем
Я пролежал три сотни с чем-то лет.
Сквозь землю доходили до меня
Недобрые загадочные вести…
Пришло в упадок наше королевство.
Я слышал, что почтенный Чемберлен
И Галифакс, не менее почтенный,
Покинув жен и зáмки родовые,
Скитаются по городам Европы,
То в Мюнхен держат путь, то в Годесберг,
Чтобы задобрить щедрыми дарами… —
Как бишь его? — мне трудно это имя
Припомнить сразу: Дудлер, Тутлер, Титлер…
Смиренно ниц склонившись перед ним —
Властителем страны, откуда к небу
Несутся вопли вдов и плач сирот, —
Британские вельможи вопрошают:
«На всю ли Польшу вы идете, сударь,
Иль на какую-либо из окраин?»[1]
Я слышал, что британские суда
В чужих морях отныне беззащитны.
Любой пират на Средиземном море
Десятками пускает их ко дну.
И раки ползают и бродят крабы
По опустевшим кубрикам и трапам.
А между тем вельможи короля
Со свитой едут в Рим, как пилигримы, —
Не на поклон к святейшему отцу,
Не для того, чтоб отслужить обедню,
Молясь об отпущении грехов,
А в гости к покровителю пиратов,
К безбожному Бенито Муссолини…
О здравый смысл! Ты убежал к зверям,
А люди потеряли свой рассудок!..
Я — человек отсталый. Сотни лет
Я пролежал под насыпью могильной
И многого не понимаю ныне.
С кем Англия в союзе? Кто ей друг?
Она в союз вступить готова с чортом
И прежнего союзника предать,
Забыв слова, которые лорд Пéмброк
В моей старинной драме говорит
Другому лорду — графу Салисбюри:
«Скорее в бой! одушевляй французов,
Коль их побьют, и нам несдобровать!..»[2]
Так говорил в Вестминстерском дворце,
В палате óбщин, строгий незнакомец
В полуистлевшем бархатном кафтане,
В широком кружевном воротнике…
Он речь свою прервал на полуслове
И вдруг исчез — растаял без следа,
Едва на старом медном циферблате
Минутная и часовая стрелки
Соединились на числе двенадцать —
И наступил тридцать девятый год.
Декабрь 1938 г.
Вся Европа
Кличет Гитлер Риббентропа,
Кличет Геббельса к себе:
— Я хочу, чтоб вся Европа
Поддержала нас в борьбе!
— Нас поддержит вся Европа! —
Отвечали два холопа.
И пустились вербовать
Многочисленную рать.
Швед
Из города Берлина,
Три бельгийца
С половиной
Да подручный
Дорио
Встать готовы
Под ружье.
Опереточный
Испанец
С шайкой жуликов
И пьяниц —
Вот фашистский
Всех мастей
И всех племен.
Вызвал Гитлер
Риббентропа
И спросил,
Нахмурив лоб:
— Это что же —
Вся Европа?
— Вся! — ответил Риббентроп.
1941 г.
Два плаката
1
Суворовцы-чапаевцы
Бьемся мы здорово,
Рубим отчаянно, —
Внуки Суворова,
Дети Чапаева
1941
2
Днем барон сказал партизанам:
«Шапку с головы долой»
Ночью отдал партизанам
Каску вместе с головой
1942
Юный Фриц, или экзамен на аттестат «зверости»
Задают ему вопрос:
— Для чего фашисту нос?
Заорал на всю он школу:
— Чтоб вынюхивать крамолу
Вот зачем фашисту нос!
Говорят ему: — Послушай,
А на что фашистам уши?
— Ухо держим мы востро,
Носим зá ухом перо.
Все, что ухом мы услышим,
Мы пером в тетрадку пишем —
В наш секретный «ташен-бух»
Вопрошает жрец науки:
— Для чего фашисту руки?
— Для чего фашисту ноги?
— Чтобы топать по дороге —
Левой, правой, раз и два!
Или газовую маску,
(Фюрер мыслит за него!)
Похвалил учитель Фрица:
Из такого молодца
Фрица приняли в гестапо.
1941
Ленинградское кольцо
«У кольца нет кольца»
Враги кричали: «Нет конца
У Ленинградского кольца
Мечом рассек его боец —
И вот кольцу пришел конец.
«Укорòтишь — не ворòтишь»
Отступая, гитлеровцы говорили в приказах о сокращении линии фронта
Глаз подбит у негодяя,
И на лбу фонарь,
Но хрипит он, угрожая:
— Ну, еще ударь!
После волжской жаркой бани Говорил он: — Ну,
Мы сочтемся на Кубани
Или на Дону!
После Дона и Кубани Он грозил не раз:
— Я вас в рог согну бараний —
Суньтесь-ка в Донбасс!
Из Донбасса отступая,
Говорил он: — Тпрру!
Дальше ехать не желаю. Суньтесь-ка к Днепру!..
Очутившись за Дунаем, Он кричал: — Ну да!
Это фронт мы сокращаем.
Двиньтесь-ка сюда!
«Укоротишь –
Не воротишь!» —
Говорит портной.
У Берлина
В три аршина
1944
«НЕ» и «Ни»
Мне рассказывал смоленский
Паренек:
— В нашей школе деревенской
Шел урок.
Проходили мы частицы
«Не» и «ни».
А в селе стояли фрицы
В эти дни.
Обобрали наши школы
И дома.
Наша школа стала голой,
Как тюрьма.
Из ворот избы соседской
Угловой
И сказал учитель: «Фразу
Дайте мне,
Чтобы в ней встречались сразу
«Ни» и «не».
Мы взглянули на солдата
У ворот
И сказали: «От расплаты
НЕ уйдет!»
Последние итоги или Дитмар в тоге
Перед последней «тотальной» мобилизацией мобилизацией 1945 года фашистский генерал Дитмар озаглавил свой очередной обзор:«Дело дошло до триариев».
Когда, бывало, в старину
Вели латиняне войну
С народом Галлии, Швейцарии, —
В несчастье обращался Рим
К последним воинам свом:
«До вас дошел черед, триарии!»
В минуту краха и аварии,
Накинув тогу, пропищал:
«До вас дошел черед, триарии!»
Откликнулись на этот зов —
И то под страхом наказания —
Ряды тотальных стариков,
Мобилизованных в Германии.
Они идут — за взводом взвод —
Из Вюртемберга, из Баварии.
Спросил фон Дитмар: «Что за сброд?» —
«А это, батюшка, триарии!»
Шнабель и его сыновья
В фашисткой Германии объявлена новая «сверхтотальная» мобилизация.
Из газет
Два у Шнабеля сына, как и он, два кретина.
Самолет заводите, миномет зарядите
Да возьмите-ка два автомата.
Нынче пишет газета: в обе стороны света
Отправляет наш Фюрер отряды.
Посылаю я Макса разгромить англосакса,
Мориц, русских громи без пощады!
Привезите побольше из России, из Польши
Шерсти, кожи, мехов побогаче.
Я оставлю в наследство вам солидные средства
И свою пивоварню в придачу!»
Сыновья с ним простились, в путь дорогу пустились.
Шнабель думает: «Где мои парни?»
Только вместо ответа бомба грохнула где-то
В самом сердце его пивоварни.
Одинок и печален, он стоит меж развалин.
В небе гулко гудят бомбовозы.
Вдруг письмо с Украины: фотография сына
На кресте из плакучей березы.
Снова бомба валится. Шнабель в норах таится.
Вдруг приходит второе известье:
Крест дубовый над Максом, что грозил англосаксам,
Крест дубовый в Парижском предместье.
Фронт восточный все ближе, англосаксы в Париже.
Над империей звон погребальный.
Старый Шнабель хлопочет, — на войну он не хочет,
Но готовится к новой «тотальной».
Новые приключения Макса и Морица
В автобусе встретился с Морицем Макс.
Спросил он: — Как ваши делишки?
Веселого мало, находите? Так-с!
Отмечу я в памятной книжке!..
Встревоженный Мориц прервал его: «Вас?
Вас заген зи[4] старый знакомый?
Я тоже могу донести, что у вас
Приемник имеется дома!»
У Макса в глазах замелькали огни,
Слетела от ужаса шляпа.
И оба стремглав побежали они
Из уст в уста
У подъездов Фридрихсплатца,
У дверей кино
Немцам по двое скопляться
Не разрешено, —
Или больше двух,
Возникает слух.
Вот покрытый сединами
Немец-генерал,
Наклонившись к рыжей даме,
Что-то прошептал.
Манием руки
В корне пресеки!
Почему же ты ни с места?
Догоняй, свисти!
Неужели от ареста
Дашь ты им уйти?
Что я вижу?
Ты недаром
К преступленью глух.
Ты в беседе со швейцаром
Распускаешь слух.
По другим домам,
От жильца пойдет к другому,
Как по проводам.
Так, по городу летая,
Запрещенный слух,
Словно стрелка часовая,
Совершает круг.
Слухи, слухи, как зараза,
Ширятся, растут.
Все отчетливее фраза:
«Гитлеру капут!»
1945
Геббельс — Гитлеру После вторжения союзных армий
Вы — предсказатель! Вы — пророк!
Предвидели вторжение.
Вот вам на голову венок —
И наше поздравление!..
Проходит поезд бронированный
Глубокой ночью без огней.
Сидит в вагоне, как прикованный,
Злодей, боящийся людей.
Кочует фюрер по Германии,
Но все равно без опоздания
Прибудет к станции Капут.
1944
Дурное воспитание
«Здесь неуместен разгул животных
инстинктов, как за рубежом».
Из фашистских газет 1945 года
Из-за границ
Вернулся Фриц
И слышит, он
Со всех сторон
Такие восклицания:
«Послушай, Фриц! —
Со всех страниц
Кричат ему газеты. —
Зачем ты грабишь частных лиц?
Зачем насилуешь девиц?
Очнись, подумай, где ты!
Ты не во Франции теперь,
Не в селах Украины.
Послушай, Фриц, скорей умерь
Когда-то грабил ты и жег
Деревни Белоруссии,
Дома Восточной Пруссии…
За рубежом
Ты грабежом
Был занят непрестанно.
Но грабить свой, немецкий, дом —
По меньшей мере странно!»
«Я не могу, — воскликнул он,
Уже остановиться!
1945
Война, как таковая
«Война является естественным состоянием человека».
А. Гитлер
«…Никому из нас не придет в голову
расхваливать войну, как таковую».
Из фашистской газеты «Вестдейтчер беобахтер»
— Нет, война, как таковая,
Не легка и не сладка! —
Говорит передовая
Из фашистского листка.
А когда-то, в дни былые,
Как родимая стихия,
Немцам истинным нужна.
Почему же неизвестный
Отзывается нелестно
О войне, как таковой?
Потому что на Востоке
В грозной схватке
