«Мурзилка!» — испуганный цензор вскричал

И весь покраснел — до затылка. —

Ведь это же школьный

Крамольный

Журнал

С названием страшным: «Мурзилка»!

Отправить назад он велел этот груз —

Учащихся орган печатный.

С французской границы в Советский Союз

Помчалась «Мурзилка» обратно.

А так как известно, что я состою

Сотрудником нашей «Мурзилки»,

Французским властям я вопрос задаю

По поводу этой посылки:

Какую опасностью Брюн или Кэй[8],

Была продиктована мера,

Закрывшая доступ «Мурзилке» моей

В отчизну Вольтера,

Мольера?

Мы знаем, почтенные Брюн или Кэй,

У вас не трясутся поджилки

При виде заморской стряпни для детей

Где столько убийц и зарытых костей.

(Чего не бывает в «Мурзилке».)

Зачем о свободе печати кричать

Пред каждою выборной урной?

Одна у жандармов свободна печать,

А именно: штемпель цензурный!

Конь в сенате

Генерал Омар Брэдли выступил в комиссии американского сената с агрессивной речью.

Когда-то, много лет назад,

Желая римлян огорошить,

Властитель Рима ввел в сенат

Свою оседланную лошадь.

А в наши дни в другой стране,

По сообщениям печати,

Не лошадь видели в сенате,

А генерала на коне.

В сенат галопом въехал Брэдли,

Заокеанский генерал,

И по-военному, не медля,

На все вопросы отвечал.

О наступленьи, о десантах

Хрипел он, шпорами звеня,

И адъютанты в аксельбантах

Держали под узцы коня.

Услышав эти речи Брэдли

Весь мир подумал: «Уж не бред ли?

Быть может, генерал сошел

С того, с чего сошел когда-то

Его учитель бесноватый —

Покойный мистер Форрестол!»

Министр по делам разооруженья

Благочестив миролюбивый Стассен,

Но в сущности весьма огнеопасен.

В его петлице — пальмовая ветка,

Но он сидит на бомбах, как наседка,

И в этом интересном положенье

Рассматривает план разооруженья.

Как спасти человечество от человечества

Доктор философии, священник Вильям Сноу, выступая с проповедью в Южной Англии, заявил, что миру угрожает не война, а перенаселение… Он предложил создать международный парламент, который устанавливал бы определенную квоту рождаемости для каждой страны на каждый год.

 

Вещает проповедник тленья:

— Опасна людям не война.

Опасно перенаселенье,

Деторождаемость страшна.

Он восклицает: — О народы!

Пусть вам парламент каждый год

Дает лицензии на роды

И регулирует приплод.

Зовет к войне, зовет к разбою

Оратор, не жалея сил.

Ах, очень жаль, что он собою

Планету перенаселил!

И если есть еще к тому

У проповедника наследник,

Спросить уместно: почему

Мировоззренью своему

Неверен мрачный проповедник,

Зовущий мор, войну, чуму?

И если надо в самом деле

Слегка уменьшить род людской,

Он должен был для этой цели

Свое потомство в колыбели

Прихлопнуть пастырской рукой!..

Две пары

Во многих семьях парижан

Еще не сняли траура,

А уж во Франции Шумàн

Встречает Аденауэра.

И вот идут они вдвоем

К американцам на прием.

За ними крадутся вдоль стен

Два призрака, два духа.

«Послушай, старый друг Петэн! —

Бормочет Гитлер глухо, —

— Мой Аденауэр, твой Шумàн —

Способные ребята!

Они затеяли роман,

Как мы с тобой когда-то…»

«Ах! — говорит другой мертвец, —

Нам радоваться рано.

Давно известен мне конец

Подобного романа!..»

Вот так фунт!

Над Темзою в старинном банке

Сошлись на несколько секунд

Английский фунт

И горделивый доллар янки.

— Мое почтенье, старый друг! —

Сказал американец гордо: —

Как изменил тебя недуг!

Ты на ногах стоишь нетвердо.

Скорее покорись судьбе.

Тебе поможет лишь больница.

И я советую тебе

На девальвацию ложиться.

Ты потеряешь фунт другой,

Бодрее станешь и моложе,

И для тебя, мой дорогой,

Я сделаюсь еще дороже!..

— Есть! — отвечал английский фунт

И стал пред долларом во фрунт.

Сор из избы

О гвоздях

Стремясь порядку научить людей,

Директор парка не щадил гвоздей,

В могучий ствол дубовый

Забил он гвоздь двенадцатидюймовый.

А в этот бук

Вогнал гвоздей огромных двадцать штук,

Чтоб вывесить такие объявленья:

«Оберегайте лесонасажденья!»,

«Не рвать цветов!», «Запрещено курить!»,

«Не мять газонов!», «В парке не сорить!»

«Нелья плевать!» и «Дорогие детки!

Не обрывайте у деревьев ветки!..»

На всех стволах, куда ни кинешь взгляд,

Таблички аккуратные висят.

Взгляните на каштан или на бук вы, —

С каким искусством выведены буквы:

«Налево — душ!», «Направо — тир и клуб»,

Когда бы говорить умел ветвистый дуб,

Столетний дуб с табличкой «Детский сектор»,

Он акричал бы: «Милый мой директор,

Порой друзья страшнее, чем враги,

Ты от себя меня обереги!»

______

Мы с вами книги детские видали,

Пробитые насквозь гвоздем морали.

От этих дидактических гвоздей

Нередко сохнут книжки для детей…

Мораль нужна, но прибивать не надо

Ее гвоздем к живым деревьям сада,

К живым страницам детских повестей.

Мораль нужна. Но — никаких гвоздей!

Столочеловек

Как будто слился воедино

Он со столом своим навек.

Теперь он стол наполовину,

Наполовину человек.

Сидит он, вытесанный грубо,

Как идол о шести ногах.

Две пары ног его — из дуба,

А третья пара в сапогах.

Ленивой косности образчик,

Едва глядит он из-под век.

И ваше дело в долгий ящик

Бросает столочеловек.

Устроен этот «долгий ящик»

В столе, как некий саркофаг,

Для всех входящих, исходящих

И неподписанных бумаг.

Истлеет в ящике бумага,

Покуда столочеловек,

Достав дела из саркофага,

Поставит подпись: «Имярек».

Но говорят: настанет дата,

Когда искусная пила

Отпилит стол от бюрократа

И бюрократа от стола!

Зубная быль

В дверь поликлиники зубной

Вбежал взъерошенный больной,

Большим обвязанный платком

С торчащим кверху узелком.

Был у него жестокий флюс,

Перекосивший правый ус.

А слева был такой же флюс,

Перекосивший левый ус.

Больной был сумрачен и зол:

Два зуба вырвать он пришел,

Два крайних зуба с двух сторон, —

Как говорится, — с корнем вон!

— В какой пройти мне кабинет?

Спросил он даму средних лет.

Но услыхал в ответ слова:

— Зарегистрируйтесь сперва.

— Вы что, смеетесь надо мной? —

Взревел в отчаянье больной.

— Простите, я, быть может, груб,

Но сто чертей сверлят мой зуб!

В ответ — бесстрастные слова;

— Зарегистрируйтесь сперва.

Идет он, проклиная свет,

К другой особе средних лет

И ждет, пока, припудрив нос,

Она начнет чинить допрос.

— Где родились? Вам сколько лет?

Лечились раньше или нет?

Национальность. Должность. Стаж.

Образованье. Адрес ваш…

Вопросов, двадцать задала

Особа, сидя у стола.

Когда ж спросила наконец:

— Болел ли корью ваш отец? —

Больной сорвал с распухших щек

Узлом завязанный платок

И, привязав шпагат к зубам,

Себе два зуба вырвал сам…

Два крайних зуба с двух сторон, —

Как говорится, — с корнем вон!

Новая сказочка про дедку и репку

Посадил дедка репку,

Стал дожидаться урожая,

Выросла репка большая-пребольшая!

Дедка — за репку,

Тянет-потянет,

Вытянуть не может.

Поклонился дед райисполкому.

Поклонился агроному

Областному.

Помощи ждет от них старый,

А они ему — циркуляры,

Всякие формы да анкеты.

Просят дать подробные ответы:

— Вся ль у вас отчетность в порядке?

Учтены ли за последний год осадки?

Из какого расчета с гектара

Есть на месте у вас «репкотара»?..

Начинает дед писать ответы

На запросы, циркуляры и анкеты.

Пишет-пишет, дописать не может,

Вычитает, складывает, множит.

Помогают дедке бабка, внучка,

Помогают кошка, мышка, Жучка:

Бабка с дедкой роются в отчетах,

Жучка с внучкой щелкают на счетах,

Кошка с мышкой извлекают корни,

Ну а репка с каждым днем упорней,

Не сдается, держится крепко…

Уж такая уродилась репка!

Цифры-то у деда в порядке, —

Только репка до сих пор на грядке!

Как маленькая свинка стала большой свиньей

Была она пегой,

Была она пестрой,

Была она толстой,

Как все ее сестры.

Была она

Низкого роста.

Была совершенно

Бесхвоста.

Росла эта свинка

В семье городской,

Но звали ее

Почему-то морской.

Она соглашалась,

Не споря,

Хоть сроду не видела

Моря.

Хозяева знали:

От этакой свинки

Не будет щетинки,

Не будет ветчинки.

И вот ее отдали

В руки

Служителя

Строгой науки.

В научный

Попала она институт,

Который

Немыслимым словом зовут.

Капусту и кашу

Давал ей ученый,

Давал простоквашу

И сахар толченый.

Она измеряла

Температуру

И даже попала

В литературу.

Писали о роли

Ее в медицине,

Причем называли

Ее по-латыни!

Найдя ее снимок

В научном журнале,

Ее среди свинок

Мы сразу узнали.

Узнали морскую

Бесхвостую свинку,

Крутой ее профиль

И жирную спинку.

Но после статьи

И портрета в журнале

Мы свинки знакомой

Уже не узнали.

Такой она стала

Надменной и гордой.

Не свинка, а дочка

Английского лорда!

Она пожелала,

Чтоб все секретарши

Ее называли

Сотрудницей старшей,

Чтоб дали ей флотскую

Форму

И корму

Недельную норму,

Чтоб ей присудили

Научную премию

И даже избрали

Ее в академию…

Несносную свинку

Полгода назад

Директор отправить

Решил в Зоосад.

И там затерялась,

Как в море песчинка,

Морская,

Но моря не знавшая

Свинка.

Сказочка про маму, дочку и прохожих

Свою девчонку за ручонку

Из парка женщина вела,

А все твердили им вдогонку:

— Как эта девочка мила!

Тряхнула девочка кудрями,

Хоть и была еще мала,

И нараспев сказала маме:

— Ты слышишь, мама? Я мила.

— Ну что ты! — мать сказала крошке,

На взрослых бросив гневный взгляд. —

Не про тебя, а про сапожки

Твои, должно быть, говорят.

Идут вперед. А слева, справа

Толкуют люди меж собой:

— Как эта девочка кудрява!

Как цвет идет ей голубой!

Смущенно мама шепчет дочке,

Пройти стараясь поскорей:

— Им очень нравятся цветочки

На новой кофточке твоей.

А на автобусной стоянке,

Куда спешили дочь и мать,

Две толстощекие гражданки

К ребенку стали приставать.

— Ах, что за пупс! — пропела дама. —

Ну прямо куколка — точь-в-точь!

— Довольно! — вымолвила мама. —

Калечьте собственную дочь!

Урок вежливости

Медведя лет пяти-шести

Учили как себя вести:

В гостях, медведь,

Hельзя pеветь,

Hельзя гpyбить и чваниться,

Знакомым надо кланяться,

Снимать пpед ними шляпy,

Hе настyпать на лапy,

И не ловить зyбами блох,

И не ходить на четыpех.

Hе надо чавкать и зевать,

А кто зевает всласть,

Тот должен лапой пpикpывать

Разинyтyю пасть.

Послyшен бyдь, и вежлив бyдь,

И yстyпай пpохожим пyть,

А стаpых yважай.

И бабyшкy-медведицy

В тyман и гололедицy

До дома пpоважай!

Так Мишкy лет пяти-шести

Учили как себя вести…

Хоть с видy стал он вежливым,

Остался он медвежливым.

Он кланялся соседям —

Лисицам и медведям,

Знакомым место yстyпал,

Снимал пpед ними шляпy,

А незнакомым настyпал

Всей пяткою на лапy.

Совал кyда не надо нос,

Топтал тpавy и мял овес.

Hаваливался бpюхом

Hа пyбликy в метpо

И стаpикам, стаpyхам

Гpозил сломать pебpо.

Медведя лет пяти-шести

Учили, как себя вести.

Hо, видно, воспитатели

Hапpасно вpемя тpатили!

Басенка о Васеньке

В одной из школ

Есть у меня знакомый мальчик Вася.

Два года он учился в первом классе

И во второй с натяжкой перешел.

Вот осенью явился в первый раз

К дверям второго класса наш Василий.

А двое новичков его спросили:

— Не можешь ли сказать, где первый класс?

— Не помню! — отвечал с презреньем Вася.

Давно я не бываю в первом классе!

Читатель, если новый чин у вас,

Не надо забывать свой прежний класс!

Великий немой

Молчанье в критике царит

По части детской книжки.

— О детях, — критик говорит,

Я знаю понаслышке.

— Я, — говорит, — не педагог,

Предмет я изучить не мог,

А мне нужна конкретность…

С такого критика налог

Берите за бездетность!

Кандидаты в кандидаты

Гораций с Овидием —

Двое приятелей —

Явились в президиум

Союза писателей…

Попали к швейцарше,

Потом к секретарше.

В тот день заседали

Все те, кто постарше.

И молвил в смущенье

Почтенный Гораций,

Его заявленье

Приводим мы вкратце:

«Страницы латыни

Давно уж не в моде,

Но можно их ныне

Читать в переводе.

Сказали в Гослите:

Стара наша муза.

Однако примите

Нас в члены Союза.

А если нас в члены

Принять рановато,

Мы просим смиренно

Принять в кандидаты.

Хоть мы староваты,

Но думаем все же,

Что есть кандидаты

Немногим моложе!»

Начинающему поэту

Мой друг, зачем о молодости лет

Ты объявляешь публике читающей?

Тот, кто еще не начал, — не поэт,

А кто уж начал, тот не начинающий!

Меры веса

Писательский вес по машинам

Они измеряли в беседе:

Гений — на «зиме» длинном,

Просто талант — на «победе».

А кто не сумел достичь

В искусстве особых успехов,

Покупает машину «москвич»

Или ходит пешком. Как Чехов.

Чемодан

Прекрасный новый чемодан

С двумя блестящими замками

Перевидал немало стран

И весь обклеен ярлыками.

А надписи на ярлыках —

На всевозможных языках.

Ну что ж, поверим чемодану,

Что он объехал целый мир,

Видал Бомбей, Багдад, Лозанну,

Париж, Венецию, Каир,

Видал Помпею, Геркуланум…

И все ж остался чемоданом!

Басня о куриной слепоте

— Зачем вспахали этот луг

От края и до края? —

Сказала, поглядев вокруг,

Двухлетняя гнедая. —

Узор цветов был так хорош

До этой глупой вспашки.

А после вспашки не найдешь

Ни кашки, ни ромашки!

— Да, — отозвался вороной, —

Ковер наш изумрудный

Изрезал плугом, бороной

Хозяин безрассудный.

— Смешно, поистине смешно!

С ума сошел он, что ли? —

Сказали гуси. — Он зерно

Разбрасывает в поле!

Пробились первые ростки,

Становятся все выше…

— Живем! — сказали хомяки

И полевые мыши.

Но вот, когда поспела рожь,

Пшеница пожелтела,

Колосья жнейкой сняли сплошь,

И поле опустело.

— Как поживешь да поглядишь,

На свете мало толка! —

Друг другу жаловались мышь,

Хомяк и перепелка.

Пшеницу, рожь, овес, ячмень

Убрали люди с поля.

И было слышно в ясный день,

Как мельницы мололи…

— Зерно, отличное зерно

Отборнейшей культуры

Зачем-то в пыль превращено! —

Негодовали куры.

_____

Читатель! Что ни делай ты,

Тебя осудит кто-то,

Взглянув на дело с высоты

Куриного полета.

ПЬЕСЫ

Двенадцать месяцев (драматическая сказка)[9]

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Мачеха.

Дочка.

Падчерица.

Королева — девочка лет четырнадцати.

Гофмейстерина